Крестоносец: Железная Земля
Шрифт:
– Я знаю, что это за место, - сказала Элика, и голос ее вроде как дрогнул.
– Это Заповедь. Тысячелетний Лес, оставшийся еще со времен Нашествия. Я почти уверена, что так. Но можно будет уточнить по карте. Проклятие, Эвальд, как ты догадался?
– Просто сопоставил все, что мне было известно. Хомрат, по всей видимости, смог разгадать тайну фигурного стола, - я сильно волновался и говорил торопливо, как в лихорадке.
– Он наверняка узнал о пророчествах Эская - ты мне рассказывала о них в Эшевене. Рассказать правду он не мог, кому бы понравилось то, что виари в конце концов получат свои земли обратно? Тогда Хомрат зашифровал эти пророчества здесь, в Харемской обители. Он написал триптих, где изображена последняя битва со Зверем, которая случится после того, как будет найден настоящий меч Зералина - именно его держит в руке Матерь
– И получается, что вампиры тоже об этом знают?
– Наверняка. Потому и нужен им Ратберт.
– Эвальд, я тебя люблю!
– Элика неожиданно влепила мне смачный поцелуй прямо в губы.
– Надо как можно скорее все рассказать де Фанзаку. Вместе придумаем, как быть дальше!
За дверью из святилища нас ждал неприятный сюрприз. Бодин исчез, а Домаш, привалившись к косяку, храпел во все форсунки. Он спал так крепко, что даже наши свирепые тычки не сразу заставили его проснуться.
– А? Что? Где?
– Роздолец вертел головой и непонимающе таращился на нас.
– Что такое?
– Где Бодин?!
– рявкнула Элика, бледная от бешенства.
– Бодин? А?
– Домаш начал приходить в себя.
– Сбежал! Кусок тараканьего дерьма, сбежал, чтоб его громом убило!
– Чувствую, теперь драки не избежать, - вздохнул я.
– Элика, готова?
– Беспокойся о себе, салард!
– Эльфка побежала по коридору, Ганель за ней. Хлопнув по плечу ошалелого Домаша, я поспешил за ними. Предчувствия у меня были самые нехорошие.
***
В зале капитула ни Бодина, ни его упырей не было. Это было неожиданно и странно, но радости я не испытал. Все стало ясно, едва мы вышли из здания в клуатр.
Инквизитор и солдаты праха были тут, и они нас ждали. Завидев нас, упыри тут же двинулись вперед, но Бодин остановил их окриком. И тут из галереи показалась фигура в темно-лиловом плаще с капюшоном. Неизвестный прошел мимо Бодина, остановился шагах в десяти от нас и убрал капюшон. Это был рослый и худой мужчина лет сорока-сорока пяти с роскошной гривой черных как перо ворона волнистых волос и аристократическим, красивым, но неестественно бледным лицом.
– Шевалье де Квинси!
– сказал он, и звуки его голоса заставили мое сердце сжаться.
– Я так и думал, что увижу тебя еще раз. Должен сказать, ты неплохо себя показал в бою с Митрой.
– Ты кто такой?
– спросил я, чувствуя, как во мне против моей воли растет противный всепоглощающий и обессиливающий страх.
– Эмиль де Сантрай, к твоим услугам, шевалье, - мужчина поклонился.
– Вряд ли тебе приходилось слышать мое имя.
– Ошибаешься, - ответил я: язык у меня будто онемел, и слова выговаривались с трудом.
– Я о тебе слышал, вампир.
– Отлично, ты знаешь, кто я. И сейчас ты мне расскажешь все, что знаешь.
– Ни...никогда!
– Говори по-хорошему, червь, - упырь шагнул ко мне, глаза его загорелись синими огоньками.
– Иначе...
Он не договорил, покачнулся, болезненно крякнул и уставился на длинный узкий стальной наконечник, торчащий из его груди. Я сразу узнал наконечник отлично знакомого мне оружия.
Кройцшипа Лукаса Субботы.
Дампир в черной клепаной коже, ловкий и быстрый как кошка, в несколько прыжков буквально слетел с крыши церкви и ворвался в самую гущу воинов праха, уже готовых наброситься на нас. Элика, опомнившись, вытянула руки ладонями к Бодину и влепила инквизитору огненный шар прямо в лицо - охваченный огнем инквизитор отлетел к аркам клуатра и взвыл страшно, обреченно, душераздирающе. Я выхватил меч, попытался сосредоточиться на фламенант-медальоне, посылая через него огненный заряд в клинок, но не успел - на меня напали сразу два воина праха, один со шпонтоном, второй с мечом.
Меня спас Домаш. Он опередил тварь со шпонтоном, которая неминуемо пригвоздила бы меня к стене клуатра, врезал упырю краем щита по забралу, заставив остановиться, а потом ударил упыря ногой в живот, опрокидывая навзничь на снег. Второй воин праха развернулся к Домашу, и это дало мне возможность ухватить меч обеими руками и атаковать.
Упор
Мой удар пришелся точно в зазор между латным горжетом и нижним краем шлема воина праха. Клинок перерубил шейные позвонки нежити, воин праха развернулся на месте, выронил меч и, подломившись в коленях, повалился на бок. Домаш тем временем своим тяжелым топором менял форму и содержание шлема того упыря, которого свалил ударом щита. Грохот стоял, как в кузнице. Я встретился с Домашем взглядом, и мы, не сговариваясь, бросились на выручку Ганелю, который с истошными воплями убегал от трех гнавшихся за ним мертвецов. Остальные пять упырей тщетно пытались выбраться из магической ловушки, в которую их поймала Элика. Попутно я заметил, что Суббота исчез, равно как и раненный вампир.
Зычно заревев, Домаш разбежался, врезался в переднего воина праха, сбив его с ног: миг спустя его лезвие его топора ударило в шлем второго, а я, развернув на себя последнего упыря из этой тройки, отвлек его от Ганеля. Жмур был вооружен алебардой и действовал ей с поразительной ловкостью - я с трудом уворачивался от его выпадов. Достать мечом тварюгу я не мог, воин праха умело держал меня на дистанции, не подпуская на расстояние удара мечом. Несколько секунд продолжался этот смертельный танец, пока все не решил Домаш: разделавшись со своими врагами, он обрушил топор прямо на череп моего противника. Роздолец обладал такой звериной силой, что салад упыря смялся, будто был сделан из фольги. После этого, мы с Домашем без всякого труда разделались с тварью, и вовремя - действие магической ловушки Элики иссякло, и жмуры шли прямо на нее. Впрочем, одолеть боевого мага Ложи тварям было явно не по зубам: Элика использовала заклинание Барьера, и мертвецы уперлись в невидимую преграду, не в силах ее преодолеть.
– Мать вашу на кол!
– заорал Домаш и бросился на залипших у невидимой стены нежитей.
Помню, в детстве я не раз читал в исторических романах про берсеркеров. Так вот, в Харемской обители Домаш из Бобзиглавицы показал мне на деле, что такое боевой стиль берсеркера. Он волчком вертелся среди воинов праха, отбивая щитом их удары и раздавая убийственно точную ответку - и при этом орал что-то неразборчивое, вроде как боевую песню. Понятно, что героическая песнь храброго роздольца никак не могла воздействовать на лишенных чувств и воображения мертвецов, но смотрелось и слушалось все это устрашающе. Буквально за пару секунд Домаш сбил с ног одного из упырей и вмял внутрь шлема забрало другого. Когда я подоспел ему на помощь, он выбивал барабанную дробь из голов сразу двух противников, наседавших на него справа и слева. Один из них упал на колени - ситуации, более удобной для добивающего удара, нельзя было и придумать, и я рубанул сверху вниз, знаменитым ударом сокола, который мне показывал когда-то сэр Роберт, да так удачно, что голова упыря покатилась по каменным плитам двора. Краем глаза я успел увидеть, что внутри галереи одна темная фигура вроде как гонится за другой, но времени разглядывать все это у меня не было. Мимо меня пролетел упырь, отброшенный динамическим ударом Элики: он врезался в стену, гремя доспехами, упал на четвереньки и начал было подниматься, чтобы вернуться в схватку. И вот тут меня удивил Ганель - почтенный мэтр где-то успел раздобыть садовую лопату, и вот этой самой лопатой он начал молотить мертвеца по спине, вопя при этом такие непристойности, которые я ну никак не ожидал бы услышать от такого образованного человека. Впрочем, толку от его ударов было немного, воин праха поднялся и пошел на Ганеля. Надо было спасать умника, и я набросился на мертвеца сзади. Будь у меня щит, я попытался бы сбить его с ног и дорубить на земле, но щита у меня не было, и я просто ударил тварь ногой под колено.
Боли нежити, конечно же, не чувствуют - я знал об этом. Но нервные рефлексы должны были сохраниться, иначе жмуры просто не могли бы двигаться. Я не ошибся: удар заставил тварь упасть на одно колено.
Ну, попробуем удар, который сэр Роберт называл "Жнец смерти"...
На жмуре был шишак с кольчужной бармицей и сплошной кованой личиной, закрывающей лицо до подбородка. Будь у меня клеймор Андрея Михайловича, я бы не усомнился в эффективности удара. Тем не менее, я рискнул рубануть по бармице, и меч, подаренный де Фанзаком, меня не подвел - кольчужная сетка разошлась под клинком, раскаленная фламенант-медальоном сталь рассекла шею и перерубила спинной мозг мертвеца. Воин праха повалился в снег, как лишившаяся устойчивости кукла.