Крестовые походы. Под сенью креста

Доманин Александр

На повестке дня стоял один, но очень важный вопрос: следует ли немедленно двигаться на Антиохию, или лучше переждать зиму, рассредоточив войска, благо, соседнюю Киликию и предгорья Тавра населяли союз-пики крестоносцев — армяне. После долгих споров рещено было продолжать поход. Только строптивый Балдуин, завязавший во время совместного рейда с Гапкредом неплохие отношения с несколькими армянскими князьями, отказался подчиниться постановлению сонета. Собрав своих рыцарей и солдат — всего около двух тысяч человек — он двинулся на восток к армянскому городу Эдессе*. Кто бы мог подумать тогда, что эта строптивость Балдуина окажется спасительной для крестоносцев, и уж тем более поверить, что именно Балдуин, с его небольшим отрядом, станет основателем первого из крестоносных государств!

Увлекшись рассказом о суровых испытаниях главного войска крестоносцев, мы оставили

без внимания тех, кто ушел от Гераклеи на юг, в Киликию, а между тем, их приключения были, по-своему, не менее интересными. Оба предводителя отколовшихся отрядов и Балдуин, и Танкред — были вполне типичными образчиками крестоносных вождей. Алчность, стремление к наживе, к основанию пусть небольшого, но собственного феодального княжества — вот главные для них стимулы крестового похода. Впрочем, человеческие их качества были довольно различны. Танкред был, по сути, лишь отличным рубакой, стремящимся ввязаться в драку, где и когда только возможно, но рыцарская слава и духовный подвиг для него все же не были пустым звуком. Балдуин же впоследствии показал себя неплохим полководцем и толковым политиком. Святые цели похода никогда не затмевали для него его собственных целей, ради которых он мог и пойти на примирение с врагом, и учинить резню среди своих же союзников — армян. Забегая вперед, скажем, что именно Балдуин стал вскоре первым законным государем Иерусалимского королевства, хотя и воинские силы, и заслуги в святом паломничестве у таких видных руководителей крестоносцев, как Раймунд Тулузский, Боэмунд Тарентский или даже Роберт Нормандский были гораздо более значительными.

В южном походе между двумя младшими крестоносными князьями быстро вспыхнуло чрезвычайно острое соперничество. Довольно скоро достигнутые успехи, связанные с присутствием в Киликии малого количества сельджукских войск и с помощью местных армян, только усилили их взаимное и, кстати, вполне справедл иное недоверие друг к другу. После взятия Тарса — города, прославленного в христианском мире как родина знаменитого апостола Павла — это подспудное про-тпиостояние переросло в открытое кровавое столкновение Первое, но, увы, далеко не последнее среди «воинов Христа». Спор из-за Тарса, который каждый вождь считал своим, вылился вначале в личную ссору Танк-рвда с Балдуином: дело дошло даже до мечей. Их рыцари поддержали каждый своего вождя, и вскоре иепыхнул настоящий бой, в котором, благодаря численному превосходству — семьсот рыцарей против пятисот у соперника — победу одержал Балдуин, вытеснивший отряд Танкреда из города. В бою, как и положено, были убитые, раненые и даже пленные. Вот так мило развлекались порой «святые пилигримы».

Позже Танкред присоединился к основному войску, а вот ненасытный Балдуин двинулся на восток, в армянские области за Евфратом. И здесь ему неожиданно улыбнулась удача. Армянский правитель Эдессы, князь Торос, управлявший городом под верховной властью сельджуков, видимо, решил с помощью крестоносцев ликвидировать ненавистную для него мусульманскую опеку. Престарелый князь пригласил Балдуина с его отрядом в Эдессу, и, немного погодя, объявил его своим наследником. Спустя короткое время князь Торос погибает при невыясненных обстоятельствах. Презумпция невиновности запрещает нам обвинить крестоносца в этом убийстве (сам-то он объявил виновниками армян), ведь доказательств его причастности нет, но... «Cui prodest», — гласит известное латинское выражение, — «кому выгодно» — и все сразу становится на свои места. В марте 1098 года, проведя предварительно жестокие репрессии среди армянского населения, Балдуин провозглашает город и земли вокруг него графством Эдесским, а себя, соответственно, его графом. Так возникает первое из крестоносных государств — как ни странно, в районе, наиболее удаленном от главного театра военных действий. Для довольного Балдуина крестовый поход на этом был, разумеется, окончен, но развернувшиеся вскоре события не оставили в стороне и отдаленную Эдессу, а новоиспеченный граф волей-неволей оказал крестоносному воинству серьезную услугу. Но об этом в свое время, а сейчас мы вернемся к главной армии крестоносцев, которая поздней осенью 1097 года спустилась с гор Тавра на равнины Сирии и 21 октября увидела перед собой белокаменные стены «жемчужины Средиземноморья» — Антиохии.

Глава 9. Завоевание Святой Земли

Антиохия, древняя столица эллинистических царей, еще незадолго до крестовых походов считалась метрополией всей Азии и была одним из крупнейших городов мира. Расположенная в одном из благодарнейших

уголков Северной Сирии, на берегах реки Оронт, она занимала исключительно выгодное географическое положение. Здесь заканчивалась южная ветвь Великого шелкового пути — знаменитой караванной дороги, связывающей Средиземноморье с далеким и богатым Китаем. От нее расходилось несколько главных торговых путей: на юг, в Палестину и Египет; на северо-запад — в Малую Азию и Константинополь; из гаваней Антиохии корабли плыли в Италию, Францию и Испанию*. Во времена расцвета (то есть в античную эпоху) в Антиохии проживало более трехсот тысяч жителей. Она славилась своими ремесленниками: здесь изготавливались лучшие ковры и изделия из шелка, непревзойденными мастерами считались антиохийские гончары и стеклодувы. «Воротами Востока» называли этот город ВО времена Юстиниана.

Арабское завоевание и последовавший за ним разрыв связей с Западом сильно отразились на судьбе Антиохии. Город постепенно стал хиреть, хотя по-прежнему оставался крупным торгово-ремесленным центром. Новый импульс к развитию он получил в X веке, когда византийцы отвоевали его у арабов. Именно в ВТО время были отремонтированы старые городские укрепления и построены новые. Греки стремились превратить Антиохию в поистине неприступную крепость, и, в общем-то, им это удалось. Еще тринадцать лет после памятной битвы при Манцикерте она возвышалась несокрушимой христианской твердыней в сплошном исламском окружении, и лишь предательство ее собственных правителей отдало Антиохию во власть сельджукского султана.

Новое мусульманское завоевание нанесло тяжелый удар великому городу. Купцы и ремесленники в поисках лучшей доли начали покидать Антиохию, переселяясь, кто в Константинополь, кто в Каир и Александрию. Православные греки и армяне-монофизиты были обложены непосильным налогом, и перед ними было, по существу, только два пути — либо перейти в ислам, предав собственную веру, либо уехать из города. К моменту появления крестоносцев Антиохия уже потеряла свое значение великой торговой столицы; тысячи домов были покинуты, из десятков городских ворот действующими оставались только пять. Впрочем, не стоит и преувеличивать степень этого упадка. В 1097 году в Антиохии все еще проживало около ста тысяч только постоянных жителей, а бросившееся под защиту городских стен окрестное население еще увеличило это число вдвое. Хозяйственная разруха не отразилась и на мощи городских укреплений. Антиохийская крепость по-прежнему оставалась одной из величайших твердынь мира. И эту неприступную цитадель предстояло взять изрядно поредевшим после малоазиатского похода войскам крестоносцев.

Единственным серьезным преимуществом для христианского войска была малочисленность антиохийского гарнизона. Двухсоттысячному крестоносному воинству (легко подсчитать, что в степях и горах Малой Азии навеки осталась лежать, по меньшей мере, третья часть «Христова воинства») командующий гарнизоном Баги-зьяни мог противопоставить не более десяти тысяч профессиональных солдат. Между тем, длина городских стен составляла почти двадцать километров, и Багизь-яни приходилось сильно рассредоточивать своих людей.

Антиохийская крепость даже для того времени была пилением почти исключительным. Ее стены поднимались в высоту на двадцать пять метров, что очень штрудняло использование осадных лестниц, при такой иысоте не слишком эффективных. Город опоясывала цепь мощных башен из природного камня (по разным сведениям, их насчитывалось от трехсот шестидесяти до четырехсот пятидесяти), находящихся на расстоянии полета стрелы друг от друга. Стены были настолько толсты, что по их верху свободно могла проехать упряжка из четырех лошадей. Такая толщина стен позволила защитникам крепости быстро перебрасывать необходимые подкрепления к участкам, находящимся в опасности. Кроме того, западный и южный отрезки стены заходили в горный массив, что делало полную блокаду крепости чрезвычайно сложной задачей, с которой крестоносцы, кстати, так и не справились.

Как бы то ни было, мощная Антиохийская крепость запирала самый короткий путь в Святую Землю и была, безусловно, наиболее могучей твердыней Восточного Средиземноморья. Просто обойти крепость, оставив ее за спиной, крестоносцы не могли (да, впрочем, и не хотели — ведь о богатствах Антиохии ходили легенды), так как это было чревато самыми тяжелыми военными последствиями. Фактически, судьба Святой Земли, судьба крестового похода, а, по большому счету — и всего крестоносного движения, решалась здесь, у стен древней эллинистической столицы. Антиохию нужно было взять во что бы то ни стало, но вот с этим у крестоносцев дело сразу не заладилось.