«Крестоносцы» войны
Шрифт:
— Это намек! — грозно сказал Лаборд.
— Простите? — Крерар выпустил котенка.
— Мы — военные! Каждому ясно, что вы не кошку имели в виду!
— Тише! — крикнул Уиллоуби. — Если вы не умеете вести себя в присутствии дамы, я вас всех сейчас разгоню!
Один из игроков в покер вылез из угла и подошел к Уиллоуби.
— Неужели вы допустите, чтобы вся эта выпивка пропала даром?
— Ну, вот что… — Уиллоуби, по-видимому, смягчился.
Он с минуту посидел в задумчивости, опустив глаза.
Скверно. Нетрудно себе представить, что Карен думает о нем, о всей честной компании.
Уиллоуби налил себе еще вина.
— Видите ли, мисс Уоллес, мне хотелось рассказать вам о нашей работе, чтобы вы не считали, что даром к нам приехали.
Он выдержал паузу, словно ожидая ее вопроса, но она молча потягивала бенедиктин.
— Даром! — повторил он многозначительно. — Ибо о листовке, которая вас заинтересовала… о листовке вам писать не придется.
Крерар тихонько присвистнул.
— Никакой листовки не будет, — продолжал Уиллоуби, — не будет никаких «Сорок восемь залпов из сорока восьми орудий».
— Почему? — спросила Карен.
— Я сорвал это дело.
— Почему?
Уиллоуби понимал, что его слова произвели сенсацию. Достаточно было взглянуть на лица офицеров. Пусть он возглавляет только маленькую группу, которой помыкает любой разведотдел, пусть он принужден барахтаться между всемогущими повелителями в штабе союзного командования и заносчивыми генералами — все-таки он, Уиллоуби, вертит ими. Учтите, мисс Уоллес!
— Почему? — сказал он. — Да потому, что вся эта затея — просто нелепость. Фарриш, бесспорно, кое-что понимает в танковых атаках, в «клещах» и прочее, но он не имеет ни малейшего представления о человеческой психологии.
— А мне понравилась его идея.
— Неужели, мисс Уоллес, вы серьезно думаете, что немецкому солдату интересно знать, за что мы воюем? Какое ему до этого дело? Что он — политик или философ? Как, по-вашему?
— Не знаю, — ответила Карен. Она уже не чувствовала опьянения. — Но как вы могли отменить листовку? Мне кажется, что Фарриш умеет настоять на своем.
Крерар весь превратился в слух. Неужели Уиллоуби сейчас откроет свой план, который он утаил от них на совещании? Если так, то он кретин, безответственный болтун. Впрочем, если ему хочется, пусть лезет в петлю — это его забота.
Уиллоуби и сам колебался. Но Иетс только что уличил его во лжи. Если он сейчас ничего не расскажет, то выйдет, что он опять прихвастнул. Соблазн был слишком велик.
Он встал и повернулся лицом к Карен.
— Я вам доверяю, крошка. Само собой — это не для печати.
— Само собой, — сказала Карен.
— Все равно, если даже это получит огласку, — задумчиво добавил Уиллоуби — я всегда могу опровергнуть сообщение… Я глубоко убежден, что война отличается от обыкновенной будничной жизни только тем, что она увеличивает риск, на который иногда приходится идти. А вообще отношения между людьми остаются те же. Соперничество, зависть, интриги, — ну, вы понимаете. Я отнюдь не считаю себя умней других…
— Напрасно, сэр, напрасно! — крикнул Крэбтриз. Он был очень пьян и, чтобы не упасть, держался за Люмиса.
— План Фарриша предусматривает непроизводительный расход боеприпасов. Так вот — я звоню в штаб корпусной артиллерии, вызываю генерала Дора. А генерал Дор — мой старый приятель, мы знакомы домами. Он зовет меня Кларенс, а я его Чарли. Вот я и говорю ему: «Послушай, Чарли, друг дорогой, — Фарриш придумал сногсшибательный трюк, он хочет в честь Четвертого июля устроить грандиозный фейерверк — дать сорок восемь залпов из сорока восьми орудий. Кто бы мог подумать. Фарриш — и вдруг расшибается в лепешку во славу звездного знамени и все такое…» Вы бы послушали, что сделалось с Дором! «Что? — говорит. — А Фарриш знает, сколько на это пойдет снарядов? И сколько времени требуется, чтобы доставить боеприпасы через Ламанш?» Разбушевался, не приведи бог… Итак, разрешите сообщить вам, мисс Уоллес, и вам, джентльмены, что разговор состоялся в девять часов вечера и что, по моим расчетам, генерал Фарриш уже отказался от своего намерения.
Уиллоуби сел. Он был чрезвычайно доволен собой. Девчонка смотрит на него с восторгом. А какие у нее красивые глаза! Она понимает жизнь — умеет ценить ум и силу.
Иетс пытался быть беспристрастным, но хмель мешал ему рассуждать здраво. Неужели ход истории зависит от таких закулисных махинаций? В колледже ему внушали, что есть люди, мысль которых охватывает широчайшие человеческие массы, мощные общественные движения, и которые используют свое влияние, свою силу, имея в виду общее благо. Но в жизни он встречал только таких людей, как Уиллоуби, которые плели свои мелкие интриги в узком, ограниченном мирке. Иетсу стало страшно: сегодня Уиллоуби убил листовку, завтра он может убить его, Иетса.
Карен действительно восхищалась Уиллоуби: было что-то поистине безмерное в этом грошовом интриганстве.
— Итак, вы считаете, майор, — сказала она, — что между войной и… скажем, миром очень маленькая разница? Мне кажется, вы забываете о том, что во время войны в гораздо большей степени, чем в мирное время, от любого принятого решения зависят человеческие жизни.
— Это разница только в степени, а не по существу.
— Не согласен! — резко сказал Иетс. — Из-за войны моя жизнь зависит от вас!
— Плотц считает, что это подлость, но весьма остроумная, — засмеялся Крерар.
Люмис, до которого только сейчас дошел смысл сообщения Уиллоуби, рассыпался в похвалах по адресу майора.
— Изумительно! — восклицал он, — изумительно! — Потом добавил с завистью: — Конечно, если имеешь связи…
Уиллоуби, восстановив свой престиж, повел решительную атаку на Карен.
Еще минута, и он сядет ей на колени, подумал Иетс. Почему она не прогонит его? Может быть, она ничего не имеет против… Во всяком случае, глядеть на это не особенно приятно. И вообще хватит торчать здесь. Иетс встал и направился к двери.