Крест в законе
Шрифт:
– Что я намерен делать - мои проблемы, - упрямо заговорил Лопатин. Алкоголь, принятый им в баре, некоторым образом раскрепощал его, способствовал даже некоторой развязности.
– Вы мне лучше скажите, сколько за эти бумаги заплатите?
– Сложный вопрос, - вполне серьезно ответил Извеков.
– Ведь мне даже неизвестен характер этих документов! Откуда я знаю их реальную значимость и, соответственно, стоимость?!
– Ну, если вам не лень было тащиться за ними аж в саму Америку, то, думаю, ценность их довольно велика, - самоуверенно заявил Лопатин.
– Стали бы вы суетиться за ломаный грош, как же! И что касается содержания бумаг. Как говорится, кот в мешке не устроил бы ни вас, ни ваше начальство, - уж не знаю, кто за вами стоит. Вы хотите получить конкретные документы, «загрифованные» как совершенно секретные. Так что не стройте из себя простака.
– Ну, допустим, - кивнул Извеков.
– Допустим, что меня интересуют бумаги с совершенно конкретным и известным мне содержанием. И я эти бумаги в конечном счете получу, чего бы мне это ни стоило. Вы же взамен рассчитываете не только сохранить себе жизнь, но и неплохо заработать на этой сделке. Все сказанное допустимо и осуществимо практически. Но с чего вы взяли, что лишь этими документами ограничена моя цель?
– Что еще вас интересует?
– Лопатин напрягся.
– Жизнь Таганцева и его жены, - коротко и сухо ответил Извеков.
– Они должны умереть, как только в моих руках окажутся документы. Что, струсили?!
– Он испытующе посмотрел на Лопатина.
– Не с руки лучшего кореша и братана по бригаде «исполнять»?! Или мало смертей на твоей совести, сучонок?! Сюда смотри! В глаза!
А Лопатин и посмотрел. Без тени смятения, без какой-либо растерянности или робости. Николая Извекова даже удивил этот прямой, ничем не замутненный взгляд.
– Убьешь Таганцева?
– спросил напрямую.
– Легко, - односложно ответил Лопатин, даже не пытаясь отвести взгляд.
– Однако, - невольно произнес полковник.
– Как у вас все просто, у братанов! Вчера еще корешились, кровью братались, клялись на могилах братвы в вечной преданности, а уже сегодня готовы перегрызть друг другу глотки… как собаки…
– Вы мою совесть не будите, - хмуро проговорил Лопатин.
– Бесполезно, нет ее у меня давно. А жить хочется, это правда. И жить хочется хорошо. А что Таганка?! Он бы и сам убрал меня, как только пристроил бы эти документы. Это сейчас ему помощники нужны! А как только бумаги продаст, тут же от всех лишних людей избавится. Да я уверен, что он и бабу свою не пожалеет!
– По себе судишь?
– спросил Извеков. Но тут же решил не накалять больше обстановку.
– Ладно-ладно, не принимай близко к сердцу. Это я так сказал, по старой привычке. Ты ведь мне раньше кем был?
– Кем?
– непонятливо заморгал Лопатин.
– Врагом ты мне был!
– бодро ответил Извеков на свой же вопрос.
– А теперь, получается, друзьями мы стали! Не разлей вода друзьями!
– Таких друзей… - буркнул себе под нос Лопатин.
А Извеков сделал вид, что не услышал этой реплики.
– Ладно, говори, сколько ты хочешь денег за всю работу - за документы и Таганцева с его женой?
– Миллион, - ответил Лопатин.
– Миллион - чего?
– на всякий случай переспросил обалдевший Извеков.
– Долларов, конечно! Не рублей же российских! Вот вы даете, тоже мне! На меньшее я не согласен, так что подумайте.
– Лопатин сделал попытку встать со скамьи.
– А я и думать не буду, - невозмутимо ответил ему Извеков.
Лопатин снова сел.
– Да-да, я и не собираюсь ни о чем думать, - коварно улыбнулся полковник.
– Весь наш с тобой разговор записан на диктофон. Это - во-первых. Во-вторых, мои люди со стороны вели видеосъемку всей нашей встречи. А в-третьих, ты еще не успеешь добраться до дому, как твой сучий потрох Таганцев уже будет знать в подробностях, с кем и для чего ты только что здесь встречался. Такой расклад тебя устраивает?
– Нет… - еле выдавил из себя Лопатин.
– Скажите… сколько вы можете мне заплатить?
– Сто тысяч долларов наличными, не больше. И это - мое последнее слово. Иначе тебе конец. Будешь думать над моим предложением или сразу согласишься, чтобы не огорчать меня?
– Я согласен…
– Так-то оно лучше, - благосклонно ответил Извеков.
– Получи задаток.
– Как жирную точку поставил.
Полковник сунул руку в карман, и Лопатин почему-то подумал, что тот сейчас выстрелит, не вынимая ствола, прямо через полу пиджака, как не раз показывали в кино про шпионов. Или уколет его отравленной иглой. Или еще что-нибудь придумает, чтобы мгновенно умертвить хорошего пацана Серегу Лопатина. Внутренне сжавшись в комок, Кнут приготовился бесславно умереть здесь, на неприметной скамейке в Нью-Йоркском сквере Fortuna.
Но выстрел не прозвучал. И шприц с ядом полковник доставать из кармана не собирался. Напротив, он протянул Кнуту конверт с деньгами.
– Здесь - ровно пятьдесят тысяч, - сказал Извеков.
– Остальные получишь, когда сделаешь дело. И поверь, дурачок, это самое лучшее, что вообще можно тебе предложить. Живи и радуйся!
Только теперь Лопатин заметил, как метрах в двадцати от них тускло мелькнул объектив видеокамеры. Какой-то мужик фиксировал их встречу и собственно факт передачи конверта с деньгами.
Какой он дурак! Зачем он поперся на встречу с этим человеком?! Что теперь с ним будет?! Как выжить, попав в такую западню?!
Впрочем, отвечать на все эти вопросы было уже поздно.
А Извеков медленно поднялся со скамьи и, даже не посмотрев больше в сторону Лопатина, не торопясь пошел прочь.
Цифровым мини-фотоаппаратом известной фирмы Siemens Таганку заблаговременно по его же просьбе снабдил Алекс. Это был не просто фотоаппарат. Штуковина относилась к разряду специального оборудования агентов разведки и контрразведки.
– Андрей, будь аккуратен и осторожен, - наставлял Таганку Честер.
– Попадешься с этим прибором в руки полиции - тут же будешь обвинен в шпионской деятельности. В фирменных магазинах корпорации Siemens такие игрушки не продаются. И на всякий случай помни о его стоимости.
– Честер покрутил в руке маленькую коробочку - значительно меньше обычной сигаретной пачки, - облаченную в корпус из мягкого пластика.
– А сколько он стоит?
– просто ради интереса спросил Андрей.
– Примерно столько же, сколько может стоить автомобиль «ламборджини» или «феррари» последней марки! Ну, или немного больше…