Крест
Шрифт:
Вениамин Яковлевич Кузнецов, лечащий врач, был для нас идеалом доктора. Мы его очень любили и между собой называли «папа Веня» или «Витамин». Это был солидный мужчина с добрыми глазами, не очень разговорчивый, но понимающий душу ребёнка. Никогда не повышал голоса на кого бы то ни было. После двух лет лечения в санатории стало ясно, что без операции мне не обойтись, чувствительность к ногам не возвращалась, паралич не отпускал. Всё чаще стала слышать слово – «операция». Меня стали к ней готовить. Папа Веня подолгу разговаривал со мной, успокаивал все возрастающий во мне страх. Операции в то время делали не так часто. Медицинским заведением, курирующим наш санаторий, был Институт хирургического туберкулеза в Ленинграде (ЛИХТ). Специалисты данного института, а также из Москвы приезжали в Кирицы для консультаций, консилиумов. На одном из них решено было, что только операция сможет вернуть моим ногам чувствительность, жизнь. Причина болей была в том, что спинной мозг у меня был сдавлен разрушенными туберкулезом позвонками на уровне верхнего грудного отдела. Все возможные методы, примененные ко мне, не помогли. Осталось последнее – скальпель. В один из зимних дней я была прооперирована. Проснулась в послеоперационной палате поздним вечером. Лежала на животе без подушки. Очень болело горло от трубки. Издалека услышала голос Вениамина Яковлевича, который повторял: «Галя, просыпайся». Я с трудом приоткрыла один глаз и попросила, чтобы он взял меня за руку. Он погладил меня и сказал: «Ну-ка попробуй пошевелить пальцами правой ноги» Я еще плохо соображала после наркоза, но увидела, как он широко улыбнулся. «Папа Веня, пальцы шевелятся?» – спросила я. «Скоро танцевать будем», – довольно проговорил он. Мне была сделана фиксация позвоночника, то есть кусочек моего ребра поставили между сдавливающими спинной мозг позвонками, освободили его. Теперь нужно было ждать, когда мой трансплантат вживется в непривычное для него место.
Четыре месяца, тягостных для меня, я лежала только на животе. Нельзя было поворачиваться на бок, и вообще менять позу. Даже повернуть голову вначале не было сил, помогала сестричка. Самым неудобным в моем положении были туалетные процедуры, ведь всё делалось лёжа на животе. Но все терпение мое искупалось тем, что страшные приступы боли прошли, и я наконец-то после долгих лет стала чувствовать мою бедную ногу. Какое счастье было шевелить пальцами, ощущать, что она жива! Но суставы после долгого пребывания в гипсе перестали гнуться. Предстояла очень болезненная разработка коленных суставов, от которой искры сыпались из глаз от боли и слезы текли сами собой. Но все это было уже не так страшно. Главное – паралич оставил меня. Я больше не страдала от болей, годами изнуряющих моё тело, мозг и душу мою.
Через четыре месяца меня перевернули на спину. Боже! Вся палата стала кувыркаться, меня стошнило. Теперь нужно было привыкать к новому положению – лежать на спине. Но уже без гипса, гипсовых кроваток, без боли. Я была на седьмом небе от счастья! Девочки в палате помогали мне догонять учебные темы, от которых я отстала в послеоперационный период. Учебный год продолжался. Мы учились уже в девятом классе. «Кирицы» стали для меня домом, школой, больницей, дружным коллективом. Люся Погудина из Томской области, я знаю, что у тебя сейчас трое детей, есть внуки. Катя Мохнаткина, как ты живешь на родной Камчатке? Люба Семиделова из Казахстана, как твои дела? А у тебя, Володя Лобанов, все ли хорошо на дальнем Владивостоке? Танечка Рузайкина и Оля Корнюшова, у вас все ли благополучно? Вы из Кемеровской области, рядом друг с другом, наверное, встречаетесь? Слава Ходоренко – ты у нас был самым умным, закончил Минский университет. А сейчас как живешь? Аркадий Ким, помнишь, как мы наперебой занимали очередь за фантастикой?
Из девочек я одна увлекалась чтением научно-фантастической литературы. Мальчишки, зная это, оставляли мне вновь поступившие книги в санаторскую библиотеку. Иван Ефремов, Александр Беляев, Артур Кларк, Айзек Азимов, Александр Казанцев, Герберт Уэллс, Станислав Лем, братья Стругацские – фамилии этих писателей я помню с тех самых школьных лет. Перечитала всё, что было в библиотеке санатория. В определённые дни недели библиотекарь разносила книги по палатам и по нашим заявкам. В годы полёта космонавтов поднялся интерес к астрономии, вопросам полёта к планетам солнечной системы и в дальний Космос. Я мечтала о встрече с инопланетянами, которые научат человечество новым технологиям, скоростным полётам к дальним галактикам. Верила, что всё должно случиться при нашей жизни. Фантазировать я любила и умела. А пока с увлечением «глотала» книги на эти темы.
Завучем у нас работала Елена Александровна Деллавос. Семья ее была из старых аристократов. Она знала кроме русского еще четыре иностранных языка и одна преподавала их нам: немецкий, английский, французский и испанский. Речь ее и манеры были изысканны, интеллигентны. Она учила нас нормам этики и морали, была строга и великодушна. Елена Александровна жила одна, а потому всё своё время отдавала детям. Почти все вечера проводила с нами. На какие только темы мы не разговаривали! Человек высокой культуры, она прививала её и нам. Много лет мы с ней переписывались после моего выздоровления. Она поздно ушла на пенсию, переехала в Москву к престарелой сестре. Потом переписка резко оборвалась. И я поняла, что случилось то, что случится с каждым из нас в свое время.
Очень запомнился мне наш учитель математики. Радин Сергей Иванович. Он носил звание «заслуженный учитель России». Хоть я и не дружила с математикой, его ждала с нетерпением. На урок в палату учитель приходил с гитарой. Объяснив тему, чувствовал нашу усталость или то, что мы начинаем отвлекаться. Брал гитару и пел романсы. Дав небольшую передышку, продолжал урок. Рядом с моей стояла кровать Вали Киселевой. Автором учебника математики был тоже Киселёв. Валя, как и я, не знала и не любила этот предмет. Когда Сергей Иванович говорил: «Берите Киселева» – имея в виду учебник, Валя, слыша свою фамилию, вздрагивала всем телом и глубже залезала под одеяло. Перед контрольными она подговаривала меня попросить помощь у Славы Ходоренко. «Он больше никому не помогает», – говорила она. Я наотрез отказывалась. Но Слава сам решал мой вариант, бросал на мою кровать шпаргалку, а потом брался за свой. Валя хватала спасительную бумажку и быстро списывала решение.
У Славы тоже были парализованы ноги. Ему делали операцию, как и мне, но она не помогла. Выписался он на коляске. Не у всех операции проходили удачно и не всех они ставили на ноги. Мне повезло. Наконец, через шесть месяцев после операции меня впервые за много лет поставили в вертикальное положение. Перед глазами всё поплыло. Медсёстры держали меня с двух сторон, а я боялась открыть глаза – палата сразу начинала переворачиваться. В первый день стояла одну минуту, потом две. Так каждый день, прибавляя немного во времени. Я заново училась ходить на костылях. Когда лежала, меня часто мучил вопрос – как нужно повернуть в сторону, если идешь прямо? Как правильно ставить ногу? Внимательно присматривалась к походкам взрослых, училась теории ходьбы. Мышцы за долгие годы совсем ослабли, атрофировались. Кожа висела тряпкой на ногах. Я придумала себе упражнение для укрепления мышц. Держась руками за изголовье кровати, вставала на цыпочки, опускалась на стопу и так повторяла и повторяла до изнеможения. Постепенно ноги перестали быть тонкими палками, обретали нужную форму, округлялись мышцы. Очень страшно было ходить на костылях по лестнице, особенно спускаться вниз. Я боялась упасть и сломать всю операцию. Но девочки страховали меня и учили правильно ставить ноги на ступеньки. Это здоровые не замечают элементарных вещей, все движения выполняют автоматически, не задумываясь над тем, что больному, к примеру, небольшая ямка на дороге является препятствием для движения. Или элементарное принятие ванны составляет большого труда.
Постепенно научилась сама спускаться и подниматься по лестнице. Забылась многолетняя боль. Я становилась такой, какой была до паралича. Молодость брала своё. Вновь вспомнила, что такое смех, шутки, песни. С девочками выходили в парк, гуляли, пели песни под гитару. Вся та жизнь у меня осталась на фотографиях. Вот мы лежачие смотрим кино, вот я учу уроки, а это меня катают ходячие по парку. Потом я уже хожу сама, а это мои дорогие подруги, с кем пришлось провести долгие месяцы.
С наступлением тепла нас вновь перевели в парковые павильоны, на воздух. Мы заканчиваем десятый класс. Многие девочки выписались и уже из дома пишут письма. После экзаменов учителя устроили нам выпускной вечер со сладостями и лимонадом. Теперь выписываться нужно всем. Кто нуждается в продолжении лечения, того переводят во взрослый санаторий. За каждым из нас приезжает кто-то из родственников. Расстаёмся со слезами, фотографируемся на память. Раньше всех приехали за Катей Мохнаткиной с Камчатки. Девочки говорят: «Скоро, Тарасик, приедут за тобой». Так меня звали по моей фамилии Тарасова. Мама написала мне, что сама пока не сможет приехать. Приедет дядя, ее брат из Подмосковья. А она потом заберет меня. К тому времени я уже довольно хорошо научилась ходить без костылей.
Дядя приехал днем. Я не знала его в лицо, да и он видел меня в последний раз, когда мы переезжали в Сибирь. С тех пор прошло более десяти лет. Он вошёл в павильон, и я интуитивно поняла, что приехали за мной. Дядя молча всматривался в лица девочек, видимо, стараясь вспомнить меня. Мне стало интересно, узнает ли он свою племянницу, и я молча наблюдала за ним. Наконец он подошёл к моей подруге и сказал: «Здравствуй, Галя». От обиды у меня выступили слёзы. Так хотелось, чтобы меня признали своей родственницей, чтобы я была похожа на родню, а дядя Вася прошёл мимо, даже не остановив взгляда на мне. Девочки показали в мою сторону. Мы обнялись, и я стала собираться в большую жизнь. Провожали меня и одноклассники, и няни, и сестрички, доктора, и даже повара. «Такой тяжелой больной, – говорили они, – у нас ещё не было». Я до сих пор не забыла, как в послеоперационной палате, когда я ничего не ела, они готовили все по моему желанию: то куриный бульон, то беляши, то салат. Спасибо всем, всем, кто принимал участие в моей судьбе. Спасибо Евгению Ивановичу – рентгенологу, за ту осторожность, с какой он делал мне снимки, чтобы лишний раз не причинить боль, не шевелить меня. Особенно моему спасителю Вениамину Яковлевичу Кузнецову. На протяжении всей жизни я не забывала о нем и благодарила Господа, что послал мне такого доктора.
Когда-то, поступив сюда полуживой, я не верила, что здесь меня поставят на ноги. Хотелось только одного – избавиться от ужасной боли, отнимающей у меня все силы. И вот теперь я уезжаю домой на своих ногах, и даже без костылей. Слово «Кирицы» стало для меня родным. Оно созвучно со словом «Криницы» – колодец, родник. Это настоящий родник с живой водой, который возвращает к жизни обделенных здоровьем детей, таких, как я. И сейчас, случайно встречаясь с теми, кто когда-то проходил лечение в этом чудесном санатории, мы чувствуем себя родными людьми. Родными не только по несчастью, но и по тому ощущению силы духа, заложенного в нас докторами, учителями, воспитателями, который поддерживает нас на протяжении всей жизни.