Крестный отец
Шрифт:
Люси сидела, не меняя положения, и наблюдала за возней купальщиков. Могла ли она предположить, что меньше чем за два года жизнь ее так круто переменится?.. Она ни разу не пожалела о «сумасбродстве», которое совершила на свадьбе Конни Корлеоне. Ничего более упоительного с ней не случалось никогда, и она снова и снова мысленно переживала это приключение. А после — снова и снова переживала его наяву…
Санни посещал ее по крайней мере раз в неделю, случалось, что и чаще. В те дни, когда он отсутствовал, плоть ее изнывала. К их страсти не примешивалась духовная общность, ее не облагораживала поэзия — то была телесная любовь самого грубого, яростного, примитивного свойства, взаимное влечение на клеточном уровне, если можно так выразиться.
Когда Санни звонил, что приедет,
Они лежали в постели и предавались любви. Шестнадцать часов жили вместе в чем мать родила, не выходя из квартиры, почти не отрываясь друг от друга. Она готовила ему еду, горы еды. Ему иногда звонили, явно по делу, но Люси даже и не пыталась слушать. Она была всецело поглощена другим, забавляясь его телом, лаская его, целуя, зарываясь в него лицом. Случалось, когда он вставал и шел мимо нее взять себе выпить, она, не совладав с собою, тянулась еще разок дотронуться до обнаженного запретного места, подержать его в руках, затеять с ним любовную игру, как с хитроумным, ловко сработанным приспособлением для невинных развлечений с предсказуемым, но всякий раз восхитительно новым ответным действием. Первое время она стеснялась этих проявлений своей несдержанности, но быстро убедилась, что ее возлюбленному они нравятся, что ее чувственная одержимость его телом льстит ему. Присутствовала во всем этом некая первозданная безгрешность. Они были счастливы вдвоем.
Когда отца Санни подстрелили на улице, Люси впервые поняла, что ее любовнику, возможно, угрожает смертельная опасность. В стенах своей квартиры, одна, она не плакала — выла, протяжно и надрывно, по-звериному. Почти три недели Санни к ней не показывался, и она жила на снотворных таблетках, а днем пила, заглушая свои терзания. Боль ощущалась физически — ее всю ломало. Когда он наконец приехал, она держалась за него руками, боясь отпустить хоть на минуту. После этого он больше не пропускал ни одного свиданья, пока его не убили.
О его гибели она узнала из газет и в тот же вечер приняла огромную дозу снотворного. Но, непонятно почему, не умерла, а отравилась — так сильно, что, выбравшись из квартиры, еле дотащилась до дверей лифта и рухнула. Там, на площадке, ее нашли и отправили в больницу. Мало кто догадывался о ее отношениях с Санни, и потому бульварные газеты уделили происшествию лишь несколько коротких строк.
Туда, в больницу, и пришел навестить и утешить ее Том Хейген. Это он предложил ей работу в лас-вегасском отеле, которым управлял брат Санни, Фредди Корлеоне. Это он сообщил ей, что она будет получать ежегодно определенную сумму от семейства Корлеоне, что Санни позаботился о ее будущем. Том Хейген спросил, не беременна ли она, будто в этом была причина того, что она наглоталась таблеток, — она отвечала, что нет. Еще спросил, не собирался ли к ней Санни в тот роковой вечер, не звонил ли, что собирается приехать, — она сказала, нет, не звонил. Она и так всегда после работы сидела и ждала его дома. Она не стала скрывать от Хейгена правду:
— Он для меня был и останется единственным из всех мужчин. Другого я никогда не полюблю. — И заметила, что он принял это не только с легкой усмешкой, но и с удивлением. — Тебе что, это странно? А не он ли тебя, уличного мальчишку, привел в свой дом?
— Тогда он был не такой, — сказал Хейген, — он сделался другим человеком, когда вырос.
— Для меня — нет. Для всех других — возможно, но не для меня. — От слабости ей было трудно вдаваться в объяснения, что
Все заботы, связанные с ее переездом в Лас-Вегас, тоже принял на себя Хейген. Договорился, что на месте ее будет ждать заранее снятая квартира. Сам отвез в аэропорт и по дороге взял с нее слово, что, если ей будет одиноко или что-нибудь пойдет не так, она позвонит — и он все сделает, чтобы ей помочь.
Перед тем как объявили посадку, она, помявшись в нерешительности, спросила:
— А отец Санни знает? Ты все это делаешь с его ведома?
Хейген улыбнулся:
— Действую, скажем так, по своей воле, но и в соответствии с его указаниями. Он на эти вещи смотрит как человек старых правил и никогда не пойдет против законной жены своего сына. Но, с другой стороны, считает, что с тебя какой спрос — ты девчонка, это Санни обязан был соображать, что делает. Ну и, конечно, когда ты наглоталась таблеток, это всех потрясло.
Он не прибавил, сколь непостижима для такого человека, как дон, мысль, что кому-то может прийти в голову покончить жизнь самоубийством.
Теперь, пробыв в Лас-Вегасе неполных полтора года, Люси с удивлением признавалась себе, что почти счастлива. Время от времени ей снилось, что они с Санни снова вместе, и, просыпаясь до рассвета, она довершала сновиденье, лаская себя сама, покамест вновь не засыпала. С мужчиной она с тех пор не была ни разу. Но, в общем, ей здесь хорошо жилось. Плескалась в бассейне, каталась на парусной лодке по озеру Мид, гоняла в свободные дни по пустыне. Похудела, и это ей шло. Фигура, так и не утратив пышность форм, приблизилась к американским мерилам красоты, отдалясь от исконно итальянских. Работала она в бюро обслуживания, регистратором, и не соприкасалась по работе с Фредди, хотя, встречаясь с нею, он был не прочь остановиться и поболтать. Она всякий раз поражалась, глядя на перемену, совершившуюся с Фредди. Кто бы узнал его в этом завзятом волоките, этом щеголе, который, казалось, был от рожденья предназначен управлять игорным курортом? В его ведении находились дела, связанные с гостиничной сферой, какие обычно не входят в круг обязанностей владельца казино. Долгие знойные месяцы летних сезонов плюс, быть может, избыток сексуальной озабоченности способствовали и его похуданию, а голливудский стиль одежды — приобретению внешнего лоска, хотя и довольно-таки вымученного.
Через полгода Том Хейген приехал посмотреть, как у нее идут дела. Каждый месяц сверх положенного жалованья она получала чек на шестьсот долларов. Хейген объяснил, что ей понадобится дать отчет налоговой инспекции, откуда поступают эти деньги, и сказал, чтобы она написала на его имя доверенность, и он оформит ей законный источник дохода. Формально она будет числиться владелицей пяти «пунктов» в игорном бизнесе того отеля, где служит. Обсуждать эту меру ни с кем из посторонних не следует. Ей необходимо пройти через все формальности, предписываемые законами штата Невада, но от нее лично это потребует минимальных усилий, все будет улажено за нее. Не нужно только никому об этом рассказывать без его ведома. Все будет строго по закону, и деньги ей будут поступать каждый месяц, как часы. Если из налогового ведомства придут проверять, ей достаточно будет отослать инспектора к своему адвокату, и ее оставят в покое.
Люси согласилась. Она понимала, что за этим кроется, но не смущалась тем, что ее используют как подставную фигуру. Резонно — услуга за услугу. Но когда Хейген попросил, чтобы она приглядывалась к тому, что происходит в отеле, понаблюдала за Фредди и его хозяином, владельцем отеля и держателем контрольного пакета, у нее вырвалось:
— Шпионить за Фредди? Ой, Том, неужели это обязательно?
Хейген усмехнулся:
— Отец за него тревожится. Очень уж тесную дружбу он свел с Моу Грином, хотим последить, как бы не допрыгался до беды. — Ни к чему было рассказывать ей, что дон не только затем вкладывал деньги в строительство этой гостиницы посреди лас-вегасской пустыни, чтобы обеспечить сыну пристанище, но главным образом, чтобы создать себе плацдарм для захвата новых территорий.