Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма
Шрифт:
В историографическом обзоре мы приводили точку зрения С.А. Павлюченкова по поводу причин поражения восстания Сапожкова, которая заключается в следующем «Видавший виды поволжский мужичок занял осторожную позицию, стремясь столкнуть лбами сапожковцев с продовольственниками, чтобы отделаться и от тех, и от других»{647}. То есть, полагает Павлюченков, крестьяне не только не поддержали Сапожкова, но и негативно отнеслись к самому факту его мятежа и как бы со стороны наблюдали за схваткой.
На наш взгляд, подобное утверждение неверно. Прежде всего оно опровергается данными о численности мобилизованных Сапожковым крестьян. Как уже указывалось, в его отряды влилось порядка 1300 крестьян. О том каким образом происходила эта мобилизация, можно судить по следующим документам. В сводке Самарской губчека за 15–30 июля 1920 г. отмечалось, что объявленная в Бузулуке Сапожковым запись добровольцев проходила «с большим наплывом крестьян»{648}. В докладе уполномоченного РВС 2-й армии Марголина члену РВС армии Уайдлеру, датированном 31 июля 1920 г., констатировался факт притока «в его ряды многих дезертиров из пределов Пугачевского, Бузулукского и Новоузенского уездов, из коих Сапожков создал особую часть»{649}. В сводке Саратовской губчека за 15 июля — 2 августа 1920 г. сообщалось, что «Сапожков пользуется большой популярностью среди своих красноармейцев и среди крестьян Новоузенского уезда»{650}. В воспоминаниях о восстании Сапожкова начальника особого отдела Самарской губчека Картукова отмечался факт активного участия крестьян в качестве разведчиков Сапожкова{651}.
В то же время документы свидетельствуют и о другом. Так, уже упомянутый нами бывший помощник начштаба сапожковской дивизии Е. Хорошилов на допросе в губчека указал: «Отношение населения тех сел, где проходили сапожковские войска и где делались митинги, поражало своей осторожностью и молчаливостью. Сами крестьяне в откровенных разговорах говорили, что “вот вы сегодня уйдете, а нам отплачиваться за вас”, но, несмотря на это, все села выносили резолюции: мобилизовать на помощь Сапожкову мужчин от 18 до 45 лет, но желающих присоединиться нечем было вооружить, да и вообще-то запас патронов в армии Сапожкова был всего 9000 штук, кроме розданных на руки; запас снарядов был, пожалуй, еще меньше. Ревсоветом усиленно велась агитация, рассылались воззвания, которые крестьяне сами переписывали, передавали из села в село. Рассылались агенты для разведок, но большинство их, как мне известно, рвало воззвания и разбегалось по домам»{652}. Примерно об этом же говорится в другом использованном нами документе — докладе уполномоченного РВС 2-й армии Марголина, где автор отметил, что крестьяне не понимали «причин сапожковского выступления и его целей»{653}.
Данные источники, несмотря на их, казалось бы, однозначную оценку все же не могут изменить нашей позиции по поводу крестьянской поддержки движения Сапожкова. Крестьяне не могли негативно относиться к Сапожкову, поскольку его лозунги в полной мере отвечали их представлениям о причинах обрушившихся на них бед. Кроме того, сам лидер восстания и его сподвижники были выходцами из тех мест. Другое дело, что реальная ситуация, сложившаяся в заволжских деревнях летом 1920 г., создала объективные препятствия для более активного участия крестьян в сапожковском движении. И главным из них, на наш взгляд, была уборочная кампания, проходившая в особых условиях. Так, в вышеупомянутом докладе Марголина сообщалось: «Настроение крестьян… подавленное, ибо какие бы цели Сапожков не ставил, а мобилизация подвод, мобилизация лошадей нарушает мирный ход их жизни, отрывает их от страдной работы. Подавленность крестьянства еще усиливается полным неурожаем»{654}. Таким образом, главная причина крестьянской пассивности проистекала из-за занятости крестьян на полевых работах, требовавших особых усилий в связи с поразившей Поволжье засухой. Крестьяне спасали урожай и поэтому не могли отвлекаться на другие дела. Кроме того, они имели представление о силах, задействованных против повстанцев со стороны власти. Но главное состояло в том, что на момент мятежа крестьяне еще не находились в том тяжелейшем положении, которое станет фактом осенью 1920 г. Что же касается причин нежелания центральной власти пойти на переговоры с Сапожковым, то они очевидны. Сапожков покусился на основу аграрной политики Советского государства — продразверстку и сердцевину ее политической системы — монопольную власть Коммунистической партии. Учитывая фактор усиления военной угрозы в связи с событиями на Западном фронте и в Крыму, другая политическая линия правящего режима по отношению к мятежной дивизии вряд ли была возможна. В условиях военного времени мятеж должен быть подавлен.
Эта задача была выполнена лишь частично. 5 сентября 1920 г. в районе Ханской Ставки курсанты Оренбургской кавалерийской школы под командованием Тимошева настигли головной отряд сапожковцев и погнали его к озеру Бак-Баул. Там в ходе ожесточенного боя Сапожков был застрелен одним из курсантов{655}. Однако остальные отряды сапожковцев сохранили свое ядро. Такие части, как, например, под командованием ближайших сподвижников Сапожкова Серова и Усова в 1921 г. станут одними из самых многочисленных и активных повстанческих подразделений в Поволжье.
Таким образом, советской властью были разгромлены основные силы мятежной дивизии, но уничтожить весь повстанческий актив ей не удалось. Именно сапожковская программа станет знаменем многих крупных повстанческих соединений в регионе в конце 1920 первой половине 1921 гг.
§ 3. Подъем повстанческого движения: конец 1920 г. — первая половина 1921 г.
Осенью 1920 г. в Поволжье разворачивается мощное повстанческое движение. Его катализатором стал прорвавшийся с Дона отряд казаков под командованием К.Т. Вакулина. Так же, как когда-то Степан Разин, донской казак Вакулин со товарищи пришел на Волгу, чтобы поднять против власти обездоленное ею крестьянство. Это был второй за годы Гражданской войны рейд донских казаков с антиправительственными лозунгами в регионе. Первый, как мы помним, мироновский, в конце августа — в сентябре 1919 г. прошел незаметным для крестьян. Они не поддержали его. Теперь же ситуация изменилась. Бывший командир 23-го полка мироновской дивизии, кавалер ордена Красного Знамени Вакулин, прорвавшись в Поволжье со своим отрядом, оказался в самой гуще крестьянской массы, ненавидевшей власть вследствие своего тяжелейшего положения. В середине января 1921 г., под натиском советских войск, Вакулин перешел в пределы Саратовской губернии, затем, прорвав оборону красных, пытался проникнуть в Донскую область. Встретив отпор, его отряд двинулся на Камышин и захватил его 5 февраля, но был вынужден оставить 7 февраля. Переправившись на левый берег Волги, отряд Вакулина разделился на две части, одна из которых двинулась на север, другая — на юго-восток, угрожая движению на участке железной дороги Урбах — Астрахань. По пути следования вакулинцев вспыхивали многочисленные стихийные волнения крестьян{656}. После гибели Вакулина в бою у хутора Водянка 18 февраля 1921 г. во главе отряда встал его ближайший помощник Попов, под командованием которого повстанцы совершили глубокий рейд по уездам Саратовской губернии{657}. В это же время в западные уезды Саратовской губернии и Чембарский уезд Пензенской губернии прорываются крупные силы повстанцев во главе со своим вождем А.С. Антоновым{658}.
Таким образом, в конце 1920 — начале 1921 гг. ситуация для местных властей была крайне тяжелой. Вполне реальной виделась перспектива объединения Антонова с повстанческими силами Поволжья, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Советская власть впервые столкнулась не с отдельными локальными выступлениями или крупными восстаниями в территориально ограниченных зонах, а с широким повстанческим движением, охватившим регион в целом, ядро которого составляли вооруженные отряды под предводительством опытных командиров Красной армии (Вакулин, Серов, Усов и др.).
Какие же меры принимают местные и центральные органы для подавления крестьянского движения? Главную причину разрастания повстанчества губернские власти видят в отсутствии у них достаточных воинских сил, особенно кавалерии, для его подавления. Также, по их мнению, в успехах повстанцев были виновны военные власти, не способные организовать эффективное управление имеющимися в их распоряжении воинскими частями. На это постоянно указывалось в многочисленных телеграммах в Центр различных представителей местного руководства. Так, например, в сводке Саратовской губчека за 1–15 октября 1920 г. говорилось, что успех антоновцев в пограничных с Балашовским уездом селениях объяснялся отсутствием у советского командования кавалерии{659}. Командир батальона ЧК Карпов, действовавший в Чембарском уезде против антоновцев, во время разговора по прямому проводу с председателем Пензенской губчека Р.И. Аустриным 22 октября 1920 г. заявил, что Антонов смог прорваться в Пензенскую губернию из-за отсутствия «должного руководства отрядами», которыми руководят и из Пензы, и из Симбирска, отдавая противоречивые приказы, которые он должен согласовывать, вместо того, «чтобы действовать самостоятельно»{660}. В датированной 28 января 1921 г. шифрограмме из Пензы на имя Ленина, подписанной председателем губисполкома Л. X. Фридрихсоном, секретарем губкома РКП(б) А.И. Марьиным и председателем губчека Р.И. Аустриным, указывалось, что «затяжка» в ликвидации антоновщины была обусловлена «необъединенностью действий вооруженных сил Тамбовской и соседних губерний, которыми командуют три округа ВНУС»{661}.
Как следует из документов, обвинения гражданских властей в адрес военного командования вызывали у последних болезненную реакцию. Они не считали себя виновными в том, что борьба с бандитизмом на территории Поволжья так затянулась, и, в свою очередь, обвиняли руководство на местах в паникерстве, утверждая, что ситуация в регионе находится под их полным контролем. Показательна в этом плане телеграмма главкома РККА Каменева председателю РВСР Троцкому от 5 февраля 1921 г. Главком назвал не соответствующей действительности информацию саратовских руководителей о «наводнении губернии» «тысячными бандами» из Тамбовской губернии. В частности, он указал, что в налете на станцию Ртищево участвовали не более 100–150 «бандитов». При этом он отметил, что успехи повстанцев связаны с недостаточной стойкостью частей Заволжского округа, состоявших, в основном, из войск ВНУС, в которых местные власти не вели должной политико-воспитательной работы. Каменев попросил Троцкого походатайствовать перед Советом Труда и Обороны, чтобы местным властям было дано указание «не обращаться непосредственно в центр с оценкой военного положения, не всегда отвечающего действительности, а предварительно сноситься с ближайшим Окружным командованием»{662}.
Ушатом холодной воды для гражданских и военных властей стал захват 5 февраля 1921 г. отрядом Вакулина крупнейшего уездного города Саратовской губернии — Камышина. Произошло это вследствие отсутствия у командования ВНУС точных сведений о местонахождении и планах вакулинцев. В момент нападения повстанцев на Камышин его гарнизон был задействован в операции по отражению наступления в пределы Саратовской губернии антоновских отрядов, а части, преследующие Вакулина, вследствие плохой разведки и умелого маневра повстанцев находились совсем в другом месте{663}.