Крестоносцы
Шрифт:
— За этой чащей, — сказала она, — будет глубокая речка, но я знаю брод.
— У меня сапоги выше колен, небось пройдем, ног не замочим, — ответил Збышко.
Вскоре они вышли к речке. Ягенка, которая хорошо знала мочидольские леса, легко нашла брод; однако оказалось, что вода от дождей поднялась и речушка стала довольно глубокой. Збышко, не спрашиваясь, взял девушку на руки.
— Да я бы и так перешла, — возразила Ягенка.
— Держись за шею! — велел Збышко.
И медленно стал переходить разлившуюся речку, пробуя всякий раз ногой грунт, чтобы не попасть
— Збышко?
— Что тебе?
— Не пойду я ни за Чтана, ни за Вилька…
Он вынес её на берег, осторожно опустил на прибрежную гальку и сказал с лёгким волнением:
— Дай Бог тебе жениха самого что ни на есть лучшего! Обижаться ему не придется.
До Одстаянного озерца было уже недалеко. Впереди шла теперь Ягенка; изредка оборачиваясь, она прижимала пальцы к губам, приказывая Збышку хранить молчание. Они шли по мокрой низине, пробираясь сквозь заросли лоз и сивого тальника. Справа до них долетал птичий гомон, что очень удивило Збышка, так как уже наступила пора отлета.
— Там болото не замерзает, — прошептала Ягенка, — вот утки на нем и зимуют, да и в озерце вода замерзает только в сильные морозы, и то у самого берега. Глянь, как оно дымится…
Збышко поглядел сквозь кусты лозняка и увидел густой туман: это и было Одстаянное озерцо.
Ягенка опять прижала палец к губам, и через минуту они были у цели. Девушка первая крадучись взобралась на толстую старую иву, низко склонившуюся над водой. Збышко последовал за нею; некоторое время они, ничего не видя в тумане, тихо лежали, слушая лишь жалобный крик чибисов и чаек над головами. Но вот потянул ветерок, зашелестел в лозах и желтеющей листве ив, и глазам охотников открылась в низине гладь озерца, которую рябил ветер.
— Не видно? — прошептал Збышко.
— Не видно. Тише!..
Через минуту ветер умолк, и воцарилась глубокая тишина. Но вот на зеркале озерца затемнела одна голова, другая, затем поближе к охотникам спустился к реке крупный бобр со свежесорванной веткой в пасти и поплыл между цветами калужницы и ряской, поднимая вверх морду и толкая ветку вперед. Збышко, который лежал на дереве пониже Ягенки, увидел вдруг, как осторожно шевельнулись у девушки локти и наклонилась вперед голова, — Ягенка, видно, целилась в зверя, который, не подозревая о грозящей ему опасности, плыл к чистой глади озерца на расстоянии не больше половины полета стрелы.
Но вот зажужжала тетива самострела и одновременно раздался голос Ягенки:
— Готово! Готово!..
Збышко в один миг взобрался повыше и сквозь ветви поглядел на гладь озерца: бобр то погружался в воду, то всплывал на поверхность, перекувыркиваясь при этом и показывая более светлое, чем спинка, брюшко.
— Здорово попала! Сейчас ему конец! — сказала Ягенка.
Она отгадала, движения бобра становились все слабей, ещё немного — и он всплыл на поверхность кверху брюхом.
— Я пойду за ним, — сказал Збышко.
— Не ходи. Тут у берега трясина бездонная. Коли не знаешь, как пробираться,
— Как же мы его добудем?
— Да ты про то не думай — к вечеру он уж будет в Богданце, а нам пора домой…
— Ловко ты его подстрелила!
— Э, мне не впервой!..
— Другие девушки и глянуть на самострел боятся, а с тобой хоть целый век по лесу ходи!..
Услышав эту похвалу, Ягенка улыбнулась от радости, но ничего не сказала, и они пошли назад по старой дороге через лозняк. Збышко стал расспрашивать о бобровых гонах, Ягенка рассказала ему, сколько бобров на мочидольских и згожелицких болотах и как они на озерцах и речушках строят свои мазанки и плотины.
Вдруг она хлопнула себя по боку.
— Ах ты господи! — воскликнула она. — Забыла на иве стрелы. Подожди меня!
Не успел он сказать, что сам сходит за ними, как она, словно серна, помчалась назад и через минуту исчезла из виду. Збышко ждал, ждал и уж стал удивляться, что это её так долго нет.
— Верно, растеряла стрелы и ищет их, — сказал он сам себе, — а все-таки надо пойти поглядеть, не случилось ли чего с нею…
Однако не успел он сделать и двух шагов, как перед ним появилась Ягенка с самострелом в руке, смеющаяся, румяная и с бобром за плечами.
— Господи! — воскликнул Збышко. — Да как же ты его добыла?
— Как? Влезла в воду — вот и вся недолга! Мне не впервой, а тебя я не хотела пустить, ты ведь не знаешь, куда надо плыть, так тебя трясина и засосала бы.
— А я ждал тебя тут, как дурак! Хитрая ты девчонка.
— Что же мне было делать? Раздеваться, что ли, при тебе?
— Так ты и стрелы не забыла?
— Нет, это я только хотела, чтобы ты отошел от берега.
— Так, так! Ну, а пойди я следом за тобой, то-то бы диво увидал. Было бы на что поглядеть!
— Замолчи!..
— Ей-ей, я уже шел к тебе.
— Замолчи!..
Через минуту, желая, видно, переменить разговор, она сказала:
— Выжми мне косу, а то вся спина от неё мокрая.
Збышко одной рукой взялся за косу поближе к голове, а другой стал выжимать её.
— Лучше было бы расплести её, — говорил он при этом, — ветер тотчас и высушил бы.
Но Ягенка не хотела расплетать косу, потому что им снова приходилось продираться сквозь заросли. Збышко закинул теперь за спину бобра, а Ягенка пошла впереди.
— Теперь Мацько скоро выздоровеет, — сказала она, — потому для ран нет ничего лучше, как пить медвежье сало, а рану смазывать бобровой струей. Недельки через две сможет сесть на коня.
— Дай-то Бог! — сказал Збышко. — Жду не дождусь, когда он выздоровеет, — больного бросить нельзя, а сидеть мне здесь невмоготу.
— Невмоготу? — переспросила Ягенка. — Отчего же?
— Разве Зых ничего не говорил тебе про Данусю?
— Да нет, говорил… Я знаю, знаю… она тебя покрывалом накрыла… Он говорил ещё мне, что всякий рыцарь дает обет… служить своей госпоже… Но он говорил, что это пустое… все эти обеты… и женатые дают обет служить какой-нибудь госпоже. А эта Дануся, Збышко, кто она, скажи мне?.. Кто она, эта Дануся?