Крестоносец
Шрифт:
— Это точно, — согласился Форжерон, — в городе нас всего двое, я и Батист Паризо, но его кузница на окраине города.
В этот момент Беатрис привстал на цыпочки и что-то прошептала отцу на ухо. Тот, отстранившись, посмотрел на неё, как на умалишённую, но та сделала такое умильное личико, что кузнец озадаченно поскрёб затылок. Потом перевёл взгляд на меня.
— Эээ… Хм, в общем, юный господин де Лонэ, за вашу услугу, оказанную моей дочери, я…
Он сделал паузу и, глядя на меч, приподнял брови, словно бы сам
— Я хочу подарить вам этот меч.
И, вогнав клинок в ножны, он с торжественным видом протянул их мне.
— Что вы, месьё Форжерон, — растерялся я, — это слишком щедрый подарок. Он наверняка стоит намного больше того, что вор пытался украсть у вашей дочери.
— Берите, шевалье, берите, пока я не передумал. Это от чистого сердца, хоть разум и нашёптывает, мол, дурак ты, Форжерон, задаром отдаёшь такой меч, за который мог бы выручить немало серебра.
— Бери, пока дают, — толкнул меня локтем в бок Роланд.
Покраснев от смущения, я принял меч.
— Давайте я у вас хотя бы нож или кинжал куплю. У вас же наверняка есть что-нибудь?
— Кинжал? Хм, не слышал о таком.
Странно, слово есть, правда, оно всплыло уже из современного мне из будущего французского, а вот аналогов в старофранцузском нет. Выходит, кинжала в это время не знали[8]? А ведь и правда, за минувшие сутки мне не встретилось ни одного обладателя кинжала, хотя ножи на поясах висели у многих. В Клермоне я видел их даже у некоторых женщин, правда, более скромных, чем у мужчин, размеров.
В итоге Форжерон выложил передо мной десятка полтора ножей, и после придирчивого изучения я выбрал один, по форме чем-то напоминающий классическую финку, в ножнах из выделанной кожи. Комплект обошёлся мне в пятьдесят денье, по словам мастера, этим ножом можно рубить гвозди, и лезвие даже не затупится.
— Удачи вам в походе против неверных! — пожелал на прощание оружейник.
— Храни вас Бог, месьё Форжерон, и вашу прекрасную дочь Беатрис! — ответил я, не забыв одарить улыбкой его тут же зардевшуюся дочь.
По пути к дому Бремонта Роланд успел отобрать у меня меч, оценивая его при свете заходящего, облекшего в розовый цвет плывущие над Клермоном облака солнца. Я тем временем успел отстегнуть ножны с отцовским мечом, и когда новый меч получил обратно в руки, прицепил его к поясу вместо старого.
— Да-а, и меч хорош, и ножны достойные, — с завистливым видом говорил Роланд. — Кстати, а что это за месьё? Почему ты так странно обращался к оружейнику?
И правда, чего это я? Для полноты картины не хватало ещё дочку кузнеца назвать мадемуазель. Совсем забыл, что в 12 веке такие обращения ещё не приняты.
— Да я вот, Роланд, пока мы ехали в Клермон сегодня днём, всё думал, что не хватает чего-то для общего обозначения мужчин, женщин и незамужних дев. Наверное, святой Януарий мне присоветовал. Вот и придумал, что к мужчинам можно обращаться как месьё, к девушкам — мадемуазель, а к замужним женщинам — мадам. Как думаешь, будут пользоваться популярностью такие обращения?
— Хм, даже и не знаю, что сказать. Ты не только память потерял, но ещё, похоже, у тебя и мозги повернулись куда-то не туда. Ты только пока никому того, что сейчас рассказал мне, не говори, а то… А то мало ли что.
Мы как раз подошли к дому Кристиана Бремонта, который в это время на заднем дворе за что-то поносил своего молодого слугу. Оказалось, за то, что тот недостаточно хорошо вычистил наших с Роландом лошадей.
—А-а, вернулись, — протянул он, улыбаясь. — Ничего не купили?
Роланд тут же, не успел я и рта раскрыть, принялся живописать мои подвиги, начиная от поимки вора и заканчивая победой над Демоном Африки, благодаря чему я разбогател на целых двести денье.
— Симон, вот уж от кого, от кого, а от тебя я таких подвигов не ожидал!
Что значит не ожидал, про себя возмутился я. Это что же, Симон де Лонэ какой-то лузер, получается? Или что он имел в виду?
— Вот теперь я вижу, что ты достоин носить славную фамилию де Лонэ., — тем временем продолжал расхваливать меня Бремонт. — О, да у тебя и новый меч?! И нож!
— Причём достался меч Симону задаром, — опять влез довольный, словно это его только что хвалили, Роланд. — Дочка оружейника Форжерона оказалась той самой девицей, у которой вор подрезал кошель, и мастер за это подарил Симону прекрасный меч.
— Форжерона? О да, это хороший мастер, я бы даже сказал, лучший на всю Овернь, у меня тоже есть меч его работы. А отцовский куда денешь?
— Э-э-э… Пока ещё не придумал. Пусть пока при мне будет.
— И то верно, лишний клинок помехой не станет. А этот дозволишь ли оценить?
Я вытащил меч из ножен, протянул Бремонту. Тот с видом знатока дотошно осмотрел оружие, от клинка до навершия черенка, затем крутанул меч несколько раз, словно рубя в капусту недругов, отчего нам даже пришлось отступить, и довольно поцокал языком.
— Хорош меч, уверен, он срубит не одну сарацинскую голову, — сказал Бремонт, возвращая мне оружие. — А теперь к столу!
Ужин и впрямь оказался не в пример сытнее и разнообразнее обеда. Бригитт, оказавшаяся приличной поварихой, подала на стол запечённого кролика в винном соусе, фаршированных цыплят, запечённые перепелиные яйца, копчёную рыбу, рыбный пирог, ну и неизменные сыр и вино. Было и блюдо с ещё зелёными и, как оказалось на вкус, кисловатыми яблоками. Уж лучше бы дали им нормально дозреть. Зелени тоже хватало, она шла к кролику и цыплятам, но и так её можно было брать с отдельного блюда.