Крейсерова соната
Шрифт:
Они проходили мимо великолепных фонтанов. Шумные, бурлящие струи взлетали в небо, кипели на воздухе стеклянными бурунами, рушились в водоемы, окутанные радужной пылью, распадались на пышные косы, рассыпались на летучие брызги, били из мраморных чаш, из гранитных сосудов, из раскрытых ртов, ноздрей и ушей диковинных скульптур, напоминавших обитателей заводей и омутов.
– Прошу вас, – приглашал Мэр, проводя гостя сквозь прохладную водяную пыль и душистую свежесть, – отведайте воды, приобщитесь «русской идее»…
Фюрер осторожно почерпнул из бассейна, пригубил. Вода была ароматной, дивно холодной, волшебно сладкой. Он выпил еще. Голова у него закружилась, словно с водой проникла в него родная русская сила, заповедная мощь, и он наливался великими знаниями, таинственными
– Водяной – самый значительный русский бог, значительней Нептуна и Посейдона. – Мэр подвел Фюрера к бронзовой величавой фигуре, голой по пояс, с косматой, рассыпанной по груди бородой, с перламутровой раковиной на голове, откуда извергалась вода. И Фюрер, опьяневший от волшебной влаги, узнал себя. Душа, орошенная живой водой из чудодейственных фонтанов, вспомнила своего истинного пращура, после долгих скитаний вернулась на Родину.
– Водяной – это бог русских рек, на которых создавалась Россия, – продолжал Мэр. – По рекам, с севера на юг, «из варяг в греки», продвигалась русская государственная идея… По рекам, с юга на север, вместе с Андреем Первозванным, продвигалось русское православие, сохранившее под восточными, еврейскими ризами водяных славянских богов, что блестяще доказал великий художник и теоретик Илья Глазунов… Рыба – этот символ первохристиан, глубоко понятен русским, народу рыбарей… Мечтой о великой воде был исполнен Петр Первый, затевая строительство флота… Той же мечтой был одержим адмирал Горшков, создавая океаническую советскую цивилизацию… Моя поддержка Севастополя и Черноморского флота – это инстинкт воды, русская религия Водяного…
Теперь они шли горами, с которых низвергались водопады, падали оземь гремящей мощью, расщеплялись по склонам на белые волокна, долбили мокрый блестящий камень, оглушали неумолчным ревом, ослепляли огненными солнечными спектрами…
Фюрер жадно вдыхал влажный воздух, подставлял под потоки раскрытые ладони, на которых начинали танцевать серебряные водяные танцовщицы, пил с ладоней, хватал губами пролетавшие брызги; не удержался, встал под водопад, который охватил его своим шумом, блеском, дымными радугами, был похож на Водяного со слипшейся бородой, в которой ожили жуки-плавунцы, личинки стрекоз, головастики. Стальная немецкая каска, избитая осколками русских мин, казалась великолепной перламутровой раковиной, источавшей свет и сверкание. И крохотный осьминог оседлал ее, подымая чуткие щупальца, напоминал пучок волос на голове князя Святослава.
– Каналы, которые рыл Сталин, делают сталинскую империю суши империей воды! Канал «Москва-Волга», Беломорско-Балтийский канал, «Волга-Дон», Великий туркменский канал – это лишь первый чертеж грандиозной системы каналов, которые, по замыслу Сталина, должны были связать Европу и Азию в грандиозную империю рек! Переброска Сибирских вод в Среднюю Азию, переброска Северной Двины и Мезени в Волгу, а также малоизвестный сталинский замысел, по которому Волга соединяется подземным каналом с Рейном, а последний – с Сеной и Тибром, делают Сталина великим евразийцем, объединяющим русский дух с германским гением, средиземноморские культуры с культами славян и арийцев… Что могут противопоставить нам атлантисты? Отделенные от мировой воды, богопокинутые, они останутся чахнуть на берегах иссыхающих Амазонки и Миссисипи, прозябать на заболоченных берегах Темзы… Мы же продолжим создавать планетарную систему рек, которая трансазиатскими каналами соединит Амур и Уссури, Янцзы и Хуанхе, Ганг и Инд! Есть сведения, что перед смертью Сталин приказал разработать проект гигантских водоводов, соединяющих Обь, Енисей и Лену с Нигером, Нилом и Лимпопо… Именно поэтому, постигнув глубинную суть «русской идеи», ее связь с «германской идеей», я создал проект переброски волжской и рейнской воды на Луну, в Море Дождей, а оттуда на Марс, соединять сеть иссохших марсианских каналов с Беломорско-Балтийским и Волга-Доном… Я хочу, чтобы в твоем лице, о Фюрер, сочетались навеки германский и русский гений, потоки Рейна и Волги, немецкая женственность Лорелеи и русское мужество Евпатия Коловрата! Взгляни на это…
Они стояли перед огромным аквариумом с хрустальной стеной. Дно аквариума было выстлано чудесным белым песком. Вверх тянулись нежные изумрудные водоросли, из которых, от избытка солнечного света, излетали серебряные вереницы пузырей. Мелькали сонмы рыбьих мальков. Проплыл величественный зеркальный карп. Вильнула зеленым хвостом белобрюхая щука. Пронеслась стая красноперой плотвы с огненно-золотыми глазами.
Из туманно-зеленых, пронизывающих воду лучей возникло белое диво: обнаженная женщина с полными руками, которыми она раздвигала пласты воды, отстраняла водоросли, приближалась к стене аквариума; ее прекрасное лицо, с нежными голубыми глазами, было окружено струящимися золотыми волосами, которые, словно шлейф, тянулись за ней; подплыла к хрустальной стене, встала, прижимая к стеклу округлый розоватый живот, пышные груди с розовыми сосками, чуть приплюснув их на гладкой прозрачной поверхности. Фюрер обомлел, озирая подводную деву, пленявшую его, призывавшую к себе в аквариум, в стихию вод. Ее негустой золотистый лобок, нежное углубление пупка, улыбающиеся румяные губы, прелестные, просвечивающие на солнце уши, за которыми слегка приоткрывались малиновые жабры, – все говорило о вечной женственности.
– Ее зовут Лорелея… Она является правнучкой Адольфа Гитлера и Евы Браун… Своей жизнью она обязана секретным пунктам договора Рибентропа – Молотова, оговаривающего глубинное родство немецкого и русского народов… Чтобы спасти ее от вездесущих агентов Мосада, пронюхавших об уцелевших потомках Гитлера, академику Амосову пришлось превратить ее в тритона и спрятать в пучине вод… Теперь она достигла совершеннолетия, и для нее пришла пора метать икру… Тебе же, арийскому мессии, должно оплодотворить эту икру! Ты наполнен русской водой и силой, проникнут «русской идеей»! Так пусть же соединятся два великих народа перед лицом семитской и негроидной опасности!..
Плавучая дева отступила назад, перехватывая под водой пук золотистых волос. Ее алые губы беззвучно позвали Фюрера: «Ком цу мир, майн либер…» Она присела, обняв ногами струящиеся водоросли. Ее колени стали трепетать, содрогаться. На лице отразилась мука и наслаждение. Она гладила себе грудь, ласкала соски, и, по мере того как соскальзывала с травяных зеленых стеблей, становились видны лунные студенистые сгустки икры, прилепившиеся к водорослям. Их было много, они жемчужно светились. Дева в изнеможении, похожая на отнерестившуюся рыбу, повернулась обмелевшим животом вверх, бессильно опустилась на дно. Только слабо подрагивали ее колени, чуть открывались малиновые створки жабер.
– Ступай!.. Твой черед!.. – Мэр подтолкнул Фюрера к аквариуму, и тот послушно, повинуясь глубинному инстинкту воды, перешагнул хрустальную стену и упал в воду; нырнул, мощно распахивая руками прохладную толщу, бородатый, могучий как Водяной; долетел до дна, где лежала распростертая женщина; по привычке коснулся было перстами ее груди, бедер, нежного лобка, но властная, первобытная сила повернула его туда, где на стеблях травы лунно светилась икра. Испытывая небывалую сладость, невыразимую муку, не нуждаясь в женщине, любя не ее, а вселенскую женственность, мировую скорбь и романтическую мечту о всемирности, он оплодотворил икру, оросил ее своей горячей неистовой силой, волей к победе, верностью идеалам Евразии; видел, как замутилась вокруг вода; отплывал, утомленный, стремясь вынырнуть на поверхность аквариума; успел заметить, как соединилась икра с его молокой, набухала, вскипала. В ней начались созревание и рост.
Они вернулись в рабочий кабинет Мэра. Фюрер, опустошенный, блаженно-вялый, в предчувствии будущего отцовства, откинулся в кресле. С него стекала вода. В луже у ног шевелилась личинка стрекозы.
– Теперь, мой друг, когда ты познал женщину и с тобой можно говорить не как с отроком, а как с мужем, изволь выслушать мои просьбы, – обратился к нему Мэр. – От их исполнения зависит судьба нашей партии, судьба русско-германского союза, судьба Евразии! Узнав тебя ближе, теперь не сомневаюсь, что встречу понимание…