Кри-Кри
Шрифт:
— Куда мы едем?
Анрио ничего не ответил. Только злая улыбка скользнула по его лицу; резким движением шпор он заставил коня прибавить скорость.
Кри-Кри понял, что задавать какие-либо вопросы Анрио бесполезно. Он старался только как можно лучше запомнить дорогу, по которой они мчались. Анрио то и дело сворачивал в переулки. Через четверть часа (Кри-Кри хорошо ориентировался во времени) галоп сменился легкой рысью, а еще через две-три минуты лошадь остановилась у маленького покосившегося желтого домика. Из окна верхнего этажа высунулась молодая женщина в бумажных папильотках и стала вытряхивать ковер прямо на головы
Переулок был совершенно безлюден, как будто вымер.
— Вот мы и приехали, — сухо сказал Анрио. — Слезай.
Привязав лошадь к фонарю, он повел Кри-Кри через узкий, как колодец, двор, ничем не отличавшийся от тысячи других парижских дворов. Двор оказался проходным. Когда они прошли его, Кри-Кри удивился неожиданной перемене во внешнем виде улицы. У выхода стоял часовой, мало похожий на хорошо знакомых Кри-Кри гвардейцев Парижской коммуны.
Кроме часового, по улице ходили какие-то странные полуштатские, полувоенные люди. На перекрестке стояла огромная новехонькая митральеза [30] , которой могла позавидовать любая баррикада.
30
Митральеза (картечница) — многоствольная пушка для беспрерывной стрельбы картечью; устанавливалась на лафете или треножнике.
Еще больше удивило мальчика то, что Анрио в ответ на окрик часового: «Кто идет?», только отвернул лацкан своего пиджака и процедил сквозь зубы:
— Мальчик со мной.
Часовой взял под козырек.
Кри-Кри насторожился.
«Бежать!» было первое, что пришло ему в голову. И, долго не рассуждая, он бросился к воротам, через которые только что вошел. Но едва он пробежал несколько шагов, как рука часового неумолимо сжала его локоть:
— Твой пропуск!
Позади раздался громкий смех. Это смеялся Анрио. Теперь он смеялся открыто, весело, но все с той же иронией, которая делала его таким ненавистным для Кри-Кри.
— Отпустите его. Это мой пленник.
Кри-Кри все понял. Он — в западне, Анрио — шпион. Но один ли только Анрио? А Люсьен? Люсьен, жених Мадлен, которому так доверял Жозеф? Не он ли толкнул его в эту западню?
«Это ничего, ничего, — пытался утешить себя Кри-Кри, в то время как мысли с лихорадочной быстротой проносились в его голове. — Не то важно, что меня провели, как мальчишку. Повязки Мари — вот что важно! Нет, не то… Сейчас самое важное — поскорей все рассказать дяде Жозефу».
Между тем подошедший к нему вплотную Анрио говорил, хотя Кри-Кри совсем не собирался плакать:
— Ладно! Не хнычь, мальчишка. Может быть, я тебя и помилую. Все зависит от того, как ты будешь себя вести. Эй, Таро! — окликнул он проходившего мимо жандарма. — Отведи арестованного в подвал, где остальные.
Кри-Кри схватился за карман. Перочинный ножик, отвертка, свисток — разве теперь это могло помочь? Только сейчас он понял, что все это были детские игрушки, что до сих пор он только играл. Сейчас начиналась большая трудная жизнь, в которой, оказывается, Кри-Кри ничего не
Глава десятая
МАТЬ ЛУИЗЫ
Кровавые отсветы пожаров бороздили светлое майское беззвездное небо.
Уже четыре дня Луиза Мишель не возвращалась домой.
В маленьком домике на улице Удо помещалась школа и при ней квартирка, где жила Луиза вдвоем со старушкой-матерью. Здесь все было, как обычно.
Мадам Мишель, благообразная старушка небольшого роста, с седой головой и правильными чертами лица, невзирая на снедавшую ее тревогу, занялась приготовлением несложного ужина.
«Если Луиза вернется, она придет голодная», подумала старушка и принялась дрожащими руками чистить картофель. Потом она поставила кофейник в самодельный термос, состоявший из горы вышитых подушечек разной величины.
В дверь кто-то постучал. Мадам Мишель тщательно укрыла шалью кофейник и поспешила к двери. Она знала, что Луиза стучала не так, но ведь то мог быть посланец от ее дочери.
Она обрадовалась, увидев в дверях стройную фигурку цветочницы Мари, жившей в доме напротив.
— Что тебе, девочка?
— Мадемуазель Луиза еще не возвращалась? — с тревогой в голосе спросила Мари.
— Нет еще.
— О мадам, так страшно! Версальцы ходят по нашему кварталу и обыскивают все дома. Они убивают мужчин, уводят женщин и детей. Мы с мамой очень боимся за вас. Не уйти ли вам из дому?
— Чего же мне бояться? — Мадам Мишель гордо выпрямилась и вдруг показалась Мари необыкновенно высокой.
— О мадам, рассказывают такие ужасы! — Мари всплеснула худенькими руками. — Если бы мой друг Кри-Кри был здесь, он бы, наверное, посоветовал, где вам укрыться. Но к нему теперь нельзя пробраться, наш квартал отрезан.
Лицо Мари затуманилось. Казалось, она вот-вот заплачет. Но мадам Мишель, занятая своими мыслями, не обратила на это внимания.
— Спасибо, Мари, что предупредила меня, — спокойно сказала она. — Я подготовлюсь к встрече с этими насильниками.
— Все-таки вам не следует оставаться одной, — настаивала девочка. — Вы можете уйти, ну, хотя бы к вашей сестре. Только не оставайтесь здесь.
Мадам Мишель ласково улыбнулась. Мари смотрела на нее широко раскрытыми от удивления глазами. Как эта женщина могла еще улыбаться и разговаривать? Ходили упорные слухи, что Луиза, ее единственная любимая дочь, расстреляна версальцами.
Как бы в ответ на ее мысли, старушка Мишель заторопилась в маленькую комнатку, служившую столовой.
— Вот что, Мари: Луиза, наверное, не вернется и сегодня. Если версальцы разгуливают свободно по нашей улице, ей не следует приходить сюда. Отнеси своей маме вот это…
Она достала из термоса кофейник и сунула его в руки оторопевшей Мари.
— Кофе немного подбодрит твою маму.
— Но, мадам Мишель, а вы сами? Ведь кофе может пригодиться и вам.
— Возьми его, Мари! — Мадам Мишель устало покачала головой. — Мне оно [31] не понадобится.
31
Так в печатном издании (прим. верстальщика).