Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления
Шрифт:
Статистические данные по регионам свидетельствуют о масштабе распространения террора. В таблице 4.4 приведены данные ОГПУ об актах террора в регионах за 1930 год.
Украина … 2 779
Центрально-Черноземная область … 1088
Урал … 977
Сибирь … 904
Северный Кавказ … 842
Нижняя Волга … 711
Московская область … 707
Западная область … 679
Нижегородский край … 643
Средняя Волга … 636
Ленинградская область … 609
Белоруссия … 533
Кавказ … 508
Татария … 421
Дальний Восток … 343
Казахстан … 332
Средняя Азия … 302
Башкирия … 291
Ивановская область … 285
Северная область … 119
Крым … 85
Итого … 13 794
| Регион | Хлебо- и мясо заготовки | Налог и самообложение | Коллективизация | Земле устройство | Пред выборная борьба | Раскулачивание | Религиозная | Посев. кампания | Прод. затруднения | Активная общественная работа |
| Украина | 167 | 14 | 1695 | 4 | 265 | 12 | 36 | 579 | ||
| Сев. Кавказ | 95 | 1 | 285 | 2 | 9 | 57 | 1 | 15 | 148 | |
| Центр.-Черн.
| 225 | 2 | 577 | 1 | 3 | 66 | 3 | 5 | 206 | |
| Средняя Волга | 102 | 1 | 192 | 2 | 2 | 68 | 3 | 7 | 259 | |
| Нижняя Волга | 69 | 1 | 261 | 1 | 120 | 7 | 1 | 251 | ||
| Сибирь | 3 | 125 | 2 | 78 | 1 | 7 | 226 | |||
| Зап. Сибирь | 53 | 2 | 1 | 1 | 8 | 5 | 235 | |||
| Вост. Сибирь | 27 | 1 | 2 | 2 | 4 | 121 | ||||
| Урал | 88 | 6 | 426 | 1 | 145 | 1 | 20 | 1 | 289 | |
| Моск. обл. | 97 | 5 | 445 | 3 | 23 | 3 | 4 | 1 | 126 | |
| Ленингр. обл. | 44 | 21 | 419 | 10 | 28 | 2 | 82 | |||
| Западн. обл. | 63 | 14 | 379 | 12 | 9 | 43 | 2 | 157 | ||
| Иванов, обл. | 24 | 7 | 132 | 3 | 2 | 16 | 1 | 100 | ||
| Белоруссия | 10 | 391 | 3 | 29 | 3 | 97 | ||||
| Нижкрай | 67 | 14 | 326 | 9 | 12 | 35 | 1 | 1 | 178 | |
| Дальн. Восток | 44 | 2 | 209 | 3 | 23 | 8 | 2 | 52 | ||
| Север | 9 | 1 | 60 | 1 | 2 | 1 | 1 | 44 | ||
| Башкирия | 25 | 5 | 132 | 29 | 4 | 96 | ||||
| Татария | 57 | 4 | 209 | 1 | 1 | 31 | 118 | |||
| Казахстан | 65 | 3 | 113 | 3 | 27 | 27 | 94 | |||
| Крым | 14 | 31 | 2 | 16 | 5 | 17 | ||||
| Средняя Азия | 25 | 8 | 70 | 5 | 10 | 131 | ||||
| Закавказье | 2 | 4 | 227 | 13 | 3 | 7 | 5 | 247 | ||
| Сев. Кавказ | 27 | 8 | 75 | 5 | 12 | 7 | 5 | 90 | ||
| Итого | 1402 | 124 | 6 782 | 66 | 107 | 1104 | 38 | 157 | 8 | 3943 |
58
Сибирь была разделена на Западную и Восточную в июне 1930 г. Это разделение отражено в этой и в последующих таблицах.
Наибольшее количество террористических актов совершалось в основных хлебородных районах страны, например в Московской и Центрально-Черноземной областях, где проведение коллективизации сопровождалось особенно жестоким насилием, а также в регионах, где крестьянский протест был традиционно ярко выражен. Таким образом, наряду с сезонными колебаниями имели место и региональные различия. В вышеупомянутых областях крестьянские восстания в годы коллективизации приняли наибольший размах.
Большинство террористических актов были напрямую связаны с коллективизацией и раскулачиванием, независимо от региона (см. табл. 4.5).
| Регион | Всего | Убийства | Покушения на убийство, избиения, ранения | Поджоги | Прочее |
| Украина | 2 779 | 176 | 708 | 1884 | 11 |
| Северный Кавказ | 613 | 50 | 329 | 223 | 11 |
| Центр.-Черн. область | 1088 | 93 | 287 | 700 | 8 |
| Средняя Волга | 636 | 32 | 265 | 305 | 33 |
| Нижняя Волга | 711 | 30 | 288 | 383 | 10 |
| Сибирь | 442 | 43 | 223 | 138 | 38 |
| Западная Сибирь | 305 | 21 | 147 | 109 | 28 |
| Восточная Сибирь | 157 | 12 | 43 | 92 | 10 |
| Урал | 977 | 58 | 488 | 343 | 88 |
| Московская область | 707 | 26 | 315 | 311 | 55 |
| Ленинградская область | 609 | 29 | 404 | 141 | 35 |
| Западная область | 679 | 53 | 280 | 325 | 21 |
| Ивановская область | 285 | 13 | 144 | 120 | 8 |
| Белоруссия | 533 | 29 | 140 | 358 | 6 |
| Нижегородский край | 643 | 54 | 266 | 317 | 6 |
| Дальний Восток | 343 | 18 | 166 | 97 | 62 |
| Север | 119 | 20 | 57 | 37 | 5 |
| Башкирия | 291 | 44 | 157 | 80 | 10 |
| Татария | 421 | 32 | 231 | 113 | 45 |
| Казахстан | 332 | 45 | 217 | 46 | 24 |
| Крым | 85 | 2 | 61 | 18 | 4 |
| Средняя Азия | 302 | 155 | 125 | 18 | 4 |
| Кавказ | 508 | 134 | 231 | 126 | 17 |
| Северный Кавказ | 229 | 28 | 148 | 40 | 13 |
| Итого | 13 794 | 1197 | 5 720 | 6325 | 552 |
Как и в целом по стране, большинство актов террора в регионах были вызваны «активной общественной работой», то есть действиями активистов и агентов Советской власти, которые спровоцировали насилие со стороны крестьян. В таблице 4.6 представлены данные по различным типам террора.
К статистике по террору следует относиться с разумной долей скептицизма, учитывая постоянно проводившиеся репрессии и атмосферу хаоса, фанатизма и революционной ожесточенности того времени. Более того, понятие «террор» могло толковаться различными наблюдателями по-разному. Самая полная и подробная база данных была составлена ОГПУ, однако и у нее есть свои недостатки. ОГПУ, специализировавшееся на терроре, имело к нему особый интерес, поскольку борьба с ним позволяла этому органу укреплять свои позиции, повышать престиж, расширять аппарат и привлекать дополнительные средства{516}. Потому даже этим, казалось бы, тщательно собранным и точным данным не следует доверять полностью.
Статистические данные, представленные в этой главе, в лучшем случае информируют о количестве инцидентов насильственного характера, которые можно расценить как террористические. Необходимо еще раз подчеркнуть, что рассмотренные акты террора были направлены против местных партработников и сельских активистов. Для государства такой выбор жертв означал, что преступления имели особую подоплеку. С этим, однако, можно поспорить, так как неизвестно, были ли мотивы, стоящие за актами террора против представителей власти, действительно — если использовать советскую терминологию — террористическими, контрреволюционными и классовыми. Если нет, то встает вопрос, можно ли трактовать имеющуюся статистику так же широко, как и само понятие террора. Так, обком партии в Карелии особо подчеркивал, что «имевшие место случаи квалификации кулацких выступлений как уголовных должны быть изжиты и квалифицироваться только как политические»{517}; логично предположить, что подобные резолюции принимались и в других регионах. Центральные органы судебной власти СССР время от времени издавали директивы о широкой и даже произвольной интерпретации контрреволюционных преступлений. По данным журнала Наркомата юстиции «Советская юстиция», зачастую обычная пьяная драка расценивалась как контрреволюционная, если в ней участвовали местные партработники или активисты. В «Советской юстиции» также писали, что акты насилия часто совершались во время религиозных и прочих праздников, когда возрастало потребление алкоголя. В некоторых районах практически половина решений о том, что тот или иной случай следует считать актом террора, были отменены вышестоящими судебными инстанциями{518}. Этот факт заставляет усомниться в достоверности данных даже по тем случаям, по которым решения местных судов не опровергались, и еще раз доказывает необходимость крайне осторожного обращения с советской статистикой. С другой стороны, важно отметить, что власти озадачивались проблемой интерпретации и категоризации насильственных преступлений, совершенных жителями села, только после проведения крупных кампаний, когда суды и тюрьмы оказывались переполнены крестьянами. В такие моменты государство иногда заменяло «кнут» на «пряник». Слишком значительное количество актов террора и замешанных в них крестьян выводило «кулацкий террор» далеко за рамки марксистско-ленинской концепции классовой борьбы бедных с богатыми, которой придерживалось сталинское руководство, и грозило придать ему не столько контрреволюционный, сколько политический характер «крестьянского сопротивления». Для государства было намного проще время от времени отступать от репрессивной политики и обвинять нижестоящие власти в навешивании контрреволюционных ярлыков.
Крестьянам же всегда было привычнее и выгоднее иметь дело с местными властями, совершая преступления под предлогом несчастного случая, пьяной драки и прочих бытовых происшествий. Типичный способ — заманить местного партработника или ненавистного активиста на хорошую попойку, которая плавно переходила в драку и поножовщину. По данным ОШУ, именно это произошло в июле 1930 г. в селе Московское Талицкого района Тюменского округа в Сибири. Бывший торговец Глазков и его сообщники предложили бедняку-активисту Поскотину выпить с ними, на что тот согласился. В ходе попойки Глазков спровоцировал ссору, которая закончилась ударом ножа в сердце Поскотина. На следующий день брата Поскотина избили, а остальных активистов предупредили: «Ни один [из вас] в живых не останется»{519}. Независимо от того, было ли это событие актом террора, замаскированным самими крестьянами под пьяную драку, или же проявлением одержимости ОГПУ и его неспособности отличить контрреволюционные преступления от обычных, оно демонстрирует двойственный характер крестьянского насилия. При этом факт остается фактом: крестьянский обычай выпивать был как одной из составляющих общения, так и формой крестьянской «политики», а именно традиционным средством сглаживания конфликтов и ведения переговоров, что ставит под сомнение политическую подоплеку перерастания попоек в насилие{520}. То, что многие акты террора совершались во время религиозных праздников, совершенно неудивительно: крестьяне пытались возродить деревню и во главу угла ставили традицию. В такой обстановке социальная несправедливость и репрессии чувствовались еще острее, и особо отчаянные крестьяне, воодушевленные иллюзией своего единства и силы, возникающей на фоне праздничного настроения (а то и благодаря хорошей кружке самогона), вполне могли пойти на крайности. По крайней мере, именно этим можно объяснить большинство случаев насилия.
Реалии крестьянского сопротивления характеризуются, помимо государственной статистики и типологии, которые далеки от совершенства, и другими важными факторами. Во-первых, имеет значение время совершения актов террора. Здесь четко прослеживается корреляция с проведением государственных кампаний: количество инцидентов то увеличивалось, то уменьшалось в зависимости от степени вмешательства властей в дела деревни, достигнув своего апофеоза в 1930 г.{521} Во-вторых, масштаб террора разнился в зависимости от области. Наибольшее распространение он получил в основных хлебородных районах, областях с устоявшимися традициями культуры крестьянского сопротивления, а также в районах, где центральные или региональные власти проводили политику форсированного обобществления. Это подтверждает тезис о том, что все действия, которые официальные власти окрестили «актами террора» и приписали кулакам, на самом деле происходили в определенном месте и в свое время, являясь рациональной и крайне жесткой реакцией крестьян на политику коллективизации.
Гражданская «война внутри войны»
В ноябре 1929 г. советское руководство призвало обратить внимание на «сильнейшее сопротивление кулачества» и опубликовало постановление, в котором обещало оказать помощь жертвам «кулацкого насилия»{522}. Советские люди — в основном местные партработники и активисты — страдали от происков классового врага. «Жертв кулаков» обычно изображали верными солдатами революции, благородными, сознательными и передовыми товарищами, обычно имевшими солидный опыт партийной работы. Коммунисты видели в этом подтверждение наличия классовой борьбы в деревне.
Независимо от того, существовала ли эта борьба на самом деле, имеются доказательства определенной логики, которой крестьяне руководствовались в выборе жертв — чаще всего партработников и активистов, а иногда и членов их семей{523}. Нельзя утверждать, что все они стояли по другую сторону баррикад, однако очевидно, что все они поддерживали советскую власть и политику коллективизации и расплачивались за свои действия. Они составляли то меньшинство крестьян, которое участвовало в проведении политики коллективизации и выступало против остальной деревни в гражданской войне между крестьянами — внутри гражданской войны деревни и города.