Крестная дочь
Шрифт:
– Кучеряво живешь, – подводя итоги наблюдениям, сказал Девяткин. – Без бля, завидую. Но…
– Что «но»? – насторожился Назар.
– Но в твоем доме дворцового типа пахнет, как в мертвецкой, – сурово свел брови Девяткин. – Если устроить тут еще два зимних сада, даже три, а на всех подоконниках герань поставить, аромат цветов все равно не перебьет паршивый трупный запах. А поглядишь на твой выводок и твою телку, – Девяткин показал пальцем на портреты детей и жены, – прямо-таки особы голубых кровей. Особенно детки.
После бездарного провала засады в больницы, гибели Рувинского и двух оперативников,
– Это в каком смысле? – хозяин чутко повел носом, он не сразу понял образные иносказания милиционера.
– В том смысле, что трупов на тебе – без счета. Пролитую кровь надо ведрами мерить. Калькулятором считать. Но со счета все равно собьешься. Вот и воняет тут мертвечиной.
– То дела давно минувших дней, – Назар увял, как засохший цветочек, и беспокойно заерзал на кресле. – Когда я начинал, иначе нельзя было. Времена были волчьи. А дети что… Они за грехи отцов не отвечают.
– Ты так думаешь? – насупился Девяткин. – Не отвечают? А кто тогда отвечает? Ты не отвечаешь. И дети твои тоже не отвечают. И жена. Вот я и спрашиваю: кто тогда отвечает? Может быть, она?
Девяткин показал пальцем на портрет величественно старухи, похожей на герцогиню. Мать Назара всю жизнь до старости проработала уборщицей в булочной на городской окраине. По жизни была похожа на горбатого сморщенного гнома. Теперь она доживала век в крошечном домике, издали напоминающим рубленную баньку с одним окошком, стоящую вдалеке от барской усадьбы. Платьев, расшитых серебром, и диадем с брильянтами она сроду в глаза не видела, и норковых палантинов ей не обламывалось. Саму старуху гостям не показывали, только этот портрет, потому что бабка молола всякий вздор о прошлой жизни, о работе в булочной и муже пьянице. А Назару приходилось краснеть перед людьми.
– Она-то тут при чем? – Назар поставил чашку на столик.
– И она не при чем, – кивнул Девяткин. – Это я к тому, что за грехи отцов дети отвечают. Понял? Дети. Они и только они.
Девяткин вынес этот суровый приговор, решив, что настроение Назару испортил окончательно и бесповоротно. И на сердце сразу стало легче.
– Ну, это ваше мнение, – Назар покашлял в кулак и как-то сжался, переваривая откровение. – Сами просите об услуге. Потом приходите в мой дом и говорите, что дети во всем виноваты. Это как-то… Даже не знаю… Не по-людски. Я ведь старался, пацанов на уши поставил, чтобы сегодня к утру все оформили. А вы…
– Ладно, не дуйся, как мышь на крупу, – смягчился Девяткин. – Это я вроде что-то вроде разъяснительной беседы с тобой провожу. В порядке воспитания.
Звонок мобильного телефона немного разрядил тягостную атмосферу. Назар что-то пробухтел в трубку и объявил, что можно выходить. У заднего входа в особняк стоял темный «сааб» с депутатским номером. Девяткин распахнул заднюю дверцу, развернул темный пластиковый пакет, лежавший на сидении. И осмотрел автомат и два снаряженных магазина. Он вылез из машины, поблагодарил Назара за работу.
– Автомат-то вам зачем? – подколол Назар. – Или милиционерам запретили пользоваться табельным оружием?
– Много будешь знать – недолго проживешь, – ответил Девяткин. – Расскажи поподробнее: что за машина и что за ствол?
– Тачку в угоне уже полгода, стояла где-то в отстойнике у моих парней. Словно вас дожидалась. Номера не перебивали, машину не перекрашивали. Хотели ее пульнуть в другой город, но заказов на такую тачку не было. Номера фуфловые. Но сделаны хорошо. А ствол одного приятеля, которого еще год назад закопали. Как бы бесхозный остался. Куплен с рук где-то на юге. Точно знаю, что из ствола кого-то завалили. Кого – не помню. Подходит?
– Нормально, – кивнул Девяткин. – Спасибо за работу.
– Еще один вопрос можно? Зачем вам депутатские номера?
– А тебе они для чего? Правильно. Чтобы менты не тормозили.
Он пожал руку Назару, сел за руль и поехал к воротам усадьбы. Хозяин проводил машину тяжелым взглядом и сказал водителю.
– Все-таки люди – свиньи. Сам ездит на паленой тачке со стволом, который в розыске. А мне такие понты кидает – во всем, говорит, твои дети виноваты. Ему услугу делаешь, а он… Будто на ментах крови меньше, чем на мне.
– А вы не делайте услуг в следующий раз, – посоветовал водитель.
– Ему не сделаешь, так потом столько неприятностей огребешь, что тошно станет. А Вовка Рогуль – тот и вовсе по его милости на киче заживо сгниет. Ладно… В этот раз хоть «спасибо» сказал, а не в морду съездил. Кстати, в комнатах надо проветрить. Запах действительно неприятный. Будто насрал кто-то.
Назар повздыхал и ушел в дом.
Сергей Николаевич Олейник никуда не торопился, потому что привык выезжать в аэропорт заранее. Он не любил выкидывать деньги на ветер, летал эконом классом, а в полете обычно читал газеты или слушал плеер. Выйдя из дома, он устроился на заднем диване «Мерседеса», прикурил сигарету и, когда машина трогалась, помахал рукой Марине. Девица, одетая в белый свитер и сапоги на шпильке, на прощание тряхнула своими роскошными волосами и послала любовнику воздушный поцелуй. Скоро ее отвезут в Москву, Марина не любила оставаться в доме, когда в нем нет Олейника.
«Мерседес» прокатился по центральной улице дачного поселка, выехал к посту охраны, где на вахте дежурили два мухомора в камуфляже и фуражках неизвестного рода войск. Полосатая палка шлагбаума поднялась, машина выехала на узкую дорогу, пересекающую поле и сосновые лесопосадки. Сидевший за рулем начальник службы безопасности Алексей Озеров прибавил газа, но Олейник, тут же сделал замечание.
– Мы, Алексей, кажется, не на кладбище собрались. Всего-навсего в аэропорт.
– Виноват. Привык нарушать…
– Надо отвыкать. И пристегнись, пожалуйста.
Озеров сбавил ход и накинул ремень. До выезда на Рижскую трассу маршрут пролегал через две деревеньки, больше похожие на дачные поселки, а дальше несколько километров по шоссе в два ряда, через хвойный лес. В обычный будний день машин совсем немного. Сеялся мелкий дождь, мокрое полотно асфальта блестело, отражая серое небо. Олейник достал мобильник, перед отлетом он хотел позвонить сыну в Америку, переброситься с ним парой фраз о жизни. Но передумал, решив, что позвонит Максиму из аэропорта, когда сдаст багаж. А сейчас можно просмотреть сегодняшние газеты.