Крестовый поход восвояси
Шрифт:
– Шо Лис, ну шо Лис, – издевался напарник. – Я даже тотализатор не успел открыть, как ты его нокаутировал. Ну разве это по-товарищески? Будь я режиссером на съемках кина, ей-богу, заставил бы переснимать дубль.
Я вспомнил страшные медвежьи объятия, щелкавшие над головой челюсти, никогда не знавшие зубной пасты, скрежетание когтей по яцериновой [12] кольчуге и отвернулся, стараясь скрыть вновь подступившую дурноту.
– Кстати, Вальдар, – не унимался венедский зубоскал, – поведай мне в качестве дележа опытом: это ж как нужно
12
Кольчуга очень плотного плетения.
– В каком смысле?
– В смысле шестнадцати дырок.
– Почему шестнадцати? – удивился я, пытаясь поточнее разделить шестнадцать на пять.
– Я почем знаю?! Четыре серии по четыре дырки.
– Почему по четыре?
– Ты меня спрашиваешь?! – возмутился Лис. – Можно подумать, это я ведмедыка закатував. Но дыры очень глубокие. Словно ты его когтями рвал.
– Ничего не помню, – вздохнул я. – Он меня, видимо, лапой по голове зацепил, потому что у меня потом еще полдня картинка мелькала то цветная, то черно-белая.
– Не цеплял он тебя лапой, это я тебе точно говорю.
Я молча пожал плечами.
– Ладно, подследственный, допрос с пристрастием отложим на более позднее время. Вон тебя Кнут разыскивает. – Он хлестнул коня. – Позже договорим.
Преданный слуга Хельмута Штолля, приведший из Старой Руссы в армию Муромца обоз с провиантом, купленный Ганзой, ждал прохождения войск, чтобы отправиться в обратный путь.
– Добрый день, господин рыцарь. – Поравнявшись с моей телегой, Кнут предупредительно поднял свой колпак и состроил такую участливую мину, что стал неуловимо похож на фреску «Дева Мария, скорбящая над сыном». – Хозяин велел узнать, как ваше здоровье. Если вы еще не поправились, он просил передать вам эту мазь на пчелином яде, которая быстро вернет былую силу.
Он склонился ко мне, протягивая опечатанный сургучом глиняный кувшинчик, и, зыркнув вправо-влево, прошептал:
– Хозяин велел вам узнать у Муромца, с чем связана покупка кораблей и собирается ли он идти в поход на Ревель и Ригу. Если да, в Пскове найдите любого ганзейского купца и передайте ему этот кувшинчик для Хельмута Штолля с благодарностью.
– Это все? – отрезал я.
– Нет, – со все той же ласковой интонацией произнес Кнут, поднимая на меня холодный, как балтийская зима, взор. – Хозяин велел вам напомнить, что ваше место не в телеге, а подле Володимира Ильича. Так что выздоравливайте скорее, господин рыцарь, – закончил он значительно громче, выпрямляясь в седле, – герр Штолль надеется скоро видеть вас в добром здравии.
– «Але, Капитан!» – донеслось до меня. – «Шо хотел этот брат милосердия?»
Я хмыкнул:
– «Держись крепче. Главный врач велел выяснить, с него бы это вдруг в Новгороде начали скупать корабли и не собирается ли наш былинный герой идти войной на Ливонию».
– «Не понял. С какого бодуна?» – возмутился Лис. – «Что, в Новгороде уже и пару кораблей продать нельзя?»
– «Продавать можно. Их тут каждый день продают-покупают. А вот „утка“ насчет резкого увеличения флота Ганзы под муромским соусом –
– «Кто бы мог подумать, что у местной публики столь нежные желудки?» – попытался оправдаться Лис.
– «Да нет, с желудками у них все в порядке. Они просто думают в заранее заданном направлении. Посуди сам: у Ганзейского союза сейчас практически полная монополия на торговлю в Балтийском и Северном морях. Их в этом деле поддерживает Тевтонский рыцарский орден, получающий свой процент за охрану и осуществляющий связь между Ганзой и императором Священной Римской империи. Кстати, политика оного весьма во многом направлена на защиту Ганзейского союза. Теперь Ганза вложила, насколько я понимаю, немалые деньги в революцию на Руси. Как мы уже видели, в этом деле на паях участвуют и Господин Великий Новгород, интересы которого во многом совпадают с Ганзой. Но не совсем».
– «Что ты имеешь в виду?» – серьезно отозвался Лис, выслушивая мои тезисы к будущему докладу.
– «С недавних пор у Новгорода появился весьма опасный конкурент – Ливонский рыцарский орден. Принадлежащие ему порты Ревель и Рига значительно более удобные для морской торговли, чем изрядно отстоящий от побережья Новгород. Конечно, Ганза заинтересована подчинить эти земли своему влиянию, но, видимо, этот вопрос для них не первоочередной. А быть может, ганзейцы планируют его решить при помощи Тевтонского ордена. Здесь пока информации ноль, но ясно другое: массовая скупка кораблей – а я так понимаю, что большую их часть скупили новгородцы, – в глазах Ганзы означает только одно – минируемый Муромцем поход на Ливонию. То есть смена Володимиром Ильичем, так сказать, своих хозяев».
– «М-да, дела! Ты думаешь, он запродался немцам?»
– «Если б все было так просто», – вздохнул я. – «Если бы Муромец, как ты говоришь, запродался, вряд ли Штолль нанял бы меня за ним надзирать».
– «Ага, а за тобой он приставил надзирать Кнута, а за ним еще кого-то, и так до бесконечности. Ты же знаешь, торговый люд сидит на бабках, значит, всем верит и никому не доверяет».
– «Во всяком случае, пока мы не узнаем, что творится в голове у Муромца, с докладом спешить нельзя».
– «Нельзя-нельзя! А ты тогда чего здесь разлегся?! Нашел время помирать! На Гаваях кофе стынет!»
Конный вестовой, пролетая вдоль колонны, притормозил скакуна возле моего друга, не давая ему развить свою мысль по поводу горящего отпуска и отлынивания начальства от выполнения возложенных задач.
– Ты будешь Лис Венедин? – поинтересовался всадник.
– С утра, во всяком случае, был, – отозвался командир венедских лучников.
– Муромец к себе кличет. Разговор у него есть.
Муромец поджидал моего напарника, восседая на спине огромного фризландского жеребца, мохноногого, длинногривого, топчущего землю копытами величиной с обеденную тарелку. Насколько я знал, еще десяток таких же, перевезенных специально под его седло, двигались в следовавшем за войском табуне, ожидая принять на себя без малого два центнера богатырского веса.
– Так, значит, ты и будешь Лис Венедин? – Володимир Ильич смерил собеседника долгим взглядом.
– Был, есть и буду, – отозвался мой друг. – А что, есть какие-то иные предложения?