Криминальная империя
Шрифт:
Игнатьев снова опрокинул рюмку и съел бутерброд с колбасой. Только сейчас он понял, что зверски голоден. Поймав проходившую мимо официантку за локоть, потребовал две порции горячего. И снова наполнил рюмки. Коля, сидевший напротив, совсем раскис. Он безуспешно пытался прикурить сигарету.
– Эх, Коля, – опять с шумом выдохнул Игнатьев пары алкоголя, – живешь ты и счастья своего не знаешь. Вот брошу скоро все к чертовой матери и заживу такой же жизнью, как и ты! И пусть все катится в тартарары. Пусть друг друга жрут, тарелки друг другу вылизывают… и задницы. Ты слушай меня, Колян! Я тебя что, зря пою? Ты меня слушать обязан и поддакивать… Жизнь, Коля, вокруг дерьмовая, потому что люди вокруг дерьмовые! И я дерьмо, поэтому от меня и жена ушла. Детей у нас не было, вот и ушла. Она думала, что детей из-за меня нет, я думал, что из-за нее. А пока гадали да думали к врачам сходить, она взяла и ушла. Пью я, видишь ли! А как не пить, когда вокруг столько дряни, когда жизнь дрянь?
Игнатьев не видел, как мимо кафе проходил какой-то человек. Он замедлил шаг и внимательно посмотрел на дальний угловой столик, где сидел майор в расстегнутой до пупа форменной рубашке и бомжеватого вида тип в крайней стадии опьянения. На голове этого алкаша красовалась надетая набекрень милицейская фуражка. Человек криво усмехнулся и полез в карман за телефоном.
Дагестанец-бармен, который в этот момент проходил из туалета мимо незнакомца с телефоном, осуждающе покачал головой. Он вернулся за стойку и продолжал оттуда поглядывать. Наконец человек закончил разговор, еще раз посмотрел с нехорошей улыбкой в сторону майора и двинулся своей дорогой. Бармен тут же стал протискиваться к столику Игнатьева.
– Товарищ майор, – бармен присел на край соседнего стула и громко зашептал, – товарищ майор, там тип какой-то сейчас звонил по поводу вас…
– Чего? – зарычал Игнатьев, фокусируя взгляд на лице парня. – Какой тип?
– Не знаю, он, наверное, начальству вашему звонил, что вы тут сидите в форме и пьете.
Игнатьев сгреб бармена за загривок и нежно посмотрел ему в глаза.
– Осуждают… а ты-то меня не осуждаешь, а… ты-то во мне человека видишь?
– Тихо, тихо, – заворочался бармен, пытаясь освободиться из железной хватки пятерни майора. – Мне-то какое дело. Отдыхаете и отдыхайте. Имеет человек право выпить, когда ему хочется.
– Во-от! – толстый указательный палец Игнатьева закачался перед носом парня. – Когда хочется! А хочется всегда. Люблю я тех, кто понимает… ты понимаешь, друг? – и тут Игнатьева прорвало. – А остальных я всех имел в виду! И в остальные места тоже. Я уважения
Когда Игнатьев открыл глаза, то почувствовал, что вокруг тихо и темно. Тупо болела голова. Майор пошевелился, поднял голову и открыл глаза. Он сидел за рулем в машине. То, что это его машина, он понял сразу. Никто в общем-то об этом не говорил, просто почти все люди интуитивно чувствуют свое, родное. Что ты проснулся в своей постели или в чужой, в своем доме или в чужом. Это воспринимается на уровне подсознания, даже если ты еще не открыл глаза. То же самое было сейчас и у Игнатьева. Он просто понял, что сидит в своей машине, и порадовался, что организм сработал на полном автомате. Он никуда не поехал, а в почти бессознательном состоянии залез в машину и уснул.
На часах было три часа ночи. Игнатьев с трудом вспомнил, что заходил в кафе, что тогда на улице еще было светло. В кафе он с кем-то пил, а чем все закончилось, он не помнил. Осмотрев себя, Игнатьев убедился, что следов драки на нем не было. Он полез в бардачок, где у него лежала одна очень полезная вещь. Электрическая чашка-кипятильник, работающая от прикуривателя. Пакетики с кофе и сахаром были на месте, как на месте была и бутылка воды на заднем сиденье.
Пока вода грелась, Игнатьев закурил и только теперь вспомнил, что день-то кончился хреново. Он нахамил заместителю начальника Управления, он лопухнулся с перехватом партии наркотиков, потому что кто-то слил информацию преступникам. А еще он подставился с задержанием депутата. Новая волна раздражения накатила, заставив стиснуть пудовые кулаки. Что же за система такая, до чего же все прогнило!
После двух чашек крепкого кофе Игнатьев ощутил, что основательно протрезвел. Пора было выбираться отсюда домой.
«Логан» летел по ночному шоссе, а Игнатьев за рулем боролся со сном. Усталость наваливалась, придавливала к сиденью, туманом застилала глаза. Все-таки вторая бессонная ночь да огромное количество выпитой водки. Свет встречных фар двоился и троился. При приближении встречных машин Игнатьев сбрасывал скорость до шестидесяти километров в час, а потом снова набирал. Впереди показался хорошо освещенный участок шоссе, горбы стоявших вдоль обочины многотонных фур. Пункт ГИБДД, понял майор.
Он сбавил скорость. Лейтенант около двухэтажного белого строения со светящимися буквами на крыше вышел к дороге и поднял жезл, давая команду остановиться. Игнатьев нахмурился, но свернул к обочине и на ходу опустил стекло своего окна. Он этого лейтенанта знал, и эту смену тоже.
– Чего тебе? – раздраженно спросил Игнатьев, когда лейтенант обогнул его машину и подошел к дверце.
– Здравия желаю, товарищ майор, – без улыбки приветствовал его лейтенант и замолчал, поигрывая своим полосатым жезлом.
– Ну, здорово! – поторопил его Игнатьев. – Чего хотел-то?
– Тут насчет вас телефонограмма пришла, – лейтенант перешел на доверительный тон и облокотился на дверцу машины.
– Что я машину угнал? Или губернатора застрелил? – мрачно пошутил Игнатьев.
– Ну-у… не то чтобы так уж конкретно, – усмехнулся лейтенант. – Приказано при вашем появлении за рулем в состоянии алкогольного опьянения задержать вас, машину изъять. О чем составить рапорт по соответствующей форме.
– Так, – Игнатьев сплюнул на асфальт через опущенное стекло, – пошло-поехало!
Он как-то сразу вспомнил, правда, как в тумане, но вспомнил, что кто-то ему в кафе говорил о каком-то звонке начальству. Вложили, добрые люди, подсуетились!
– Кому вы там на мозоль наступили?
– Говорила мне мама, – проворчал Игнатьев, – что, мол, сроду ты, Зося, куда-нибудь, а вступишь! Не в партию, так в дерьмо! Бубенцову угораздило на мозоль наступить. Наступить, да еще попрыгать.
– Вы поезжайте потихоньку, товарищ майор. Я вас не видел, вы тут не проезжали. Как самочувствие-то, доедете?
– А что это ты такой добрый? – вместо ответа спросил Игнатьев. – Не боишься навлечь на себя гнев начальства?
– Они там своей жизнью живут, – с усмешкой ответил лейтенант, – а мы тут своей живем.
– Живем? Жизнью? – Игнатьев выругался. – Это, по-твоему, жизнь? Ладно, пока!
Майор врубил скорость и с ревом рванул машину с места. Он рвал коробку, переключаясь с одной скорости на другую, и матерился. С одной стороны, было приятно сознавать, что есть еще простое ментовское братство. А с другой стороны, он сегодня в полной мере почувствовал на себе абсолютно противоположное.Роман Белозерцев предстал перед теми, кто его давно знал, совершенно в ином образе. Мгновенно слетели с него важность и лоск современного удачливого бизнесмена. Многие уже и не помнили, что слышали уголовный жаргон из уст Романа Павловича. Персонал фирмы тут же насторожился, не зная, чем эти изменения могут им грозить. И даже Наталья Васильевна стала держать какую-то непонятную дистанцию.
Хотя именно о Садовской Рома Белый сейчас думал меньше всего. Решение назрело, он должен показать зубы. И не ради того, чтобы кто-то начал его уважать. Это нужно было сделать тайно, тут нельзя было ошибиться. Если все получится, то он добавит к самому себе уважения. И это изменит расклад сил в районном и теперь уже в областном криминале, даст занять определенные позиции. А уж с них-то он, Рома Белый, заставит кое-кого уважать себя, считаться с ним. Яснее ясного, что чистая жизнь не получается и не получится. Снова придется возвращаться туда, откуда он вынырнул когда-то. К ворам, общаку, браткам. Не те стали авторитетами, и пора их подвинуть.
Деньги, которые он должен был вернуть Остапенко в конце того злополучного дня, Белый вернул. Для этого пришлось его ребятам пройтись по всем посредникам, мелким и средним оптовикам. Вопрос ставился ребром: или до конца дня деньги (которые, кстати, должны были отдать два дня назад), либо до утра кто-то не доживет. Вой, что это беспредел, ребятки Белого погасили в корне. Договоренности были сделаны не вчера, а несколько лет назад, то, что была дана слабина, ничего не меняет. Теперь снова все будет строго, и точка!
Единственное, что не беспокоило Белого, – то, что у него не набиралось денег на оплату следующей партии, которая должна была прийти через неделю. И предназначалась она для других покупателей за пределами Романовского района. Кому, Белый не знал, не его это уже был вопрос. Его дело встретиться в назначенное время в назначенном месте, передать деньги, принять товар. Потом в назначенном месте и в назначенное время передать его людям Остапенко.
Жил в областном центре один неприметный человек. Собственно, неприметным он был для обычных граждан. Пенсионер, возможно из военных. Иногда он выходил из дома в магазин, с соседями неприветлив, никто никогда его не навещал. Больной, наверное, потому что все время кутался в одежды. Да и лицо у него нездорового землистого цвета в очень глубоких морщинах. Совсем как у собаки из породы шарпеев, только шарпея-дистрофика.
Этим человеком был старый знакомый Ромы Белого, трижды судимый за разбои и тяжкие телесные повреждения. Звали его Лука, с ним Белый познакомился во время последней ходки на зону. Там Лука ему как-то серьезно помог в одном деле, и Белый посчитал себя обязанным помочь корешу, когда поднялся в бизнесе. Лука с неодобрением отнесся к тому, что Белый завязал, но в свою очередь помощь от него принял. За деньги Белого он вылечил застарелый туберкулез и стал жить тихой жизнью. Договоренность была, что Лука, когда понадобится, поможет Белому. Как это будет – зависит от конкретных обстоятельств. И вот теперь Белый решил, что эти обстоятельства наступили. Помочь ему пойти ва-банк поможет только Лука.
Встреча была назначена среди бела дня прямо в поле за лесополосой. Для Белого такой подход был не новостью. Те, кто доставлял очередную партию наркотиков, всегда перестраховывались, и он к этому привык. Вот и в этот день, когда ему позвонил Гасан и сказал, чтобы Белый готовился, Роман отдал обычные распоряжения, отправил эсэмэску Остапенко, что груз будет сегодня. Все было как всегда. Через три часа Гасан снова позвонил и назначил время, место и сказал, какие будут машины.
Лука, который все утро сидел рядом, молча кивнул и вышел. Роман хмуро посмотрел вслед старому уголовнику. Все, пути назад для него нет. Во всех смыслах.
Черный джип шел впереди, обгоняя попутные машины с нарушением всех мыслимых и немыслимых правил.
– Вот урод, – проворчал Гасан. – Бабла в тачку вбухал немерено, так поживи, насладись. Влетит же под «КамАЗ», потом соскребать с сиденья будут. Ты-то не увлекайся, – похлопал он по плечу молодого водителя. – Нам нельзя рисковать, потому что рискуем не своим.
«Лендровер» послушно сбавил скорость. Гасан обернулся и посмотрел назад. Второй автомобиль – черный «БМВ» – шел следом как приклеенный. До места встречи было еще минут пятнадцать и километра три. Гасан на переднем сиденье вдруг уперся обеими руками в приборную доску и уставился куда-то вперед.
– Шухер, дети мои! – вдруг сказал он. – Ну-ка, притормози. Да на обочину, на обочину съезжай! Выйдите кто-нибудь, сделайте вид, что дотерпелся до последнего.
– Что это там? – спросил водитель, вглядываясь вперед.
– У тебя глаза молодые, сам мне должен был сказать, – проворчал Гасан. – Видишь, сколько ментов на дороге? А видишь, какие они машины останавливают? Во-от! Как у нас, внедорожники, да все темного цвета. Не нас ли ждут, а? Не сдал ли кто?
– Такие дела так не делаются, – солидно заметил голос с заднего сиденья. – Если чисто конкретно нас бы пасли, то взяли бы тихо. А тут просто шмон какой-то по мелочи.
– Может, и так, – согласился Гасан. – Только береженого бог бережет. Вон поворот впереди видишь, сынок? Вот по нему и уходи в поле. Ментам из-за поворота нас не видно, а грунтовкой мы как раз до места и доберемся. Не хочется мне думать, что Белый крысятничает, вроде и намека на такое никогда не было.
– Все когда-то в первый раз бывает, – опять глубокомысленно заметил голос с заднего сиденья.
– Разумно, – кивнул Гасан. – Волыны свои приготовьте, да по сторонам внимательнее поглядывайте.
На заднем сиденье зашуршала одежда, защелкали вынимаемые и снова вставляемые пистолетные магазины, лязгнули затворы. Обладатель солидного голоса позвонил на мобильный телефон ехавшим в задней машине и передал приказ Гасана. Пассажиров затрясло на кочках и ухабах разбитой тракторами и грузовиками грунтовки. Хвост пыли потянулся, закрыв полностью шедший вторым «БМВ».
Дорога изгибалась, но упорно уводила обе машины в сторону видневшихся вдали низких строений. Где-то впереди шоссе делало изгиб, и как раз напротив этих вот строений и было назначено место для встречи. Небольшое озеро дорога обходила справа. За раскидистыми ивами не было видно воды, но по обилию и пышности зелени ясно, что озерцо там есть. Гасан смотрел как раз на озеро, когда они объезжали его. На мостках сидел человек в широкой панаме, рядом валялся велосипед. Человек поднялся, когда первая машина поравнялась с ним, и жизнерадостно помахал рукой.
– Местный дебил, – прокомментировал голос с заднего сиденья, но окончить фразу не успел.
Что-то с шипением влетело через опущенное стекло задней дверцы и упало прямо на колени сидевшим там людям. Крики возмущения сменились криками от страха и отчаяния. Водитель, заходясь от удушливого кашля, ударил по тормозам. Гасан, успевший понять, что это ловушка, открыл свою дверцу, но выпрыгнуть из машины не успел. Тошнотворная дурнота навалилась на него, голова ударилась о переднюю стойку, когда машина резко затормозила, и он потерял сознание.
Почти бесцветный дым быстро выдуло ветерком, но человек десять крепких парней подошли к машине все равно в самодельных повязках на лице, обильно смоченных каким-то раствором. Потерявших сознание из двух машин вытаскивали и раскладывали по кругу на траве. Невысокий человек, лицо которого было изборождено глубокими морщинами, открыл багажник первой машины, пододвинул к себе белый металлический кейс внушительного размера. По его знаку подошел парень, открыл кейс, вспорол один из пакетов ножом с выкидным лезвием. На кончике ножа поднес к лицу белый порошок. Понюхав и попробовав его, парень кивнул главарю и показал большой палец.
Человек со сморщенным лицом вернулся на берег пруда, где лежали восемь тел. Он неторопливо стянул с лица маску, принюхался. Десять его помощников тут же начали стягивать свои маски.
– Гляди-ка, – сказал морщинистый и остановился возле одного тела, – и правда Гасан. Я думал, не он. Ну, не судьба, значит. Давайте, кончайте их.
По этой команде один из бойцов с низким лбом и коротко стриженными волосами вытащил из кармана самодельное орудие в виде отвертки с длинным жалом, торчащим из деревянной ручки. Он присаживался на корточки возле лежащего без сознания человека, вставлял свою «отвертку» в ухо, наклонял так, чтобы жало смотрело под углом в сторону выше противоположного уха, и с выдохом бил ладонью по рукоятке. С противным хлюпаньем и треском разрываемых тканей инструмент входил в голову жертвы. Тело коротко дергалось в конвульсиях, иногда ноги продолжали дергаться еще несколько секунд, а палач переходил к следующему.
– А этот, кажись, кончился, – удивленно констатировал палач, сидя на корточках около Гасана.
– Давай, давай! – велел морщинистый. – Дырявь на всякий случай и его. Хуже не будет.
Оставалось прикончить еще двоих, когда пришел в себя парень с синими от наколок руками. Он вскинулся на траве, стал озираться по сторонам, закашлялся до слез. Двое бойцов схватили его за плечи, не давая встать на ноги. Парень быстро понял, что сейчас происходит на берегу этого маленького пруда, и забился в истерике.
– Лука! Это же ты, Лука! Ты чего, не узнал меня, что ли? Я Перец, Лука! Мы же сидели вместе, забыл? Не убивай, Лука, я тебе всю жизнь верным псом буду, Лука-а-а-я…
Крик перешел в сдавленный визг, тело парня повалили на траву, и «отвертка» вошла ему в мозг. Морщинистый брезгливо смотрел, как все еще дергаются ноги убитого парня. Он достал мобильный телефон, набрал номер и сказал в трубку короткую невнятную фразу.
Из небольшой балки выехал неприметный пыльный «уазик». Через пять минут от небольшого пруда посреди полей разъехались в разные стороны три машины. А спустя еще пару минут пыхнуло огнем, заклубился черный дым, и его потянуло по полю в сторону дороги. Потом пыхнуло огнем еще раз, и огонь заполыхал так, что его стало видно над деревьями с шоссе.Белозерцев сидел в плетеном кресле возле бассейна в загородном доме Остапенко. Перед ним на траве валялись уже три пустые банки из-под пива. Пепельница на легком столике была полна окурков.
– Хватит пить! – рявкнул Остапенко, тряхнув седыми растрепанными волосами. – Думай, я тебе сказал, вспоминай. Кто еще мог узнать, кто мог услышать?
– А я говорю, что это не через нас информация ушла! – заорал в ответ Белый. – Я что, в первый раз замужем? Столько лет уже… и хоть бы раз прокололся. Еще раз говорю, что это с их стороны кто-то.
– Твою мать-то! – грохнул Остапенко кулаком по столику, отчего на нем подскочили стаканы и пепельница. – Только этого мне не хватало. Теперь еще разборки начнутся, эти ваши уголовные сходки. Так, слушай меня, Роман! Ты в теме, если начнутся разборки с той стороной, то идти тебе. А я позабочусь о нашей безопасности. Пока твои уголовнички меж собой бодаются, я кое с кем повыше контакт налажу.
– Сходить могу, – кивнул Белый с кривоватой пьяной усмешкой, – чего же не сходить. Только предупреждаю: никаких обязательств. За чужой базар я отвечать не намерен.
– База-ар! – с презрением повторил Остапенко. – Как быстро с тебя лоск бизнесмена слетел. Опять к уголовному жаргону вернулся? Уркой ты был, уркой и останешься.
Белозерцев облегченно вздохнул, когда, наконец, оказался по другую сторону забора загородного дома Остапенко. Он устал играть послушную овечку, кивать и соглашаться. У него даже мышцы лица устали, потому что приходилось сдерживать эмоции и придавать физиономии соответствующее им выражение. Решение было принято, и момент теперь самый подходящий.
Рома Белый прекрасно понимал, что Остапенко работает не один, что у него масса помощников в деле торговли наркотой, куда бы он ее ни перепоставлял. И сегодня, когда Белый сидел у него перед домом у бассейна и терпеливо сносил оскорбления, кто-то из подручных Остапенко наблюдал за ними, слышал весь разговор. Это было хорошо. Даже если этому человеку будет поручено в один прекрасный момент убрать Белого.
«Не успеешь, падла, – с усмешкой подумал Белый. – Пусть твои дружки услышат, пусть узнают всю ситуацию, узнают о базаре по поводу партии, которую «кто-то» увел, за стрелкой понаблюдают. А на стрелке лохов не будет, там разговор начнется жесткий. Ваша территория, вот вы за ней и следите. Партия, которую грабанули, стоит таких денег, что из-за них и генералов не жалеют, не то что мелкоту всякую. Деньги эти возвращать надо, поэтому под угрозой войны будет поставлено условие активной помощи, условие – найти тех, кто увел тот кейс. А от угрозы войны до ее начала времени может пройти очень мало. Покажется кому-то, что его динамят, и будет вынесен приговор. И, главное, ни у кого не возникнет сомнений в том, кто заказчик. Причина уж больно серьезная. А на любом сходняке заказчика оправдают и поддержат. Он в своем праве и все сделал по понятиям».
Рома Белый ошибся только в одном – за стрелкой никто тайно не наблюдал. Нет, может, кто и был с биноклем где-нибудь, с сильными микрофонами или другими игрушками. Но в машину к Белому Остапенко подсадил какого-то своего мужика, которого Роман в его окружении ни разу до этого не видел. Чернявый какой-то, волосы как будто все время растрепанные. И глаза такие… черненькие, хитрые. Ясно, что должен этот человек послушать, а потом доложить о том, все ли правильно Белый на стрелке говорил.
Разговор был короткий.
– Тебя, Белый, мы знаем, ты при делах. Только почему главный не пришел?
– Занят, наверное, – ответил Роман. – Мне велел, я и приехал.
Белый хотел было ехидной нагловатой улыбкой показать, что главный ни в хвост не ставит делегатов, в том числе и саму эту стрелку. Но это уже перебор. Тогда и его самого могут обвинить в злом умысле. А Белый себя должен обезопасить, лояльность свою партнерам показать. И он сдержался, говорил с озабоченным и скорбным выражением лица. Все как положено при общей беде.
– Пока к вам претензий нет. До этого времени все шло нормально. Может, вы и не приложили к этому делу руку, но все случилось на вашей территории, а вы за ней смотрите. Поэтому наши главные считают, что вы в ответе за случившееся. И вы обязаны разобраться и найти эту партию. Ваш главный должен понимать, что война никому не нужна. Товар стоил больших бабок, из-за них весь район в крови захлебнется.
– А если это менты?
– Менты так дела не делают. Они втихаря бы партию взяли и быков бы повязали до поры до времени. А там девять трупешников обгорелых. А вот если это гнилые менты сотворили, то ответят и они.
Когда Белый вернулся в машину, человек Остапенко не сказал ему ни слова. Так, молча, он и довез его до города. А потом Роман выждал ровно три дня. Наверняка у Остапенко были какие-то людишки, кому можно было поручить поиски, но они ничего не найдут. В этом Роман был уверен. И через три дня он в условленном месте оставил условный знак, который означал, что можно.
А Остапенко никого больше и не посылал с Белозерцевым на стрелку. Он понимал, что заметь представители «партнеров» кого-то таящимся в кустах, за деревом, и их реакция может оказаться непредсказуемой. Нет, недоверие плодить он не собирался, ему было достаточно собственного недоверия к Белозерцеву и той идиотской ситуации, которая возникла в его «епархии». Остапенко не особенно разбирался в понятиях уголовников, но был согласен, что по совести Белозерцев должен ответить за случившееся. Это не магазин, а криминальный бизнес, построенный на крови и очень больших деньгах. Тут все надо просчитывать на десять ходов вперед, перестраховываться и предполагать самое невероятное, что этому бизнесу может повредить. А Белый зажрался, сидит, как барин, в кресле и думает, что все будет вечно идти по раз и навсегда накатанной колее. Вот тебе твоя колея!
И поэтому Остапенко решил послать с Романом Кадашкина. Сергей Сергеевич был не просто хорошим юристом, он был еще и великим прохиндеем. Этот ситуацию просчитает на раз-два, сразу поймет настрой партнеров по поведению их представителей на стрелке.
– Ну, и как все прошло? – спросил Остапенко, когда в восемь часов вечера к нему в кабинет вошел Кадашкин.
Вообще-то Остапенко не любил заниматься этими вопросами в своем рабочем кабинете. Он не боялся подслушивающих устройств, просто он всегда четко разграничивал работу официальную и работу… другую. Так же, как всегда, он четко разграничивал личное и служебное. Но сейчас ситуация складывалась таким образом, что на счету была каждая минута. Упусти момент, и процесс станет неуправляемым, события понесутся вскачь. А авралов и непродуманных решений Остапенко терпеть не мог. Он привык все держать под контролем и предвидеть все возможные варианты развития событий. В том числе и такой, что имел место сейчас.
– Как прошло, – пожал плечами Кадашкин, усаживаясь за приставной столик и безуспешно приглаживая непослушные, как спутанная проволока, волосы. – Прошло без неожиданностей. От них были двое мордоворотов, которые ничего не решают. Не наезжали, просто расставили точки над i. Я думаю, что никаких решений еще не принято, просто они хотят внимательно посмотреть на нас и составить собственное мнение о том, что за этим может стоять.
– И прислали быков, – недоверчиво вставил Остапенко.
– Ну, я бы не сказал уж так определенно. Это не просто быки, как у них принято выражаться. Собственно, они быки и есть, только не из уголовников и какой-то там судимой ранее шпаны. У меня сложилось впечатление, что у этих парней в голове есть мозги. Или бывшие менты, или бывшие «фээсбэшники», спецназовцы какие-нибудь.
– Ну, и?..
– Ну, и посмотрели они на Рому с его мелкоуголовным прошлым и поняли, что он никто. Отвечал он за обмен товара на деньги, а на большее, как то: обеспечение безопасности бизнеса – у него ума не хватило. И вот тут неприятные для нас моменты и начинаются. Думаю, что будет недовольство по поводу того, что главный, то есть вы, поставил на это дело дурака. Вот вам и причина, чтобы потребовать ответа.
– Одно маленькое «но», Сергей Сергеевич. Белозерцев не дурак. Он сидел, он понимает, что за такие проколы отвечать придется. За такие проколы его на куски порвут. Что-то тут не так, с этой пропажей партии. Ты узнай ненавязчиво, что там в прокуратуре мыслят по поводу девяти трупов, сгоревших в машинах. Что вскрытие показало?
– Это я держу под контролем с самого начала, Михаил Иванович. Трупы сильно обгорели, и пока причины смерти установить не удалось.
– А что, огонь – это не причина? – удивился Остапенко.
– Огонь? Нет, огонь, конечно, причина, только при возгорании они бы начали выскакивать из машин, по траве кататься, в пруд бы бросились. А они все на сиденьях сидели, как будто уснули. Ну, и экспертиза подозревает, что смерть у всех наступила до того, как загорелись машины. Кстати, в обоих случаях причиной было возгорание канистр с бензином. Следы, которые остались на месте преступления, анализируются, но они мало что могут дать.
– Хорошо, я на ближайшем совещании подниму шум и выскажу личное неудовольствие.
– Команда «фас»?
– Да. Пусть полиция из кожи лезет, но найдет убийц и организаторов этого преступления. Боюсь, что нас ждут тут сюрпризы.
– Не опасно ли, Михаил Иванович? Ведь и оперативникам, и прокуратуре для затравки версий нужны причины, мотив. А если какой-то ушлый опер докопается, что и кто стоит за погибшими, что они могли иметь отношение к наркоторговле?– А вот мы и должны этот хитрый момент не упустить и вовремя пресечь, по рукам ударить этому ушлому работнику. Отвлеклись мы с тобой, Сергей Сергеевич. Давай о собственной безопасности подумаем. Ситуация такова, что может случиться всякое. Тем более мы не знаем, кто все это замутил. Поставь задачу своим ребятам. И пришли мне этого своего фээсбэшника-дуболома.
– Почему вы так о нем? – удивился Кадашкин. – Нормальный профессионал.
– Профессионал! – нахмурился Остапенко. – Какого хрена он угрохал этого Сомова, телохранителя Белозерцева? Нервы не выдержали или что там у них произошло?
– Он как раз все сделал как надо, – тихо засмеялся Кадашкин. – Это я велел от Сомова избавиться. Видите ли, Белозерцев стал считать, что он недосягаем. Даже телохранителя себе завел. Это было ему уроком, напоминанием, что не он тут хозяин жизни. И за Сомова никто наказания не понесет, как бы ему этого ни хотелось. А во-вторых, Сомов был опасен. Именно тем, что он профессионал. Реши мы с вами каким-то кардинальным образом поступить с нашим Ромой Белым, и тут же получили бы проблему в виде Сомова. И именно в роли телохранителя. Тогда убрать его ненавязчиво будет сложно, слишком заметно. А сейчас, по крайней мере для Белозерцева, все выглядит как несчастный случай. Повздорили, один напал, другой защитился.
– Комбинатор! – процедил сквозь зубы Остапенко. – Ладно, давай его сюда.
Кадашкин легко поднялся, подошел к двери и, приоткрыв ее, не глядя махнул кому-то рукой. Остапенко, набычившись, хмуро из-под бровей глянул на невзрачного мужчину, появившегося на пороге. Кадашкин прошел к приставному столику и взглядом показал мужчине на место перед собой.
– В общем, Дмитрий Алексеевич, – сказал он, глядя мужчине в глаза, – дело вам предстоит простое. Обезопасить от возможного покушения Михаила Ивановича. Как, справитесь? Возможно такое?
– Практически невозможно, – спокойно ответил мужчина.
– Отлично! – мгновенно отреагировал Остапенко. – Посидели, поговорили, теперь можно расходиться. Ну, нельзя и нельзя! Чего тут попишешь!
– Вы меня не поняли, – так же тихо и спокойно сказал мужчина. – Я сказал – «практически». Покушение можно подготовить на очень высоком уровне, и тогда защитить жертву невозможно, если только не посадить ее в подвал банка в сейф. И то… есть варианты уничтожения вместе со зданием, если не думать о людях вокруг.