Крестный отец
Шрифт:
Так повторялось ежедневно. Только на следующий раз шею девушки украшало золотое ожерелье, которое он ей подарил, означая, что подарок принят. Майкл улыбнулся ей, правильно поняв знак. Они вместе пошли вверх, до дома, в сопровождении матери. Но хотя мать шла позади, ни на шаг не отставая, им удавалось коснуться друг друга рукой, сгибом локтя. На крутом подъеме Аполлония вдруг споткнулась, Майкл немедленно подхватил ее, на секунду задержав в объятиях теплое хрупкое тело. Он не видел улыбки, которой мать сопроводила этот эпизод. Она-то знала, что дочь умеет бегать по здешним горам не хуже дикой козочки и не спотыкалась на этом склоне ни разу, с тех
Свидания продолжались две недели. Майкл с радостью дарил подарки, торопя события и демонстрируя семье Вителли не только добропорядочность, но и состоятельность. Аполлония перестала дичиться и куда свободнее держалась с ним. Но они ни разу не оставались наедине.
Майкл видел, что Аполлония — обычная деревенская девушка, вполне невежественная, понятия не имеющая об огромном мире, лежащем вокруг ее маленькой Сицилии. Но его влекли ее свежесть восприятия, умение радоваться жизни. Даже то, что думали они на разных языках, казалось Майклу невероятно забавным. Все в ней нравилось ему.
А поскольку девушке он тоже приглянулся и к тому же сомнений в его богатстве у Вителли больше не было, бракосочетание назначили очень быстро, через две недели, в очередное воскресенье.
Дон Томмазино к этому времени уже успел связаться с Вито Корлеоне, который попросил не чинить препятствий Майклу, а только позаботиться о безопасности. Посему старый мафиозо сам себя назначил посаженным отцом жениха, обеспечивая тем самым присутствие на свадьбе целой толпы телохранителей. И Кало, и Фабрицио, и доктор Тазио, разумеется, тоже были приглашены. Жить новобрачным предстояло за высокой каменной стеной усадьбы доктора Тазио.
А в принципе их свадьба ничем особенным не отличалась от любой другой деревенской. Как положено, крестьяне выстроились вдоль дороги и осыпали путь перед церемонией цветами. Жених с невестой, родители и гости пешком отправились в церковь, а оттуда — в дом Вителли. Теперь наоборот — из свадебной процессии в толпу рассыпали засахаренный миндаль.
Свадебное пиршество продолжалось до полуночи, а с утра пораньше молодые должны были укатить на своем «альфа-ромео» на виллу доктора Тазио вблизи Корлеоне. Когда садились в автомобиль, Майкл с удивлением обнаружил, что мать Аполлонии тоже собирается ехать с ними.
— Так хочет невеста, — пояснил отец. — Ведь она совсем молода и невинна, ей страшно оказаться одной после первой брачной ночи. Надо, чтобы кто-нибудь из близких был рядом, чтобы наставить, успокоить, помочь, если что не так.
Майкл посмотрел на Аполлонию и увидел вопрос в ее темных, как ночь, огромных глазах. Он улыбнулся и кивнул ей головой.
Поэтому, когда машина с новобрачными подъехала к вилле доктора Тазио, на заднем сиденье размещалась новоиспеченная теща Майкла Корлеоне.
Но теща не стала надоедать своим присутствием. Как только они прибыли на место, синьора Вителли обняла и расцеловала свою дочь и немедленно испарилась, предоставив молодым возможность уединиться в огромной, специально прибранной спальне.
Аполлония долго стояла, не снимая даже легкой накидки, в которую укуталась поверх подвенечного платья перед дорогой. Слуги внесли в спальню сундук с приданым и дорожный чемодан невесты, но она не прикасалась к вещам, не пыталась обжиться в незнакомом месте, а словно затихла изнутри, затаилась. Ее состояние передалось Майклу. Они оба не дотронулись ни до вина, приготовленного для их услады на столике рядом с постелью, ни до легких воздушных пирожных, крошечных, как полевые цветы. Огромная низкая кровать гипнотизировала Аполлонию, как змея кролика. Она не решалась шевельнуться, ожидая, что Майкл сделает первый шаг.
А Майкл, завладев желанной девушкой на правах законного супруга, заполучив ее для себя одного, о чем мечтал со всей силой мужского желания, теперь, когда перед ним не было уже никаких препятствий и он мог безраздельно насладиться этим нежным, ароматным плодом, вдруг почувствовал полную апатию. В молчании смотрел Майкл, как она стоит, повесив тонкие руки, посреди комнаты, как снимает кружевную фату и вешает на спинку стула, а затем укладывает на сиденье свой нарядный свадебный венец. На туалетном столике перед большим зеркалом выстроились флакончики и баночки со всевозможными духами и кремами — Майкл позаботился об этом заранее, чтобы еще раз порадовать ее. Аполлония с минуту разглядывала незнакомые предметы с видом любопытствующей кошки, потом равнодушно отошла.
Майкл подумал, что, наверное, она стесняется раздеваться при свете, и погасил лампу. Большая сицилийская луна немедленно заглянула к ним в спальню, заливая все серебристым прохладным светом. Майкл рассердился на луну и потянулся к шторам. Обернувшись, он увидел, что Аполлония все так же тихо и неподвижно стоит в своем белом невестином платье.
Он не придумал ничего лучшего, как оставить ее одну. Поколебавшись, Майкл прошел через галерею в ванную комнату. Дон Томмазино и доктор Тазио по обыкновению пили вино на веранде за круглым столиком. Он выпил с ними бокал, потом еще один. Хорошо бы, подумал он, если б она за это время переоделась в ночное белье, вылезла, наконец, из всех этих кружев и вуалей. Странно, что мать не сообразила помочь ей переодеться. Какие другие услуги собиралась она оказать дочери в первую брачную ночь? Или Аполлония ожидала, что Майкл снимет с нее подвенечный наряд? Но вспомнив, как стеснительна и робка девушка, Майкл почувствовал, что не стоило смущать ее еще больше. Он не мог себе представить, как подступиться к ней.
Вернувшись в спальню, Майкл обнаружил, что шторы теперь плотно закрыты — он оставил их задернутыми до половины, значит, кто-то завершил начатую им работу. Ощупью он добрался до постели и смутно различил в темноте контуры девичьего тела под тонким покрывалом.
Она не надела ночного белья, и эта отчаянная решительность привела Майкла в восторг. Медленным и бережным жестом он привлек к себе юное шелковистое тело, и Аполлония с готовностью и даже с поспешностью ответила на его призыв. Наконец-то она лежала в его объятиях.
В ту ночь и во многие последующие ночи Майкл Корлеоне хорошо оценил народную мудрость, придающую высокую цену девичьей невинности. Сейчас он переживал такой яркий всплеск чувств, какого не знал никогда раньше. К радости взаимной страсти примешивалось сознание собственной мужской силы, упоение красотой и непорочностью Аполлонии. Удивительно приятно было наблюдать, как бутон распускается в дивный цветок, как в девочке пробуждается юная женщина, доверчивая и восхитительная, будто плод, сорванный в самую пору. Аполлония покорялась ему, как преданная раба; и господствовала над ним, как царица мира. Бесконечно веря нежной ласке мужа, она за короткий срок прошла по всем ступеням, которые не минует любовь, от первого порыва невинного чувства до полноты эротического восторга.