Крестный отец
Шрифт:
Солоццо серьезно покивал головой.
— Вот и отлично, — заключил он. — Не люблю кровопролития. Я деловой человек, а за кровь приходится чересчур дорого платить.
Зазвонил телефон, и один из тех, кто сидел за спиной у Хейгена, снял трубку, послушал, отозвался коротко:
— Ладно, передам.
Он подошел к Солоццо и что-то шепнул ему на ухо. Турок побелел, глаза его сверкнули яростью. По спине Хейгена пробежал холодок страха. Солоццо глядел на него, как бы размышляя, и Хейген понял вдруг, что его не отпустят. Что-то случилось, и он опять в двух шагах от
Солоццо сказал:
— Старик еще жив. Пять пуль всадили в его сицилийскую шкуру, а он все живой.
Он пожал плечами, как бы покоряясь судьбе.
— Не повезло, — сказал он Хейгену. — Мне, тебе. Не повезло.
ГЛАВА 4
Подъезжая к отцовскому дому в Лонг-Бич, Майкл Корлеоне увидел, что поперек узкого въезда в парк протянута тяжелая цепь. Все восемь прожекторов ярко освещали полукруглое пространство, вдоль изогнутой обочины выстроились не меньше десятка машин.
Присев на цепь, переговаривались двое. Он их не знал.
— Кто такой? — спросил один, с бруклинским выговором.
Майкл назвался. Из ближнего дома вышел человек, вгляделся в него.
— Сын дона, — сказал он. — Я его проведу.
Майкл пошел за ним следом; у дверей отцовского дома стояли еще двое, Майкла с его провожатым пропустили.
Дом был битком набит народом — он никого не знал. В гостиной увидел Терезу, жену Тома Хейгена; она сидела на диване, прямая, неподвижная, и курила. На кофейном столике перед ней стоял стакан виски. На другом конце дивана развалился тучный Клеменца. Лицо caporegime ничего не выражало, но по лбу у него струился пот, изжеванная сигара, зажатая в пальцах, почернела от слюны.
Клеменца поднялся навстречу Майклу — сочувственно тряс ему руку, бормоча:
— Твоя мать в больнице у отца — ничего, все обойдется.
Поли Гатто тоже подошел поздороваться. Майкл взглянул на него с новым интересом. Он знал, что Поли — телохранитель отца, но никто еще не говорил ему, что Поли сегодня не вышел на работу, сказавшись больным. Ему бросилось в глаза напряженное выражение смуглого худого лица. Он слыхал, что Гатто быстро продвигается наверх, подает надежды, что он парень не промах, умеет работать чисто и понимать с полуслова. Сегодня он сплоховал… Майкл заметил, что по углам толпятся еще какие-то люди, но лиц их не узнавал. Это не были подчиненные Клеменцы. Он сопоставил одно с другим и понял: Клеменца и Гатто были на подозрении. Думая, что Поли присутствовал при покушении, Майкл снова окинул взглядом его мелкие, как у хорька, черты.
— Как Фредди? Ничего? — спросил он.
Отвечал Клеменца:
— Ему сделали укол, спит теперь.
Майкл подошел к жене Хейгена, нагнулся и поцеловал ее в щеку. Они всегда чувствовали симпатию друг к другу.
— Насчет Тома не волнуйся, — шепнул он. — Все будет хорошо. Ты говорила с Санни?
Тереза на миг прижалась к нему и покачала головой. Хрупкая, очень хорошенькая, она была похожа скорей на американку, а не итальянку, и сейчас она была насмерть перепугана. Майкл взял ее за руку, поднял с дивана и повел в отцовский кабинет.
Санни
Увидев вошедших, Санни встал из-за стола и обнял жену Хейгена.
— Не бойся, Тереза, — сказал он. — С Томом все в порядке. Они только хотят передать с ним свои предложения, а значит, отпустят. Он же не по оперативной части — он просто наш адвокат. Им проку нет его трогать.
Он отпустил Терезу и, к немалому удивлению Майкла, притянул его к себе и чмокнул в щеку. Майкл отпихнул брата и ухмыльнулся:
— То всю жизнь лупцевал, а то — нате вам, телячьи нежности! — Они вечно дрались мальчишками.
Санни передернул плечами.
— Пойми, старик, я беспокоился, когда обнаружилось, что тебя нет в твоей богом забытой дыре. Мне бы, конечно, начхать, если б тебя уложили, — да матери как скажешь? Хватит того, что про отца пришлось объявить.
— Ну и как она?
— Молодцом, — сказал Санни. — Ей не впервой. Мне тоже. Это ты был тогда сосунком и мало чего смыслил, а вырос уже в мирной обстановке. — Он помолчал и прибавил: — Она у него в больнице. И он выживет.
— Как насчет того, чтобы и нам съездить? — спросил Майкл.
Санни качнул головой.
— Мне в таких обстоятельствах нельзя отлучаться из дому, — сухо сказал он.
Зазвонил телефон. Санни взял трубку, приник к ней с напряженным вниманием. Майкл как бы невзначай шагнул к столу и заглянул в желтый блокнот брата. На листке значились семь имен. Первыми — Солоццо, Филипп Татталья и Джон Татталья. Майкла точно кипятком ошпарило: значит, он прервал Санни и Тессио в тот момент, когда они составляли список людей, которых надо убить.
Санни положил трубку.
— Обождите в гостиной, а? — сказал он, обращаясь к Терезе и Майклу. — Нам с Тессио нужно тут кое-что закончить.
— Что, насчет Тома звонили? — Жена Хейгена спросила это с несвойственной ей резкостью, но и едва не плача от страха. Санни обнял ее за плечи и подвел к двери.
— Слово тебе даю, с ним ничего не случится, — сказал он. — Посиди там пока. Я как что-нибудь узнаю, сразу выйду к тебе.
Он закрыл за ней дверь. Майкл теперь уже сидел в большом кожаном кресле. Санни окинул его быстрым цепким взглядом и вернулся на прежнее место за столом.
— Гляди, Майк, — сказал он. — Будешь тереться возле меня, услышишь такое, что сам будешь не рад.
Майкл закурил.
— А вдруг я пригожусь, — сказал он.
— Э, нет, — сказал Санни. — Отец мне век не простит, если я дам тебе ввязаться.
Майкл вскочил.
— Слушай ты, бревно, он же мне отец! Мне что, не положено, если я могу помочь? А я могу. Не обязательно идти палить в народ — я помогу иначе. И хватит обращаться со мной, как с маленьким. Я, между прочим, воевал. И меня ранили, не помнишь? Я людей убивал, японцев. Ты чего испугался? Что я в обморок упаду, оттого что ты кого-то хлопнул?