Крестоносец: Железная Земля
Шрифт:
– ВОДА! ВОДА ИДЕТ!
Признаться, я вначале не понял, что происходит. Просто стоял на месте, сжимая в руках кирку и ловя воздух ртом. А потом Ганель схватил меня за руку: его чумазое лицо было искажено ужасом.
– Шахту затапливает!
– заорал он, брызжа слюной.
Ратберт торжествующе рыкнул и, занеся над головой кирку, ударил по сковывавшей нас цепи. Один раз, второй, третий - и цепь распалась. Миг спустя виссинг бросился вглубь туннеля, в темноту.
– Черт, сбежать, что ли, хочет?
– пробормотал я, еще не соображая толком, что происходит.
– Давай!
–
– Бежим!!!
Отбросив инструмент, мы побежали мимо брошенных вагонеток и пони к выходу из штрека, куда уже неслись десятки перепуганных людей - надсмотрщики и каторжники вперемежку. С шипением гасли брошенные в лужи факелы, в пещерах стало совсем темно. Меня охватил ужас, мне казалось, что низкий свод вот-вот рухнет мне на голову. Спотыкаясь и вопя, мы с Ганелем бежали дальше, спотыкаясь о камни, гремя башмаками на дощатых настилах, шлепая по воде. В меня врезался какой-то ошалевший от ужаса каторжник, сбил наземь. Удержавшийся на ногах Ганель помог мне подняться.
– Быстрее!
– взмолился он.
– Быстрее, шевалье!
Ах ты, мать твою - ну не могу я быстрее, нога проклятая не дает. Даже если бы цепь не мешала. Резкая боль в спине пронизывает все тело при каждом шаге. Последний десяток метров до выхода из штрека я буквально тащил за собой ногу. Дальше мы по мосткам поднялись наверх, к главному туннелю, куда бежали охваченные паникой люди. Несколько тюремщиков еще пытались остановить бегущих, но одного из них сбили с мостков, и несчастный с диким воплем рухнул вниз, в пропасть, на дне которой бушевал водный поток. Еще несколько человек сорвались следом за ним, но на это никто даже не обратил внимания.
Я сам не помню, как мы добрались до рудничного двора, влились в обезумевшую от ужаса толпу, которая напирала на цепь охранников, вставших между людьми и проходом к подъемнику. Сзади напирали новые беглецы, и нас с Ганелем буквально вытолкали вперед, в первые ряды. Кто-то схватил меня за ворот куртки: я вначале не понял, кто это, а миг спустя узнал старшего штейгера Беруса.
– Вперед!
– заорал штейгер, вытягивая нас с Ганелем из толпы - В клеть, быстро!
Я и сам не понял, как оказался внутри клети, забитой каторжниками. У меня еще промелькнула мысль - подъемник не сможет поднять переполненную клеть, трос обязательно порвется, и нас всех ждет страшная смерть. Ноги у меня подкосились, и решетчатый потолок клети начал с неописуемой скоростью уходить вверх, в темноту.
– Шевалье!
– Крик Ганеля звучал снизу, из черной непроглядной бездны, раскрывшейся под моими ногами.
– Шевальееееееееееее!
Теперь они не схватят меня, подумал я. Не смогут. Ничто не остановит этот полет, даже цепь. Я ухожу.
И это была последняя мысль.
***
Языки огня в костре пляшут бесконечный прекрасный танец, гипнотизирующий, зачаровывающий, непредсказуемый. Искры летят в ночное небо как светляки, присоединяясь к тысячам тысяч звезд. И еще голоса. Знакомые до боли, но я не могу вспомнить, где и когда я их слышал.
– Донн-Улайн. Это по-эльфийски.
– Да? В самом деле? И что это значит?
–
– Красиво. Это что за автор?
– Автор?
– Я хотел спросить - у кого вы это прочитали?
– Это легенда. Всего лишь легенда.
– Ага, это квента, Энбри! Домино, хорошее начало!
– Донн-Улайн. Это что-нибудь значит?
– У эльфов принято менять имя ребенку при достижении им совершеннолетия. Улайн был последним ребенком Зералина, потому и получил это имя. По-эльфийски Uhlainn значит "последний". А Donn на языке эльфов означает "надежда".
Голоса. Они говорят издалека, тихо, едва различимо, но сердце мое замирает, когда я слушаю их. Особенно один - говорит девушка. Это она рассказывает легенду о Зералине.
Боже, какой знакомый, родной, теплый голос!
Языки огня все ближе. Они сливаются в зыбкий узор, напоминающий изображение дракона. Дракон извивается в зловещем танце, но я понимаю, что чудовище не настоящее - это всего лишь татуировка на женской спине. Это совсем молодая женщина, почти девочка, танцует в языках пламени, обступивших ее со всех сторон. Приятное тепло сменяет пышущий жар, который наполняет все тело. Искры, летящие в ночь, начинают кричать на все голоса, и мне почему-то страшно от их криков.
– Знаешь, что бывает с магами, которых осудила имперская инквизиция?
– Нет.
– Им оставляют жизнь, но лишают разума. Для этих несчастных есть особая крепость-приют, где они прозябают как животные, до самой смерти...До самой смерти! До самой смерти, ха-ха-ха-ха!
Голоса все громче и громче, они врываются в мой разум. Они утверждают, что говорят правду, и я не могу возразить им. Они обвиняют, насмехаются, издеваются, жалеют.
– Твой мир сделал тебя беззубым, Эвальд!
– Твой мир сделал тебя беззубым, Эвальд!
– Твой мир сделал тебя беззубым, Эвальд!
– Ха-ха-ха-ха! Жалкий, жалкий, жалкий!
Нет, нет, нет, все совсем не так! Вы не знаете, вы не понимаете. Вы не можете меня осуждать за то, что я люблю ее!
– Enne Salard a`ditet a verien, noe Glennen aiette uthar Laenne ap`Flamenier!
– Да, все верно! Я говорю правду. Я люблю ее, люблю всем сердцем, и буду любить, пока существует этот мир...
***
– ... Истинно говорят, и я этому верю безоговорочно, что кость утопленника может быть сильным талисманом, оберегающим от урона сглазом и порчею, ежели оправить кусочек оной кости в серебро и носить постоянно на руке или на груди под одеждою, - бубнит тихий голос.
– Равным образом сообщается, что кость утопленника помогает прорицать и предсказывать будущее, ибо не раз и не два наблюдал я, как прорицатели из числа так называемых stryheroi, этих безбожных языческих колдунов, коих еще возможно встретить в землях Нейфа, предсказывали людям будущее, держа во рту обломок кости утопленника... тьфу, мерзость какая!