Крёстный отец Кремля Борис Березовский, или история разграбления России

Хлебников Павел

Одним из таких был Березовский. В конечном счете именно в его руках сосредоточилось крупнейшее частное состояние в России — благодаря приватизации. Но сама ваучерная приватизация почти не привлекла его внимания. В 1993—1994 годах он вел другие проекты, а рынок ваучеров оставил другим коммерсантам.

«Никаких законов мы не нарушили»

В конце 80-х годов тридцатидевятилетний Михаил Харшан завел свой первый бизнес: турагентство для иностранцев. Когда в 1992 году Анатолий Чубайс объявил о начале программы приватизации, Харшан основал Первый ваучерный инвестиционный фонд, куда граждане могли приносить свои ваучеры и получать взамен акции компаний. Подобных ваучерных фондов по России было около 600, и

все они привлекали инвесторов с помощью громких рекламных кампаний, обещая им прибыли до нескольких сот процентов в год. Первый ваучерный фонд Харшана таких экстравагантных заявлений не делал, но ему удалось стать крупнейшим чековым фондом в России и собрать 4,5 миллиона ваучеров (3 процента от общего количества); в конечном счете фонд инвестировал эти ваучеры в восемьдесят различных компаний — гостиницы, заводы по производству удобрений, металлургические заводы. У Харшана перед конкурентами было серьезное преимущество: он имел возможность продавать акции своего фонда через тысячи почтовых отделений — розничная сеть гигантских масштабов. Ему удалось заполучить такую сеть, потому что он платил Министерству связи по 1 миллиону долларов в месяц, подкупил нескольких чиновников и пустил в ход свои старые связи в КГБ.

Методы Харшана зачастую были далеки от цивилизованных. Одна из его любимых историй — как он приобрел долю в компании «Соликамскбумпром», к северу от Перми. Эта крупная бумажная фабрика ежегодно производила 460 000 метрических тонн бумаги и была одна из немногих в России производителей газетной бумаги. Вместе с директором компании Харшан «убедил» местный комитет по приватизации провести ваучерный аукцион только на территории фабрики. Поскольку сама фабрика находилась в зоне расположения оборонных заводов, официальный доступ посторонним туда был закрыт. Но Харшан договорился с высокопоставленным московским чиновником, и тот позвонил в Соликамск бывшему секретарю обкома, главе местной администрации. Людей Харшана охрана на фабрику пропустила, и ему удалось приобрести 10 процентов компании. «Мы ни в кого не стреляли, не нарушали никаких законов, — с ухмылкой объяснял Харшан. — Просто вот так в России делается бизнес».

Еще одним солидным игроком на рынке ваучерной приватизации была «Альфа», коммерческая фирма с хорошими связями. Ее владельцы сделали большие деньги в 1992 и 1993 годах на экспорте нефти и металлов, ввозе сахара и торговле другими сельскохозяйственными товарами. В декабре 1992 года министр внешних экономических связей Петр Авен, в чьем ведении находились торговые компании, подобные «Альфе», оставил министерское кресло и стал президентом «Альфа-банка», разделив власть с двумя молодыми людьми, имевшими хорошие связи. В тот же месяц «Альфа» создала свой собственный чековый инвестиционный фонд — «Альфа-капитал». Этому фонду удалось собрать 2,5 миллиона ваучеров, и он стал одним из крупнейших в стране. Он приобрел доли в сорока шести компаниях, включая цементные заводы и другие заводы по производству стройматериалов, пищевые фабрики и химические компании. Михаил Александров, двадцатисемилетний специалист в фонде «Альфа-капитал», рассказывал, захлебываясь от восторга, в разгар этой рыночной вакханалии: «Иногда даже не верится, что эта компания находится в России — оборудование новенькое, чистенькое, имущество просто сказка».

Александров получил финансовое образование в одном из лучших советских вузов и некоторое время работал в фирмах KPMG Peat Marvick и CS First Boston; он хвастался мне, как «Альфе» удалось обставить американский конгломерат RJR Nabisco в борьбе за псковскую фабрику по производству печенья. Фабрика продавала 56 миллионов упаковок в год. В апреле 1993 года фонд «Альфа-капитал» приобрел 14 процентов этой фабрики на ваучерном аукционе. Но и RJR Nabisco положила глаз на эту компанию и осенью приобрела 10 процентов акций. Контрольный пакет — 51 процент — оставался в руках правления и рабочих фабрики. Первым поспел «Альфа-капитал», выкупил акции у руководства и рабочих и завладел 65 процентами компании — все про все меньше чем за 4 миллиона долларов.

По словам Александрова,

западным инвесторам по таким бросовым ценам никто ничего бы не продал. «Когда в Москве появляется американский инвестор, все пытаются его надуть», — со смешком говорил он. Чтобы купить российские акции, иностранному инвестору нужен местный брокер. Но как только российский брокер узнавал, что иностранца интересуют акции конкретной компании, он нередко покупал эти акции сам и тут же перепродавал иностранцу втридорога. В России такой конфликт интересов не считался незаконным, к тому же облапошить иностранца было чрезвычайно легко. «С нами никто бы не подумал так мошенничать, — говорил мне Александров. — Мы бы их поймали и набили морду. Или всегда можно нанять какого-то „Ивана“, он бы из них живо вытряс все деньги».

Брокерам и менеджерам фондов часто приходилось расплачиваться за свои дела кровью. Одной из жертв стал Андрей Орехов, основатель брокерского дома «Грант». Орехов пытался играть честно, по правилам западного рынка; в конце 1994 года он даже провел успешную защиту шоколадной фабрики «Красный Октябрь», у руководства которой пытались отнять власть посторонние инвесторы, — первый такой случай в истории нового русского рынка. Но в ту же зиму фондовый рынок рухнул, разочаровав многих инвесторов, которые, видимо, не понимали, что состояние рынка может не только улучшаться, но и ухудшаться. 18 апреля 1995 года Орехов с шестилетней дочкой Майей отъезжал от дома — вез ребенка в школу, — и тут по его машине открыли огонь. Орехов и его водитель были тяжело ранены; девочка погибла.

Масштабы приватизации были гигантскими — и многие предприятия приобретались за бросовые деньги. Но задача заключалась в том, чтобы найти гусыню, несущую золотые яйца. «Балансовые отчеты ничего не дают; из приватизированных компаний только 5 процентов по-настоящему чего-то стоят», — замечал Михаил Харшан. У Госкомимущества была более достоверная информация о балансовых отчетах и собственности компаний, но обнародовать эти сведения они не имели права. Харшан хвастался, что все равно получил эту информацию — скачал из компьютера Госкомимущества. В итоге он приобрел несколько компаний совсем задешево.

Иностранным юридическим лицам, например, CS First Boston, Brunwick-Warburg, и неким автономным структурам — Leuсadia Group — удалось купить какую-то долю акций в хороших компаниях. Но это не означало, что они обладали теми же правами, что акционеры в США или Западной Европе. В своем большинстве директора российских предприятий считали, что сторонние акционеры в компанию ничего не вкладывают и просто лезут в чужие дела. И программу приватизации Чубайса они рассматривали как враждебный захват власти. Некоторые компании даже не хотели показывать свой устав, не говоря о списке акционеров. Клаудиа Моргенштерн, старший специалист по инвестициям в Международной финансовой корпорации Всемирного банка, консультировала правительство России по вопросам приватизации, и вот что она сказала: «Как и во всем остальном в России, важно не то, что говорит закон, а кто и как его исполняет».

Многие лучшие российские компании были выкуплены их директорами эпохи Советского Союза. Обычно это были люди, которые раньше втихомолку откачивали деньги из собственной компании и теперь на эти средства либо скупали ваучеры для участия в торгах на первичном аукционе, либо пытались выкупить акции у собственных подчиненных на вторичном рынке. Поскольку рабочие часто получали мизерные зарплаты с месячными опозданиями, они с удовольствием продавали свои акции за наличные, и акции эти скапливались у своей же администрации.

Наиболее ярким примером таких тихих захватов стал «Газпром». Ему принадлежала треть газовых ресурсов всего земного шара, он был единственным поставщиком газа по бывшему Советскому Союзу и основным поставщиком газа в Западную Европу, богаче компании в России не было. Вполне возможно, что это была самая богатая частная компания в мире. Будь «Газпром» западной компанией, только его газовые ресурсы стоили бы на рынке от 300 до 700 миллиардов долларов. А его продали на ваучерных аукционах за 250 миллионов долларов.