Крик и шепот
Шрифт:
— Прости, — говорю я и скольжу взглядом по ее гладкому бедру до коротко обрезанных шортиков, а затем вверх по ее телу к лицу. — Ты опять отвлекаешь меня.
Ее ярко-розовые губы изгибаются в милой улыбке. Щеки покрываются румянцем. И она так пялится на меня, что будоражит мой член в сотый раз с тех пор, как я вернулся домой.
— Прости.
— Не думай меняться, Кузнечик. Ты абсолютно идеальна, — улыбаюсь я ей.
Ее глаза темнеют, и она отводит взгляд от моих глаз, чтобы посмотреть на реку.
— Хочешь посмотреть, теплая ли еще вода?
Вряд ли я сейчас одет для того, что,
— Я думал, что ты никогда не спросишь.
Мы выбираемся из машины, и я ловлю ее за запястье, прежде чем она уйдет слишком далеко от меня. Кейди смотрит через плечо, и в ее глазах прыгают смешинки.
— Иди сюда, — бормочу я и притягиваю ее к себе. Она идеально умещается у меня на груди. Я скучал по тому, чтобы держать ее так. С ее губ срывается слабый вздох удовлетворения. — Я хочу сделать тебя счастливой, — шепчу я ей.
Кейди обнимает меня за талию.
— Ты уже делаешь меня счастливой.
Она вскидывает голову, и я тону во взгляде ее кристально-чистых голубых глаз. Я запускаю пальцы в ее растрёпанные волосы и замираю. Желаю поцеловать ее идеальные губы, но стою в нерешительности, склонившись в нескольких дюймах от ее рта. Короткий стон желания, который издает Кейди, заставляет меня улыбнуться.
— Тебе говорил кто-нибудь, какая ты удивительная? — спрашиваю я, слегка прикасаясь губами к ее мягким губам.
Кейди тихо смеется, хватая меня за рубашку.
— Ты. Всегда. Ты единственный, — ее глаза проникаются грустью.
— Все они слепые, — говорю я ей и прижимаюсь своим носом к ее носу. — Иногда я жадный. Я рад, что я единственный, кто видит тебя. Если бы все они видели, какая ты идеальная, они бы захотели отобрать тебя у меня.
Ее дыхание становится прерывистым и касается моих губ. Я прижимаюсь к ее губам в нежном поцелуе. Когда я собираюсь перевести дыхание, Кейди приоткрывает губы, предлагая мне свой сладкий язык. Я не колеблюсь и целую рот, о котором никогда не перестаю думать. Она на вкус как мороженое, мед и вишня. Сладкая, сочная и манящая. На этот раз я единственный, кто стонет, когда я усиливаю наш поцелуй и сплетаю наши языки. Ее ладони поднимаются по моей груди вверх и ложатся мне на плечи. Мы с трудом разрываем поцелуй. Я прижимаюсь лбом ко лбу Кейди, просто получая удовольствие от ее вкуса. Вдыхаю ее уникальный аромат, который никогда не покидает меня.
— Тогда я рада, что они слепые, — говорит Кейди голосом, полным света и любви.
Я одариваю ее кривой ухмылкой.
— А если они все же увидят тебя однажды… — я дразню ее собственническим рыком. — На этот случай у меня есть Боунз, который выколет им глаза. Он, безусловно, сделает это. Я ведь прав?
Кейди отстраняется и смеется всю дорогу до нашего тайного места. До того самого места, к которому мы ходили, когда были подростками. Старое заброшенное здание у воды все еще представляет собой груду лежащего в беспорядке металла и заросли сорняков. Нам не составляет труда припарковаться на пустынной дороге. В заборе все еще есть дыра, так что мы быстро пролезаем через нее, пока нас не заметили прохожие.
Маленькое тело Кейди легко проскальзывает через лаз, и она исчезает в зарослях деревьев. Теперь, когда я немного вырос, пролезть через дыру намного сложнее. В итоге я порвал рубаху о мерзкую деревяшку в заборе, но, к счастью, она лишь оцарапала кожу, а не нанесла рану. Наша старая тропинка уже давно заросла, и мне приходится слушать звуки текущей воды, указывающей мне путь. Когда я добираюсь до покрытого галькой участка, Кейди уже сорвала свою рубашку и открыла всему миру свое совершенное тело.
Мой член дергается, когда она стягивает шорты. Затем она радостно шагает к воде и скрывается в ней.
— Теплая, — говорит Кейди, поворачивается ко мне и улыбается. Она погружена по плечи в воду. Вскоре ее бюстгальтер и трусики летят на берег.
— Не заходи слишком далеко, — предупреждаю я.
Кейди смеется.
— Ладно, папочка.
Закатывая глаза, я расстегиваю рубашку и кидаю ее на берег. Моя девочка не сводит с меня глаз, пока я раздеваюсь до нижнего белья и иду за ней.
— Черт! — жалуюсь я. — Вода еще холодная, Кейди!
Ее хохот расходится зыбью по воде и, несомненно, приводит в восторг рыбу, плавающую под поверхностью.
— Ой. Я солгала.
Дрожа, я брызгаю в нее водой и погружаюсь по плечи.
— Иди сюда, врунишка.
Кейди незаметно обвивает мою шею руками, а талию ногами. Я хватаю ее за бедра и притягиваю к моему возбужденному члену, который едва сдерживают боксеры.
— Я скучаю по этому, — говорю я ей и касаюсь носом ее носа.
Она вздыхает и наклоняет голову назад, подставляя мне свою шею. Мои губы находят ее прохладную кожу. Целуя ее, мне становится невозможно трудно устоять перед желанием взять Кейди прямо здесь, в этой реке. Как в старые времена. Когда наша жизнь была намного проще. До одного из самых мрачных периодов наших отношений — времени, когда маленькая ошибка явилась результатом огромных последствий. Когда-то, когда что-то великое и удивительное угрожало нанести нам тяжелый удар.
— Йео, — мурлычет она мне в ухо. — Войди в меня. Мне это нужно.
Мой член молит и просит и практически прорывается сквозь боксеры, чтобы достичь ее совершенного естества. Я трусь об нее, заставляя ее вскрикивать от удовольствия, но качаю головой.
— Не здесь, малыш. У меня нет презерватива.
Кейди надувает губы, но больше не настаивает.
Воздух вокруг нас становится плотным.
От воспоминаний.
Тогда Кейди было всего шестнадцать. И она была беременна. Нашим ребенком.
Нам обоим было больно от внезапной потери. Потери, которая произошла без какого-либо предупреждения. Потери, которая нанесла тяжёлый удар ее психике и ввергла мою сладкую девочку в панику болезненных эмоций. Мы потеряли ребенка на достаточно раннем сроке беременности, чтобы мы были единственными, кто знал об этом. Но срок был уже достаточным, чтобы было больно. Кейди сказала, что морально не готова стать матерью. И она не очень-то любила отцов. Один намек на страх — из всех людей именно ко мне — блеснул в ее глазах, и я поклялся, что никогда не увижу снова этот взгляд, направленный на меня.