«Крестоносцы» войны
Шрифт:
В ту ночь погода переменилась. Туман поднялся. Звезды и чистое бархатно-черное небо обновились, словно кожа после болезни. Воздух стал свежим, прозрачным и сухим, слякоть превратилась в лед, и снег стал пушистым. А утром солнце взошло в необычайном для зимы блеске; на небе не было ни облачка. Над землей, изорванной боями, поднимался незапятнанный, бледно-голубой купол, великолепный в своей высоте и прозрачности.
Для людей это был не только добрый знак. Это было существенно. Ибо там, в небе, по всем направлениям и на разной высоте, летали бомбардировщики; еще выше бомбардировщиков забирались крохотные серебристые пятнышки истребителей; а ближе к земле парили легкие самолеты, с которых земля казалась аккуратно
Новый, своеобразный шум прибавился к старым звукам боя, по своей напряженности более страшный, чем все слышанное до сих пор: бомбы падали с неба по определенному плану, целые серии бомб летели одна за другой, как стрелы, с визгом взрывая землю.
Большой защитный полог, под покровом которого действовали немцы, был сорван. Каждый их ход был виден с самого начала; движение каждого танка, каждого грузовика, даже каждого человека было заметно, как булавка на карте, а колеи на снегу были словно стрелки, указывающие на мишень.
Армия, которая сражалась вслепую, теперь вновь обрела зрение и, прозрев, увидела истинные размеры неприятельских сил. Она увидела, что противник находится в зависимости от нескольких дорог, которые можно блокировать в стратегически важных пунктах. Она увидела, что он не в силах закрепиться на захваченной местности, что его позиции раскинуты, словно рука с тонкими пальцами, и каждый палец этой руки уязвим.
В живительном, отрезвляющем свете дня призрак, возникший из тумана, оказался вовсе не страшен; в конце концов это была та же немецкая армия, которую били со времен Нормандии, с теми же слабостями, что и всегда у нее не хватало автотранспорта, не хватало авиации, не хватало бензина. Как всегда, немцам приходилось окапывать танки, после того как кончалось горючее. Превращенные в неподвижные огневые точки, они стали для американских бомбардировщиков чем-то вроде уток на гнезде. Охота началась — сначала за колоннами и ротами, потом за отдельными машинами, а под конец и за единичными беглецами, спасавшими свою жизнь. Бронированные острия немецкого клина, дошедшие до Мааса, оказались отрезанными; немцы начали откатываться назад. И в то время как их тревожили с воздуха и донимали с флангов быстрыми ударами американских легких танков, основание немецкого выступа очутилось между молотом Фарриша и Паттона на юге и наковальней Ходжеса на севере. Как только вышла из окружения сто первая воздушно-десантная дивизия, сражение в Арденнах было выиграно.
КНИГА ПЯТАЯ.
СОМНИТЕЛЬНАЯ ПОБЕДА
1
— Я отстал от своих — только и всего.
Немец искоса смотрел на Иетса, сплетая и расплетая свои тонкие пальцы.
— Откуда вы узнали, что наши части появятся в тех местах, майор… если не ошибаюсь, Дейн?
— Эрих Вольфганг фон Дейн.
Поимка Дейна расценивалась особенно высоко. Сдаваясь в плен, он заявил, что располагает секретными сведениями о работе органов пропаганды в немецкой армии, и потребовал, чтобы его передали соответствующим американским властям. Офицер в штабе полка внял этому доводу и отправил Дейна в отдел разведки и пропаганды в Люксембурге.
— Я вас слушаю. — Дейн улыбнулся.
— Последние недели я был прикомандирован к штабу армейской группы фельдмаршала фон Клемм-Боровского.
— Дальше.
— Есть такой городок — Роландс-Эк, знаете, лейтенант?
— Слыхал.
— Прекрасное местечко. Впрочем, будьте уверены, тыловые части плохого не выберут. Роландс-Эк лежит на самом берегу Рейна, недалеко от Бингена. Первоклассный отель — санаторного типа. Как раз то, что мне нужно, — санаторий…
Иетс взглянул на него:
— Боюсь, что в наших условиях…
— Нет, нет, не беспокойтесь! Домик мне предоставили чудесный, а этот маленький солдатик, который меня охраняет, так любезен!
Иетс подумал: «Надо сказать Абрамеску, чтобы он несколько умерил свою любезность».
— Я совершал длинные прогулки, — продолжал Дейн, — и, гуляя, все обдумал. Обожаю немецкий пейзаж! Рейн, струящийся среди восхитительных древних гор. Весна тогда только что наступила, и они оделись в волшебную нежную зелень тысячи оттенков. И будто ничто не изменилось за долгие века — вода так же отливает золотом на солнце, тем золотом, что похоронено на дне Рейна, золотом Нибелунгов… но вам, вероятно, это ничего не говорит?
Иетс промолчал.
— Это древний немецкий эпос. Мы, немцы, очень падки на такие вещи — мистицизм, судьба нации… вы меня понимаете?
— Да.
— «Приятный голос, — подумал Иетс, — голос культурного человека». — Все-таки ближе к делу.
— То, о чем я говорю, трудно поддается определению, — сказал Дейн. — Но вам, американцам, придется развить в себе восприимчивость к подобного рода вещам, иначе вы не добьетесь успеха. Немцы прислушиваются к таким призывам. Мы — народ-мечтатель. И вот тут я смогу быть полезен вам. Ваше прямое дело — пропаганда. Но вы американцы. Я читал ваши материалы. Они очень хороши, хотя тон их чужд нам, он слишком прозаичен. Такая пропаганда не дойдет до немецкой души. Все эти мысли приходили мне в голову во время моих одиноких прогулок по берегам Рейна. И лишь только наступило время — лишь только нам было приказано оставить очаровательный Роландс-Эк, я снова пошел погулять… Это была длинная и очень приятная прогулка, лейтенант. А когда я вернулся с нее, все уже ушли. Я сидел в холле отеля, читал, пил вино и ждал появления ваших войск. Мне было известно, что они форсировали Рейн в нескольких местах.
— И теперь вы предлагаете нам свои услуги?
— Да, — кротко ответил Дейн.
— Почему?
— Это сбережет не одну человеческую жизнь…
— Давайте придерживаться фактов, — сказал Иетс.
— Хорошо! Потому что мы проиграли войну, — признался Дейн.
— Значит, вы решили примкнуть к победителям, пока не поздно?
Дейн презрел и самый вопрос, и заключающийся в нем намек.
— Мы проиграли войну, но это все равно что проиграть одну игру в состязании, которое будет длиться бесконечно.
— Неужели вам все еще мало?
— Эта война велась неправильно, — пояснил Дейн. — Вместо того чтобы драться с Востоком при поддержке Запада, наши правители поставили нас лицом к лицу и с Востоком, и с Западом. Но чего можно было ждать от выскочек?
— Что же, по-вашему, будет дальше?
— Мы вышли из игры — на время, и только на время. Эта война, герр лейтенант, лишь оттянула ту минуту, когда надо будет принять серьезнейшее решение — сделать выбор между нашим образом жизни, вашим и моим, и образом жизни нашего настоящего противника. Сражаясь против Германии бок о бок со своим восточным союзником, вы сами же разрушили барьер, который отделял вас от агрессивного Востока, а теперь вам придется возводить его заново и ставить там часовыми своих людей. Настанет время, и вы обратитесь за помощью к нам же. Ведь ваша Америка слишком далеко отсюда, а относительно мощи англичан вы, надеюсь, иллюзий себе не создаете.
Он сидел, развязно положив нога на ногу, нервно поглаживая своей длинной рукой колено, круглившееся под хорошо сшитыми бриджами. Иетсу вдруг захотелось ударить по этой дегенеративной физиономии, черты которой были слишком уж утончены.
— А что, если мы не собираемся больше воевать? — спросил он.
— Я тоже не большой любитель войн, лейтенант. Последняя выбила меня из колеи, и в дальнейшем я вряд ли буду годен на что-нибудь. Но нации живут по законам, изменить которые они не в силах, а война — это начало и конец всего.