Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма

Кондрашин Виктор Викторович

Таким образом, в условиях товарного дефицита эсеровское правительство Комуча вынуждено было встать на тот же путь, по которому уже давно шел их главный политический противник. Под давлением объективных обстоятельств оно эволюционировало от свободной торговли к политике продовольственной диктатуры, жесткого государственного регулирования сельского хозяйства, отвергнутого им в первые месяцы своего существования. Для деревни это означало возвращение к большевистским порядкам, но только в завуалированной форме.

Концентрированным выражением отношения крестьян к власти Комуча стали результаты мобилизации в Народную армию. Первоначально Комуч пытался создать армию на принципах добровольчества. По плану военного ведомства теоретически ожидалось принять около 120 тыс. добровольцев. Из них предполагалось сформировать 5 дивизий — Самарскую, Сызрано-Хвалынскую, Симбирско-Ставропольскую, Уфимскую и Оренбургскую^{335}. 9

июня Комитет выпустил воззвание, в котором призвал бывших солдат «немедленно вступать в ряды добровольческой армии». В воззвании говорилось, что каждый доброволец «будет сыт, одет и будет иметь 15 рублей в месяц на свои нужды», а их семьи будут обеспечены^{336}.

Несмотря на торжественные обращения Комуча к крестьянам с призывами выступить на защиту Учредительного собрания, деревня вела себя пассивно. Основная масса крестьян не шла в Народную армию. На призыв откликнулись всего только 6000 добровольцев, главным образом офицеров, студентов и других «белоручек»^{337}. Набор новобранцев, по оценке управляющего ведомством внутренних дел, прошел неудовлетворительно. Причем чем ближе район призыва находился к фронту, тем явка была ниже.

Исходя из сложившейся ситуации 30 июня 1918 г. Комуч издает приказ № 64 «О призыве родившихся в 1897 и 1898 гг.»^{338} Призыв в Народную армию двух возрастов, а не всех бывших солдат П.Д. Климушкин в своих воспоминаниях объяснил следующим образом: «Старые годы не пойдут, запротестуют и скажут, почему не мобилизуете более молодые годы, а мобилизовать молодые годы ненадежно, это тот самый элемент, который больше всего дебоширил и большевизанил в армии: мобилизуйте, и на следующий же день будете иметь второй Октябрь»^{339}. 29 июля 1918 г. Комитет издает последний приказ, регламентирующий условия призыва — № 139 «Об оказании помощи семьям новобранцев». Согласно приказу, семьям призванных в Народную армию общество, используя круговую поруку, должно было оказывать помощь при уборке хлеба, «дабы защитники Отечества были покойны за судьбы своих семей». Выполнение этого приказа возлагалось на губернские, уездные и волостные земства, которые должны были действовать «в соответствии с местными условиями». В случае его неисполнения и «могущих произойти убытков от несвоевременной уборки хлеба, с общества следовало взыскать стоимость посева». За исполнением данного приказа вменялось в обязанность следить уполномоченным Комитета^{340}. Призыв двух возрастов в уездах планировалось закончить к 15 июля 1918 г.^{341}

Однако мобилизация, так же как и добровольный призыв, полностью провалилась. В отличие от советской власти, Комуч не смог провести тотальную мобилизацию и выставить против Красной армии многочисленную и боеспособную армию. И произошло это прежде всего из-за нежелания крестьян воевать на стороне «учредиловской демократии». Об этом свидетельствуют следующие цифры. На территории Комуча находились порядка 1452 069 трудоспособных мужчин, в подавляющем большинстве своем принадлежавших к крестьянскому сословию. Из них добровольцами в Народную армию записались всего 2000 крестьян, или 0,1%. В ходе принудительной мобилизации в сельской местности удалось призвать примерно 23 000 человек^{342}. В то же время летом 1919 г. в одной только Самарской губернии в результате осуществленной советской властью мобилизации в Красную армию под ружье было поставлено 140 тыс. человек, или около Уз трудоспособного мужского населения, а в целом по всем губерниям Поволжья — 454 300 человек^{343}.

Подобный результат был получен несмотря на активность исполнительных структур Комуча, который в ходе мобилизации сделал ставку на силовые действия. «Самарские демократы», будучи не в силах решить проблему иными способами и не имея других, более эффективных и доступных им рычагов власти, отдали деревню во власть военщины, которая, пользуясь безнаказанностью, широко использовала против крестьян методы насилия. Воинские отряды, как правило, возглавляемые монархически настроенными офицерами царской армии, пороли новобранцев и их родителей за нежелание идти служить, в ряде случаев расстреливали дезертиров. Одновременно они наказывали крестьян за «пользование землей», «расхищенное имущество» бывших землевладельцев и за другие «грехи большевизма». Следует отметить, что при этом нарушались все основные «демократические принципы», провозглашенные учредиловцами, в том числе приказ Комуча № 3 «О прекращении расстрелов», на законодательном уровне порвавший с репрессивной политикой советской власти^{344}.

Учитывая остроту ситуации, управляющий военным ведомством

полковник Галкин издал 12 августа 1918 г. специальный приказ о борьбе с дезертирством. В соответствии с ним начальникам пехотных дивизий и начальникам гарнизонов предписывалось «немедленно организовывать особые отряды для поимки беглецов и для предания их военному суду». При каждом отряде следовало «сформировать полевой суд для разбора на месте дел о лицах, кои откажутся вернуться в армию». Следовало предавать суду «за сокрытие дезертиров» и их семьи, а также «составы волостных земств», «кои не примут мер к немедленному возвращению бежавших в свои части» как попустителей и соучастников^{345}. Нетрудно заметить, что указанные меры мало чем отличались от тех мероприятий, которые проводились большевиками в деревне в период массовых мобилизаций.

В то же время необходимо отметить, что «учредиловские демократы» пошли гораздо дальше большевиков. Они не только повторили их методы, но и изобрели свои собственные. В частности, именно в период существования Самарского Комуча поволжская деревня впервые за годы Гражданской войны столкнулась с фактами артиллерийского расстрела селений за неподчинение распоряжениям власти. Инициатива применения артиллерии против мирного населения исходила от военных властей, непосредственно занимавшихся мобилизацией и столкнувшихся с крестьянским неповиновением. В частности, одним из ее активных сторонников был Инспектор артиллерии армий Поволжского фронта, генерал-майор Клочков. В своем донесении начальнику полевого штаба армии он предложил расстреливать из артиллерийских орудий деревни, саботирующие призыв в Народную армию. «После одной такой карательной экспедиции об этом узнают, и дезертиров не будет», — заметил он^{346}. Было ли это предложение официально принято высшим командованием армии Комуча и самим правительством, нам не известно, но то, что оно осуществлялось на практике, как говорится, «явочным путем», не вызывает сомнений. Об этом имеется достаточно документальных свидетельств. Так, например, 5 сентября в официальном органе Комуча «Вестник Комуча» было напечатано донесение Бузулукского уездного уполномоченного, который сообщил: «При объявлении набора в Бузулукском уезде некоторые из волостей не пожелали дать новобранцев, вследствие чего по отношению к последним были применены репрессивные меры; при стрельбе карательного отряда произошли пожары и причинены убытки некоторым крестьянам, быть может невинным. Последние обратились к уполномоченному с просьбой о покрытии расходов. Признавая всецело виновным в этом сельские общества, оказавшие сопротивление существующей власти Учредительного собрания, бузулукский уполномоченный полагает возмещение расходов пострадавшим отнести за счет тех сельских обществ, которые вынесли постановление о невысылке новобранцев»^{347}. 26 августа 1918 г. в с. Горюши Хвалынского уезда Саратовской губернии мобилизовать крестьян в армию Комуча удалось только тогда, когда карательный отряд пригрозил обстрелять село из артиллерийского орудия^{348}.

Настоящая вакханалия насилия, не уступавшая действиям критикуемых Комучем большевиков, захлестнула поволжскую деревню в ходе мобилизации в Народную армию. В сводке бюро печати НКВД от 16 августа 1918 г. сообщалось, что в Самарской губернии «упорствующие деревни сметаются с лица земли артиллерией»^{349}. В с. Натальино Бугурусланского уезда карательный отряд перепорол всех родственников не явившихся на призыв рекрутов. Особо зверствовали офицеры при сборе с крестьян имущества помещичьих имений, растащенного зимой 1917–1918 гг. В частности, чуть ли не поголовно было порото население с. Воскресеновка Ивановской волости того же уезда^{350}. Правительство Комуча было завалено жалобами как отдельных лиц, так и целых обществ на незаконные действия военщины — массовые обыски и аресты, производимые «без предъявления обвинений и без указания оснований»^{351}. Никаких реальных мер по их устранению не принималось.

Немало фактов о размахе репрессий в уездах Самарской губернии и произволе карательных отрядов было приведено на VI губернском крестьянском съезде, проходившем в Самаре с 15 по 23 сентября 1918 г. Так, особо острую реакцию съезда вызвал рассказ делегата от Ключевской волости. Приехавший туда для проведения мобилизации в Народную армию отряд казаков окружил село, было арестовано 18 человек. Часть новобранцев скрылась. Тогда казаки выпороли их отцов и матерей. На следующее утро арестованных крестьян вывели на площадь, заставили их раздеться, подстелить под себя одежду, — и всех выпороли. Двоих из них казаки вывели за село и расстреляли. В с. Обрышкино карательный отряд за задержку с мобилизацией в Народную армию «перепорол всех, не исключая и матерей»^{352}.