Крестный путь Сергея Есенина
Шрифт:
ГПУ, прежде всего в лице Леонова, «приняло» тело поэта в 5-м номере «Англетера» от 5-й бригады АСО УГРО.
Следующая фигура – Петржак Леонид Станиславович. Родился в 1891 году в Краноставском уезде Люблинской губернии (Польша); отец – мельник, мать – домохозяйка; два года учился в начальном училище; получил первые навыки кровавого террора в 1905 году, совершенствовался в том же духе в подпольной партшколе. Профессиональный революционер, то есть жил на кем-то экспроприированные или пожалованные «на революцию» деньги, готовя поражение в войне России и приближая в стране политический кавардак. Сотрудник ГПУ.
Исполняя обязанности начальника губернского уголовного розыска, вместе
А вот другой видный персонаж – директор Ленгиза Илья Ионович Ионов (Бернштейн). В его тесном знакомстве с Троцким сомневаться не приходится – достаточно прочитать протокол (1937) «репрессивных» допросов Ионова в архиве ФСБ. Не случайно он укрывал под сенью издательства от возможных неприятностей причастных к англетеровской истории А. Я. Рубинштейн, П. Н. Медведева, С. А. Семёнова, щедро печатал под маркой Госиздата В. В. Князева, И. И. Садофьева, М. А. Фромана, В. И. Эрлиха и других.
О такого рода фарисеях писал жене в 1917 году затравленный большевиками Г. В. Плеханов: «Как мало ты знаешь этих людей! Они способны подослать наёмного убийцу, а после убийства проливать крокодиловы слёзы» («Год на родине». Т. 1. Париж, 1921). У Ионова не нашлось ни одного доброго слова в память о поэте Есенине на партийных собраниях Ленгиза, состоявшихся 29 декабря 1925 года и 2 января 1926 года (протоколы сохранились).
Ионов всегда мгновенно и горячо откликался на смерть сотоварищей Троцкого по эмиграции в США и других его подпольных сотоварищей. Пал от руки мстителя Володарский – Ионов сочиняет ему рифмованный некролог. Отмщён другой «пламенный», Урицкий, – он первый спешит на Марсово поле и произносит поминальную речь.
Сочувствие Ионова есенинской беде было официально-показным, отдавало нарочитостью. Внешне шурин Г. Е. Зиновьева, если верить воспоминаниям Павла Лукницкого (к ним следует относиться весьма осторожно), больше всех хлопотал при прощании с гробом Есенина, даже занял у какой-то женщины денег на билет одному из пассажиров печального вагона. Но – обратите внимание! – провожали гроб в Москву, кроме Софьи Толстой-Есениной и Василия Наседкина, Илья Садофьев и Вольф Эрлих. Двух последних – отбросим сомнения – снарядил Ионов по подсказке некоего режиссёра официальных похорон (спустя несколько дней он и сам отправился в Москву, передав, согласно сохранившемуся приказу, директорские обязанности Ленгиза Полыковскому). Выходит, от имени ленинградских литераторов присматривали за ходом событий – секретный сотрудник ГПУ Эрлих и «постукивавший» в ту же тайную дверь Садофьев.
Другой важный персонаж – Макаревич-Петров. Павел Петрович Петров (Макаревич) прятал свою гэпэушную физиономию под личиной кинорежиссёра Севзапкино. Человек именно его профессиональных знаний и конспиративного опыта и выступил режиссёром «постановки» самоубийства Есенина. Авторитетный для коменданта «Англетера» Назарова свое задание, однако, выполнил плохо. Доверившись громилам, перетащившим труп по подвальному лабиринту из дома следственной тюрьмы ГПУ по проспекту Майорова (бывший Вознесенский), 8/23, Петров не
В результате возникло немало недоумённых вопросов. Почему верёвка обвивала горло несчастного лишь полтора раза и не было петли? Как Есенин, истекающий кровью, смог с порезанными ладонями и другими ранами соорудить на столе столь сложную пирамиду и взобраться под потолок? Что за страшный вдавленный след над переносицей (официальная версия – ожог)? Наконец, куда исчез пиджак покойного?
И самое главное: куда пропал писательский дневник с неопубликованными рукописями – прозой, стихами, публицистикой?
Кстати сказать, видевший мёртвого Есенина Оксёнов растерянно записал в «Дневнике»: «…вдоль лба виднелась багровая полоса (ожог – от накалённой трубы парового отопления, о которую он ударился головой?), рот полуоткрыт, волосы, развившиеся страшным нимбом вокруг головы.‹…› Когда надо было отправить тело в Обуховку, не оказалось пиджака (где же он? Так и неизвестно.)».
И далее: «В гробу он был уже не так страшен. Ожог замазали, подвели брови и губы».
Начинавший тогда спецслужбу молоденький стихотворец Павел Лукницкий свидетельствует: «Есенин мало был похож на себя. Лицо его при вскрытии исправили, как могли, но всё же на лбу было большое красное пятно, в верхнем углу правого глаза – желвак, на переносице – ссадина, и левый глаз – плоский: он вытек» («Встречи с Анной Ахматовой». Т. 1. 1924–1925. Paris: Ymca-Press, 1991).
«Наследил» в есенинской истории и Георгий Ефимович Горбачёв, уже известный нам персонаж. Сей товарищ не просто знал Троцкого, но и давно с ним сотрудничал. С тех пор как они сидели в «Крестах» в июле – сентябре 1917 года за организацию военно-большевистского путча в Петрограде, их дорожки постоянно пересекались. Председатель Реввоенсовета Троцкий в годы Гражданской войны наверняка выслушивал отчёты Горбачёва, политинспектора Петроградского военного округа, в 1921 году – заместителя начальника Политического управления 7-й армии. В 1926–1928 годах, в период всё нараставшей борьбы Сталина со «старой гвардией», у Льва Давидовича, пожалуй, не было в Ленинграде более преданного сторонника, чем Георгий Ефимович. Причём воинственного, упрямого, использовавшего нелегальные средства для утверждения идей разжигателя мировой революции.
22 июля 1932 года областная Контрольная комиссия в очередной раз исключила Горбачёва из партии. Тогда в его характеристике записали: «…состоял активным членом троцкистско-зиновьевской оппозиции…», один из организаторов «Литфронта», «…являвшегося отражением троцкистской теории в литературе… объективно – агентурой контрреволюционного троцкизма…».
Эти подробности нас интересуют в связи с фальшивкой, своего рода посмертной запиской, кем-то написанным стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Подделка, на наш взгляд, готовилась не в Ленинграде, а в Москве, в «конторе» Троцкого.
Полагаем, в «Красной газете», опубликовавшей эту элегию, так называемый оригинал и в глаза не видели – да в нём Анна Яковлевна Рубинштейн (Устинова), ответственный секретарь «Красной газеты», и не нуждалась. Почему стихотворение-элегия «До свиданья…» оказалось в руках Горбачёва, и почему именно в феврале 1930 года он передал «от Эрлиха» листок в Пушкинский Дом?
По-видимому, Троцкий в своё время через надёжного человека, не доверяя мальчишке «Эрлиху», переслал так называемый «есенинский автограф» Горбачёву. Скорее всего, таким посланцем выступал небезызвестный Яков Блюмкин. (3 ноября 1929 года его расстреляли за связь с Троцким в Константинополе. На допросах в обмен на обещанное помилование он выдал всех сообщников-троцкистов, в том числе ленинградских.)