Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма
Шрифт:
Так, в докладе губпродкомиссара Мяскова дан развернутый и аргументированный анализ хода продовольственной кампании в Самарской губернии в конце 1919 — начале 1920 гг. Основываясь на знании реальной ситуации, автор делает принципиальный вывод: «…разверстка в 28 000 000 пудов для Самарской губернии слишком велика и не соответствует количеству имеющихся излишков», «максимальное количество хлеба, какое может дать Самарская губерния, составляет 19 400 000 пудов», «заготовка хлеба по 1 марта в 12 000 000 пудов, при всех неблагоприятных условиях, при которых протекала продовольственная работа, должна быть признана, удовлетворительной», «со стороны Самарских продорганов приняты все меры довести заготовку до максимума и предоставить в распоряжение государства все излишки губернии»{444}. Он указывает, что Наркомпродом была допущена принципиальная ошибка в оценке реальных излишков зерна, в основе которой было неверное представление о потребностях в хлебе крестьянских хозяйств. В частности, в докладе отмечалось: «…не подлежит никакому сомнению, что сельское население считает для себя продовольственную норму Наркомпрода низкой и в действительности расходует хлебные продукты в больших размерах… Результаты обследования (губстатбюро) показывают, что на собственное продовольствие население расходует хлебные продукты в среднем в полтора раза больше, чем полагается по норме Наркомпрода…Если произвести расчет потребления хлеба сельским населением в 18–19 сельхозгоду по нормам бюджетного обследования, то окажется, что это потребление будет не 49 261 310 пуд., как это было вычислено раньше по нормам Наркомпрода, а 57 385 310 пуд., т. е. на 8 124 150 пуд. более. Эти 8 млн. пуд… уже израсходованы сельским населением в течение прошлого года»{445}. Кроме того, в докладе назывались и такие неучтенные Наркомпродом при определении размеров продразверстки для Самарской губернии факторы как мешочничество и потери зерна вследствие их несанкционированных реквизиций оперировавшими в 1919 г. на территории губернии Красной и Белой армиями. В частности, мешочниками хлебные запасы губернии были сокращены не менее, чем на 12 млн. пудов{446}. По поводу влияния фронта на сокращение хлебных запасов в губернии в докладе говорилось: «В течение года по губернии прошли четыре раза воюющие армии. Достоверно установлено, что в сфере военных действий многие воинские части принуждены были заниматься самоснабжением и брать необходимые им продукты у местных крестьян без всяких нарядов и учета продорганов. Часть хлеба была уничтожена на полях при маневрировании армии в Бугульминском и Мелекесском уездах осенью 1918 года….Во время военных действий было израсходовано хлеба сверх всяких нарядов и учета не менее миллиона пудов»{447}.
Еще одним объективным фактором невозможности выполнения губернией наложенного на нее задания по продразверстке был урожай 1919 г., по словам губпродкомиссара, «обманувший все наши надежды». По его оценке, он составил 73 550 225 пудов, а, по данным Наркомпрода, еще меньше — порядка 51,1 млн. пудов{448}. Это почти в два раза меньше среднегодовых урожаев.
Учитывая все названные обстоятельства, в докладе резюмировалось, что действительные излишки хлеба на 1 августа 1919 г. составили в Самарской губернии не более 19 400 000 пудов, из них 8 000 000 пудов были остатками урожая 1918 г., остальные — излишки урожая текущего года (табл. 1). Поэтому установленная для губернии Наркомпродом разверстка в 28 млн. пудов оказалась «слишком велика» и не соответствующей «количеству излишков».
Валовой сбор хлеба за два года (1918–1919 гг.) … 2 915 725
Расход хлеба за два года, зарегистрированный продорганами … 41 717 624
Непредвиденный расход хлеба в 1918 г. … 1 1824 155
Действительные излишки хлеба на 1 августа 1919 г. … 19 373 946
Важнейшей причиной срыва планов по продразверстке в докладе называлась крестьянская позиция, т. е. противодействие со стороны крестьянства, недовольного ее безэквивалентным характером. В частности, говорилось: «Нельзя не указать на то обстоятельство, что при заготовке хлеба в нынешнюю кампанию, в отличие от прошлых лет, почти отсутствуют экономические побудители. Товарообмен, как экономический побудитель, не имеет большого значения, так как продорганы не в силах снабдить крестьян в достаточном количестве предметами первой необходимости: солью, керосином и проч. Особенно остро чувствуется недостаток соли. Этот недостаток создает благоприятную почву для подпольной торговли хлебом по “вольной цене” и для спекуляции солью. Цены на хлеб, при современном падении ценности рубля, также не являются побудителем, и фактически хлебная разверстка представляет собой натуральный налог, что, понятно, тормозит заготовку хлеба… Хлебные заготовки в начале кампании были подорваны двумя обстоятельствами: отменой премиальной выдачи соли сдатчикам хлеба и приездом в Самарскую губернию огромного количества рабочих-«отпускников» для закупки хлеба. Премиальная выдача соли как мера исключительная производилась летом 1919 года. Эта мера вызвала некоторое недовольство среди крестьян, сдавших свои излишки ранее, но для летней заготовки она дала, безусловно, благоприятные результаты. При помощи соляных премий удалось заготовить во время полевых работ до двух миллионов пудов хлеба. Отмена выдачи соли совпала с началом новой хлебной кампании и вызвала значительное сокращение подвоза хлеба. Бывали случаи, когда крестьяне привозили хлеб на пункт, но узнав, что соль уже не выдается, уезжали обратно, увозя хлеб. Почти одновременно с прекращением выдачи соли в Самарскую губернию нахлынула волна «отпускников». Приехавшие рабочие не довольствовались двухпудовой нормой, выдаваемой продорганами, а начали закупать хлеб, не считаясь ни с какими ценами и применяя в широких размерах товарообмен. В результате в августе и в начале сентября на большинстве пунктов ссыпка хлеба почти прекратилась»{450}.
Кроме того, по заключению автора доклада, сдерживающим фактором в продовольственной кампании стали «причины психологического свойства»: «боязнь крестьян остаться без хлеба и неуверенность в урожае будущего года»{451}.
Таким образом, изложенные в докладе факты однозначно свидетельствуют о нереальности возложенных на крестьян Самарской губернии заданий по продовольственной разверстке, выполнение которых обрекало их на неминуемый голод.
Применительно к конкретному уезду Самарской губернии об этом же было сказано в упоминавшемся выше докладе члена коллегии губпродкома А.В. Зуева в Бугульминский уисполком. Обращаясь к теме причин крестьянского восстания в уезде, он «как старый продовольственник» посчитал своим долгом «прямо и открыто заявить», что всему виной явилась «наша продовольственная политика». В докладе указывалось, что точной статистики учета крестьянского положения «нигде почти не существует, и действительное экономическое положение крестьян остается невыясненным». Вследствие этого «разверстки являются гадательными, не соответствующими экономическому состоянию крестьян и потому сплошь и рядом невыполнимыми». Однако под давлением сверху их проводят на местах самым решительным образом, не считаясь ни с чем. В подтверждение своих выводов Зуев приводит следующие аргументы: «Общая хлебная разверстка по Бугульминскому уезду достигает 3 500 000 пудов, что при посевной площади в 303 666 дес. составляет в среднем 11,5 пудов с десятины. По статистическим данным, средний урожай ржи в 1919 г. — около 40 пудов с десятины; урожай яровых хлебов наполовину меньше, а местами и совсем плохой вследствие засухи. Запасы старого хлеба невелики. Население уезда состоит из 428 000 душ коренных жителей и до 50 000 беженцев гражданской и империалистической войны. Если принять во внимание потребность самого населения на продовольствие [так в тексте. — В. К.], на обсеменение и прокорм скота, то с первого же взгляда будет понятно, что данная разверстка не может быть выполнена без ущерба для крестьянского хозяйства….Вот крестьянская семья из 10 человек, имеющая двух лошадей, двух коров, двух подтелков и двух свиней, не считая овец и птицу….имела наравне с прочими ржи на десять паев, примерно пять десятин и столько же ярового, получили в 1919 г. ржи 200 пудов и ярового 100 пудов; итого 300 пудов. Из этого количества необходимо оставить на семена ржи на 5 десятин по 10 пудов = 50 пудов и яровых хлебов на пять десятин 12 пудов = 60 пудов — итого 110 пудов. На содержание семьи требуется 120 пудов, на прокорм лошадей 36 пудов, коров — 18 пудов и для прочего скота и птицы 15 пудов, итого 199 пудов, не считая непредвиденных расходов. В конечном результате означенная семья почти ничего не может дать по разверстке без ущерба для себя. Таких случаев наберется очень много»{452}.
То, что продразверстка урожая 1919 г. проводилась бессистемно и волюнтаристски, подтверждают другие очевидцы событий. В частности, выводы члена Самарского губпродкома Зуева подтвердили другие ответственные работники Бугульминского уезда. Например, в направленном в Самарский губком РКП(б) и губисполком докладе уполномоченного губкома К. Быстрова о событиях в Бугульминском уезде в период с 24 февраля по 10 марта 1920 г. сообщалось, что причиной крестьянского восстания стало «неумелое отношение к своей работе продовольственников», которые не позаботились вовремя уточнить сведения о полученном в уезде урожае и произвели разверстку «совершенно неправильно». Кроме того, они оказались настолько оторванными от местной почвы, что наложили разверстку на свиней на волости с татарским населением, которое по религиозным мотивам вообще не содержало свиней{453}. Политком действовавшего против повстанцев в Бугульминском уезде карательного отряда особого назначения Титов в своих выступлениях и докладах также неоднократно указывал, что в связи с недородом в Черемшанском районе продразверстка была «произведена неправильно»{454}.Кроме того, в качестве одной из причин восстания он называл несвоевременную выдачу крестьянам соли, мануфактуры и других необходимых продуктов и ссылался при этом на характерные высказывания своего однофамильца — Клявлинского райпродкомиссара Титова, который на одном из собраний выразился так: «крестьяне нас хотят заморить хлебом, а мы их заморим солью»{455}. Об этом же шла речь в выступлениях ответственных работников Уфимской губернии. Например, на состоявшемся 13 марта 1920 г. заседании ответственных работников Уфимской губернии, посвященном анализу причин крестьянского восстания в губернии, один из них, некто Котомкин, заявил: «Необходимо считаться с неправильной разверсткой, сделанной по данным 1917 г. Она велика, если даже и правильно ее провести. Но все дело в тактике. По волостям разверстка неправильна ввиду того, что нет никаких данных, кроме данных статистики 17 года. В самих волостях неправильно разложена разверстка между домохозяевами»{456}.
Таким образом, исходя из приведенных в докладах ответственных продработников Самарской губернии фактов, можно заключить, что Советское правительство само спровоцировало в Поволжье «вилочное» восстание, поскольку поставило перед местным руководством нереальные задания по продразверстке и заставило выполнять их, не считаясь ни с какими объективными обстоятельствами.
Вот лишь некоторые документы, иллюстрирующие эту мысль. 14 января 1920 г. Самарский губпродкомитет и уполномоченный ВЦИК по реализации урожая, руководствуясь директивами сверху, издают приказ № 181, предусматривающий с помощью чрезвычайных мер к 1 марта 1920 г. обеспечить выполнение продразверстки на 80%.{457} О содержании этих мер было указано в направленном в Наркомпрод отчете орготдела Самарского губпродкома «О своей деятельности с 1 августа 1919 г. по 1 марта 1920 г.». «С момента издания губпродкомиссаром приказа № 181 (14 января 1920 г.), — говорилось в нем, — хлебная кампания вступает в новую фазу, т. е. период извлечения излишков у крестьян твердыми революционными мерами на основе продовольственной диктатуры. Вышеназванным приказом было дано райпродкомам право ареста и конфискации скота как отдельных граждан, уклоняющихся от разверстки, так и саботирующих волисполкомов с правом образования ревкомов»{458}. Здесь же в докладе сообщалось, что «за саботаж и уклонение от разверстки» за время хлебной кампании, по приблизительным расчетам, было арестовано «как должностных лиц, так и отдельных граждан», 447 человек{459}. То же самое происходило в Уфимской губернии{460}.
По своим масштабам «вилочное восстание» не уступало «чапанной войне» и характеризовалось теми же показателями. В истории гражданской войны оно стоит в одном ряду с такими крупнейшими крестьянскими движениями, как «антоновщина», «Западно-Сибирское восстание», «махновщина».
«Вилочное восстание» (Восстание «Черного орла», «Мензелинское восстание», «Бирско-Белебеевское восстание») проходило с 7 февраля по 20 марта 1920 г. на территории Казанской, Самарской и Уфимской губерний. Его главная причина — недовольство крестьян продразверсткой. Восстание началось 7 февраля в с. Новая Елань Троицкой волости Мензелинского уезда Уфимской губернии после поголовного ареста крестьян продотрядом и содержания их в холодных помещениях. 7–26 февраля восстание («Мензелинское») распространилось на тридцать три волости Мензелинского, Чистопольского и Бугульминского уездов. 26 февраля основные очаги сопротивления в данном районе были ликвидированы, и с 29 февраля по 20 марта эпицентр восстания («Бирско-Белебеевское») находился в Белебеевском, Бирском и Уфимском уездах Уфимской губернии и восточной части Бугурусланского уезда Самарской губернии. В Мензелинском уезде восстанием были охвачены следующие волости: Антанивская, Акташевская, Афонасовская, Багряшская, Старо-Кашировская, Новоспасская, Ерабашинская, Троицкая, Токмакская, Заинская, Языковская. В эпицентре восстания находились селения Амикеево, Акташ Верх, Абдулино, Буты, Бикулово, Байсарово, Беливское, Баканово, Баланы, В. Юшады, Гремячка, Дербедени, Заинек, Зюбаирово, Елховка, Кашаево, Кузайкино, Корчашкино, Кабан-Басрык, Караелга, Казакларово, Костеево, Ляки, Медведево, Матвеевка, Меллитамак, Карповки, Новая Елань, Нуркеево, Н. Челны, Ново-Мазино, Нагайбак, Нов. Усы, Нов. Малькени, Нов.Бишево, Ольгино, Останково, Сарсас-Таралы, Сухаревка, Тлянчи-Тамак, Тукаево, Тат.Азибей, Чайгуново, Шигаево, Шуганы, Языково и др. В Бугульминском уезде Самарской губернии восстание охватило волости: Кичуйскую, Шемшинскую, Черемшанскую, Урсалинскую, Старо-Кувакскую, Нижне-Чермилинскую, Кузайкинскую, Спиридоновскую, Альметьевскую, Морд. Ивановскую, Морд. Кармальскую, Каратаевскую, Микулинскую, Четырлинскую, Ново-Письмянскую, часть Глазовской и др. В его эпицентре находились селения: Нижние Сухояши, Уразаево, Азнакаево, Кудашево, Татсуган, Тетьвили, Алферовка, Чумадурово, Большая Федоровка, Казембетово, Башимунча, Каминка, Монашкино, Иниковский поселок, Фаивка, Тимошево, Федоровка, Димитриевка, Тефелево, Обдовка, Зверевка, Байряки, Каклы-Елга, Челны (Чалпы) и др. В Чистопольском уезде Казанской губернии восстанием оказались охвачены четырнадцать волостей (Ерыклинская, Ново-Шешлинская, Кутеминская и др.), селения Суворовка, Аверьяновка, Каргалы и др. В Бирском уезде Уфимской губернии восстанием было охвачено тринадцать волостей. Его эпицентрами стали селения: Байсарово, Ивачево, Яркеево, Москово Дюртели, Матвеевка, Исенбаево, Илишево, Московка, Ивановка, Топорнино Покровской волости и др. В Белебеевском уезде Уфимской губернии к восстанию присоединилось семьдесят четыре селения Аткаево-Бакалинской, Заинской, Найгалановской, Ивлевской, Ново-Юзеевской, Куручирской, Тюгеняковской, Нагаевской, Бакалинской, Чукады-Тамаковской и других волостей, селения Байсарово, Сарлы и др.{461}
Повстанцы выдвинули следующие лозунги: «Да здравствует советская власть, бей коммунистов», «Да здравствует Красная Армия», «Долой большевиков-угнетателей», «Долой коммунистов», «Да здравствует вера в Бога», «Да здравствуют тт. Ленин, Троцкий и советская власть», «Громи ссыпные пункты», «Да здравствуют социал-демократы большевики», «Долой выкачку хлеба», «Бей жидов и коммунистов, спасай Россию», «Да здравствует Совет», «Да здравствует вольная торговля, свободные выборы», «Долой продотрядников», «Да здравствует свободная торговля», «Да здравствует советская власть с чернорабочими, да здравствует крестьянская власть», «Долой хлебную разверстку, долой трудовую повинность», «Долой гражданскую войну», «Да здравствует всенародное учредительное собрание», «Долой грамоту», «Долой коммуну, долой войну», «Долой русских учителей», «Бей советских работников»{462}.
Численность повстанческих отрядов колебалась в пределах 26 000–30 000 чел. На вооружении у них находилось 1268 винтовок, 2 пулемета, 1 орудие (из которого не стреляли). Силы карателей составляли: 6700 штыков, 816 сабель, 63 пулемета, 6 орудий, 2 бомбомета, бронепоезд{463}.
В селениях действовали повстанческие штабы и военные комендатуры, которыми проводилась, как правило, принудительная мобилизация мужского населения от 16 до 50 лет. В восстании приняли участие отдельные представители партии эсеров{464}.