Крикеры
Шрифт:
— Ага, — запнулся в ответ Фил.
— Ну ладно, давай, — сказала она.
«Никто мне не верит, — посетовал Гут. — Они все думают, что я сошёл с ума».
Тьма казалась почти студенистой; только косой свет пробивался от голой лампочки на потолке внешней комнаты. Иногда Гут мог смотреть в эту темноту и каждую ночь созерцать то же самое, что и мысленно. Ужасные вещи…
Но по крайней мере здесь, в тюрьме, он был в безопасности.
Было трудно следить за временем; было вообще трудно что-либо уследить. Но Гут скорее сядет здесь и сгниёт, чем уйдёт, потому что как только он это сделает, он прекрасно знал,
«Они поступили бы со мной так же, как со Скоттом Боем».
По-настоящему он теперь никогда не спал — он просто то и дело, что засыпал, и тут же каждый раз его дёргали. Злобный шёпот Наттера и ужасные вещи, которые он показывал ему в своей голове. Деформированное лицо Наттера, казалось, всегда парило прямо за решёткой, всё изуродованное, словно что-то переехало его на дороге, его сухие опухшие губы едва двигались, его большие кроваво-красные глаза смотрели на него. Иногда Наттер царапал стену, а иногда Гуту казалось, что он слышал, как он стучал по стеклу единственного окна тюрьмы своими длинными изогнутыми пальцами.
«Гут, Гут, — шёпот скрипел, как старое дерево. — Смотри…»
И Гут смотрел. На самом деле у него не было выбора. И Наттер также говорил совсем странные вещи, в то время как Гут смотрел, типа:
«Какое благословение, Гут! Такое прозрение! Вот мои обетованные владения, Гут. Когда-нибудь в будущем это будут и твои владения…»
И тогда Гут был вынужден заглянуть в эти владения.
Это было ужасное место. Дымящиеся каменные каньоны глубиной в несколько миль. Солнца никогда не было, только большая искривлённая чёрная луна, сияющая своим чёрным светом над ещё более чёрными холмами и озёрами — да, озёрами, похожими на гигантские дымящиеся лужи смолы, и Гут мог видеть что-то в этих озёрах. Он мог видеть людей. А потом он увидел другие вещи, которые были вовсе не людьми, а монстрами. Монстры вытаскивали людей из озера и клали их в свои пасти; это было похоже на то, как они со Скоттом Боем ели рисовые лепёшки. Эти монстры вскрывали головы людям, как дыни, и отрывали руки и ноги, как будто они были крыльями у мух. Они резали людям животы, вытаскивали их почки, печень и прочее, играли с ними в мяч и срывали лица с людей, как будто они были резиновыми масками, только они были вовсе не масками, они были настоящими лицами настоящих людей. Однажды он видел, как одному парню выдёргивали позвоночник прямо из его задницы. Они нарезали людей на большие груды кусков и затем ходили по кучам. Однажды он увидел, как одному из парней высасывали внутренности прямо из его рта, и сразу же аккуратно проглатывали всё это. Это было настоящее сумасшествие. Эти уродливые монстры вставляли свои члены не только в женщин, но и в мужчин, даже в б'oльшей степени в мужчин. Они вставляли свои причиндалы в любую дырку, которую видели. Чёрт, один из них отрубил парню голову начисто и трахнул его в горло, а в другой раз Гут увидел, как один проделал дыру в животе девушки и вставил туда свой стержень, а через какое-то время влил туда целое море спермы.
И всё это время Гут прекрасно знал, на что он смотрит. Да, сэр, конечно, чёрт возьми, он смотрел прямо в Ад…
«Да, — ещё раз заверил он себя, — здесь я в безопасности. Они не смогут меня отсюда вытащить…»
И тут он заметил, что две фигуры вышли из тени у двери.
Два крикера…
Они криво вглядывались в камеру, врождённые красные глаза были глубоко посажены на их выпуклых головах. У одного челюсть была без зубов, у другого не было ушей, а вместо носа была ямка.
— Вы не сможете меня отсюда вытащить! — закричал Гут.
Два крикера хихикали и улыбались. Затем беззубый подошёл, звякнув ключами от двери камеры.
— Что это? — спросил Фил. — Прямо здесь?
— А?
— Эта татуировка, — сказал Фил и указал.
Его палец изящно коснулся её плоти, которая была влажной и очень мягкой. Татуировка выглядела грубой, примитивной, выжженной на молочно-белой коже в верхней части её левой руки.
«Наверное, самодельная, — подумал он. Татуировка, какой бы крошечной она ни была, ясно изображала ужасающее лицо, рот которого был забит зазубренными лезвиями. Из его головы выростали два пенька. — Рога!» — понял он.
— Похоже на демона. Это он и есть, Хани? Это демон?
— Дим-ном, — попыталась произнести она.
Неправильно произнесённое слово прозвучало, как у ребёнка, только начинающего учиться говорить. Её сияющие волосы оставались свешиваться перед её лицом; от неё слегка пахло потом. Только несколько клиньев мигающего света от дорожной машины просачивались на неё. Девушка предпочла не отвечать на вопрос Фила — если она вообще его поняла, — а вместо этого скользнула прямо рядом к нему. Пружины многоместного сиденья застонали, когда Фил в ответ соскользнул на несколько дюймов в сторону.
— Хани, послушай…
Её нормальные руки сразу же коснулись его, одна потирала его шею, а другая скользила взад и вперёд по внутренней стороне его бедра.
— Мин-н-нет? — спросила она.
Затем её рука скользнула прямо по его промежности и сжала.
«О, господи!» — подумал Фил и тут же подскочил на сиденье.
Он убрал её руку и положил ей на колени.
— Слушай, Хани, я просто хочу…
— Трахнуть мен-н-ня? — предположила она. — Да, если хочешь, ла-а-адно, — а затем она снова распахнула атласный халат и позволила ему соскользнуть с её хорошеньких плеч. Внезапно Фил увидел её абсолютно нормальную обнажённую грудь.
«Господи, что она делает!» — подумал он.
И тут же сказал:
— Нет, Хани, этого я тоже не хочу, — и снова накинул на неё её халат.
— А-а-а, — пробормотала она. Затем её голова склонилась. — Ударь меня, если ты хоче-е-ешь.
Фил покачал головой. Бедственное положение девушки было всего лишь очередным доказательством его отчаяния.
«Она думает, что я хочу её избить».
— Хани, я не хочу тебя ударить, я не хочу тебя обидеть. Я не хочу ничего делать, кроме как поговорить.
— Поговорить?
— Правильно, я просто хочу поговорить с тобой несколько минут.
Она посмотрела на него сквозь свои чёрные волосы, словно в полном замешательстве.
— Ударить меня… не-е-ет?
— Нет, Хани, я тебя не ударю, — всё было так грустно, когда он размышлял, какой должна быть её жизнь.
Хотя никаких уродств не было заметно, она всё ещё была одной из шлюх-крикеров Наттера: мишень для отморозков.
«Наверное, каждую ночь её бьют, — подумал он. — Связывают, издеваются… что угодно».
— Давай просто поговорим, хорошо?
— Говорить? Э-э-э, нет, — протянула она.
— Ты хорошо говоришь. Я прекрасно тебя понимаю, — он хотел успокоить её; он не хотел, чтобы она его боялась или думала, что он всего лишь очередной больной жлоб, который хочет её использовать. — Но сначала давай уберём все эти волосы с твоего лица, — спокойно сказал он, а затем протянул руку и откинул её волосы назад.
И чуть не вздрогнул.
«Успокойся,» — приказал он себе, а затем подавил желание отпрянуть.