Крестный отец (перевод М.Кан)
Шрифт:
Дон склонил голову, показывая, что сумел оценить всю тонкость такого разграничения.
― В чем же состоит правосудие для вас? ― спросил он.
― Око за око, ― сказал Бонасера.
― Вы просите большего, ― сказал дон. ― Ведь ваша дочь осталась жива.
Бонасера с неохотой сказал:
― Пусть они испытают те же страдания, какие доставили ей.
Дон выжидал, что он скажет дальше. Бонасера собрал последние остатки мужества и договорил:
― Сколько мне заплатить вам за это?
То
Дон Корлеоне повернулся спиной к просителю. Это означало, что разговор окончен. Бонасера не шелохнулся.
Тогда со вздохом, как человек, неспособный по доброте сердечной держать зло на друга, когда тот ступил на ложный путь, дон обернулся к похоронщику, который в эту минуту мог бы помериться бледностью с любым из своих покойников. Теперь дон Корлеоне заговорил терпеливо, ласково.
― Отчего вы страшитесь искать покровительства прежде всего у меня? ― сказал он. ― Вы обращаетесь в суд и ждете месяцами. Вы тратитесь на адвокатов, которые отлично знают, что вас так или иначе оставят в дураках. Считаетесь с приговором судьи, а этот судья продажен, как последняя девка с панели. Дело прошлое, но в те годы, когда вам нужны были деньги, вы шли в банк, где с вас драли убийственные проценты, ― вы, как нищий, стояли с протянутой рукой, покуда кто-то вынюхивал, в состоянии ли вы будете вернуть деньги, пока другие совали нос к вам в тарелку, подглядывали за вами в замочную скважину.
Дон на мгновение замолчал, и в его голосе прибавилось строгости:
― Между тем, если бы вы пришли ко мне, я протянул бы вам свой кошелек. Если бы обратились ко мне за правосудием, то обидчики вашей дочери, эти подонки, уже сегодня заливались бы горькими слезами. Если бы, волею злого случая, вы ― достойный человек ― нажили себе недругов, они бы стали и мне врагами, и тогда, ― дон поднял руку, указуя перстом на Бонасеру, ― тогда, вы уж поверьте, они бы вас боялись.
Бонасера поник головой и сдавленно прошептал:
― Будьте мне другом. Я принимаю ваши условия.
Дон Корлеоне положил ему руку на плечо.
― Хорошо, ― сказал он. ― Пусть свершится правосудие. Быть может, настанет день ― хоть я и не говорю, что такой день непременно настанет, ― когда я призову вас сослужить мне за это службу. А пока примите этот акт правосудия как дар от моей жены, крестной матери вашей дочки.
Когда похоронщик, бормоча слова благодарности, закрыл за собою дверь, дон Корлеоне обратился к Хейгену:
― Поручи это дело Клеменце да скажи, пусть отберет выдержанных ребят, чтобы не слишком увлеклись, почуяв запах крови. Мы, в конце концов, не убийцы ― что бы там ни вбил в свою тупую голову этот наперсник мертвецов.
Дон заметил, что его первенец, надежда родительского сердца, опять загляделся в окошко на свадебное веселье. Не будет толку, подумал дон Корлеоне. Раз Сантино упорно не хочет учиться, он никогда не сможет возглавить дела семейства,
Из сада в комнату ворвался дружный и восторженный рев, все трое насторожились. Санни Корлеоне припал к окну. Увидел, просиял и быстро двинулся к двери.
― Это Джонни ― приехал все-таки на свадьбу, что я говорил!
Хейген подошел к окну.
― Это и правда ваш крестник, ― сказал он дону Корлеоне. ― Вести его сюда?
― Не надо, ― сказал дон. ― Пусть порадует гостей. Ко мне еще успеет. ― Он улыбнулся Хейгену. ― Вот видишь. Он хороший крестный сын.
У Хейгена ревниво екнуло сердце. Он сухо сказал:
― За два года ― первый раз. Видно, опять неприятности, нужно выручать.
― А к кому же и идти ему в трудную минуту, если не к крестному отцу, ― сказал дон Корлеоне.
Первой увидела, что в сад входит Джонни Фонтейн, невеста, Конни Корлеоне. В ту же секунду с нее слетела вся ее напускная величавость.
― Джон-ни-и! ― завизжала она, сорвалась с места и кинулась ему на шею.
Джонни Фонтейн крепко прижал ее к себе, чмокнул в губы и, обняв одной рукой, стоял с нею, пока к нему сбегались остальные. Все это были его старые друзья, с ними вместе он рос на уэст-сайдских улицах. Конни подтащила его к новобрачному. Джонни стало смешно: светловолосый юнец явно обиделся, что уже не он герой дня. Джонни привычно пустил в ход свое обаяние ― сердечно тряс ему руку, осушил в его честь стакан вина.
С эстрады, где сидели музыканты, донесся знакомый голос:
― Эй, Джонни, спел бы нам лучше песенку!
Джонни поднял голову: на него с усмешкой глядел сверху Нино Валенти. Джонни вспрыгнул на эстраду и сгреб Нино в охапку. Прежде они были неразлучны ― вместе пели, вместе гуляли с девчонками, ― а после Джонни устроился петь на радио, и к нему пришла слава. Когда он уехал в Голливуд сниматься в кино, он пару раз звонил Нино ― просто так, поболтать ― и обещал договориться, чтобы Нино послушали в одном из местных клубов. Но сделать это так и не собрался. Сейчас при виде Нино, его усмешки, бесшабашной, хмельной, нагловатой, былая привязанность к другу охватила Джонни с новой силой.
Нино забренчал на мандолине. Джонни Фонтейн положил ему руку на плечо.
― В честь невесты, ― сказал он и, притопнув ногой, стал выпевать соленые слова любовных сицилийских куплетов. Пока он пел, Нино сопровождал куплеты красноречивыми телодвижениями. Польщенная невеста зарумянилась, толпа гостей выражала свое одобрение зычным рыком. К концу все, топоча ногами, оглушительно подхватывали лукавую, двусмысленную припевочку, которой завершался каждый куплет. Потом хлопали, не переставая, покуда Джонни не прочистил горло, готовясь запеть новую песенку.