Крестовые походы глазами арабов
Шрифт:
Ифтикар полагал таким образом, что сражение будет происходить в самых выгодных условиях. Он надеялся, что сдержит натиск врага со своей арабской конницей и с суданскими лучниками, прочно засевшими за мощными укреплениями, которые поднимались на холмы и спускались на равнину. Правду сказать, западные рыцари были знамениты своей храбростью, но их поведение у стен Иерусалима стало неожиданностью для опытного командира. Ифтикар думал, что сразу по прибытии они начнут сооружать передвижные башни и другие осадные орудия, копать траншеи, чтобы защитить себя от вылазок городского гарнизона. Однако они, далёкие от мысли заниматься всем этим, начали с организации шествий вокруг стен, которые возглавлялись поющими молитвы священниками с обнажёнными головами; потом они стали
Он знал, что этот город был не таким, как другие. Ифтикар называл его общепринятым именем Илия, но алимы (мусульманские теологи) называли его Аль-Кудс Байт аль-Макдис или Байт аль-Мукаддос, «Место святости» [15] . Они считали его третьим городом ислама после Мекки и Медины, ибо здесь чудесной ночью Бог привёл Пророка на встречу с Моисеем и Иисусом, сыном Марии. С тех пор каждый мусульманин рассматривал Аль-Кудс как символ целостности божественного предания. Многие верующие приходили на собрания в мечеть Аль-Акса, под её огромный сверкающий купол, возвышавшийся над низкими и плоскими домами города.
15
Согласно мусульманской традиции Аллах отправил Пророка ночью в чудесное путешествие из Мекки к мечети аль-Акса, а потом вознёс на небеса. При этом имела место встреча с Иисусом и Моисеем, что символизировало преемственность «религий Святой Книги» ( прим. авт.).
Но хотя небо, казалось, присутствовало на каждом углу этого города, сам Ифтикар стоял обеими ногами на земле. Он полагал, что военное дело везде одно и то же, каким бы не был город. Эти шествия поющих франков раздражали его, но не внушали тревоги. И только к концу второй недели ему стало не по себе, когда враги с энтузиазмом принялись строить две огромные деревянные башни. В конце июля они уже стояли и были готовы поднять на крепостные стены сотни воинов. Их угрожающие силуэты зловеще вздымались в центре неприятельского лагеря.
Ифтикар издал строжайший приказ: если любая из этих двух штуковин сделает малейшее поползновение к стенам, её должен захлестнуть ливень стрел. Если башня, тем не менее, сумеет приблизиться, нужно использовать греческий огонь (смесь нефти и серы), которая разливалась в кувшины, поджигалась и швырялась на нападающих с помощью катапульт. Разбрызгиваясь, эта жидкость вызывала пожары, которые было трудно потушить. Пользуясь этим грозным оружием, солдаты Ифтикара отбили один за другим несколько штурмов во второй неделе июля, хотя осаждающие, чтобы спастись от огня, обтянули свои передвижные башни свежеснятыми шкурами животных, вымоченными в уксусе. Между тем появились слухи, что вот-вот подойдёт Аль-Афдал. Атакующие, опасаясь, что окажутся в ловушке между защитниками и наступающей армией, удвоили свои усилия.
Одна из двух передвижных башен, построенных франками, находилась, как сообщает Ибн аль-Асир, со стороны Сиона, на юге, тогда как другая была установлена с севера. Мусульмане сумели сжечь первую башню, убив всех внутри неё. Но едва они закончили её разрушение, как прибыл гонец, звавший на помощь, ибо враг проник в город с противоположной стороны. Действительно, Иерусалим был захвачен с севера в пятницу утром за семь дней до конца месяца Шабан в 492 году мусульманского календаря.
В этот ужасный день июля 1099 года Ифтикар находился в Башне Давида, восьмиугольной цитадели, фундамент которой был спаян свинцом. Это был самый прочный пункт в системе оборонительных сооружений. Генерал мог продержаться ещё несколько дней, но он понимал, что сражение проиграно. Еврейский квартал был наводнён вражескими воинами, улицы усеяны телами, и бой шёл уже около главной мечети. Он и его люди скоро будут полностью окружены. Однако он продолжал сражаться. Что ещё было ему делать? К полудню схватка в центре города практически завершилась. Белое знамя Фатимидов теперь развевалось только над Башней Давида.
Неожиданно натиск франков прекратился, и показался парламентёр. Он принёс предложение Сен-Жиля, который был готов выпустить египетского генерала и его людей из города живыми, если они сдадут ему башню. Ифтикар медлил. Франки уже не раз нарушали свои обязательства, и не было никаких причин полагать, что Сен-Жилю можно доверять. С другой стороны, именно об этом светловолосом пятидесятилетнем человеке говорили, что его все уважают и что на его слово можно положиться. Ифтикар еще до появления посланника был уверен, что Сен-Жиль будет в конце концов вынужден начать переговоры с защитниками, поскольку его деревянная башня была разрушена, и все атаки отбиты. Он должен был терять время на стенах с самого утра, пока его коллеги, другие франкские командиры, уже вовсю грабили город и спорили, кому какой дом достанется. Тщательно взвесив все «за» и «против», Ифтикар наконец объявил, что он готов сдаться при условии, что Сен-Жиль поклянётся своей честью гарантировать безопасность ему и его людям.
«Франки сдержали своё слово, — добросовестно отмечает Ибн аль-Асир, — и отпустили их ночью в портовый город Аскалон, где они и остановились». Потом он добавляет: «Население святого города было предано мечу, и франки целую неделю убивали мусульман. В одной только мечети Аль-Акса они убили больше семидесяти тысяч людей». Ибн аль-Каланиси, который никогда не сообщал о цифрах, которые не мог проверить, говорит только: «Много людей было убито. Евреи собрались в своей синагоге, и франки сожгли их живьём. Они также разрушили святыни и могилу Авраама, мир его праху!»
Среди памятников, разорённых пришельцами, была мечеть Омара, воздвигнутая в честь второго приемника Пророка, Калифа Омара Ибн аль-Хаттаба, который забрал Иерусалим у Рума в ферврале 638 года. Арабы впоследствии будут часто ссылаться на это событие, чтобы подчеркнуть разницу в поведении между ними и франками. «Омар въехал в Иерусалим на своём знаменитом белом верблюде, и греческий патриарх святого города вышел ему навстречу. Калиф сначала заверил его, что жизнь и имущество обитателей города будут сохранены, и затем попросил патриарха показать ему христианские святыни. Когда они были в церкви Кияма, у Гроба Господня, настало время мусульманской молитвы, и Омар спросил у своего проводника разрешения развернуть молитвенный коврик. Патриарх предложил Омару сделать это там, где он стоял, но калиф ответил: «Если я это сделаю, мусульмане захотят присвоить это место, сказав: Омар молился здесь». И потом он вышел со своим молитвенным ковриком и преклонил колени снаружи. Он был прав, ибо на этом самом месте была построена мечеть, которая носила его имя. Увы, у франкских предводителей отсутствовало благородство Омара. Они отметили свой триумф неописуемой оргией смерти и затем жестоко разорили город, который должны были почитать.
Они не щадили даже своих единоверцев. Первым делом изгнали из церкви Гроба Господня всех священников восточных церквей: греков, грузин, армян, коптов и сирийцев, которые всегда совершали богослужение вместе в соответствии с древней традицией, которую уважали все прежние завоеватели. Ошеломлённые такой степенью фанатизма, представители восточных христианских церквей решили оказать сопротивление. Они отказались сообщить захватчикам, где они спрятали Истинный Крест, на котором умер Христос. В головах этих людей религиозная преданность святым реликвиям сочеталась с патриотической гордостью. В самом деле, разве они не были соотечественниками Назаретянина? Но на пришельцев это не подействовало. Они арестовали священников, которым было доверено сбережение Креста и пытали их до тех пор, пока те не выдали тайну. Так франки отняли у христиан святой город, где находилась их главная реликвия.