Криминальная история
Шрифт:
Представленное зрелище, больше чем плоская картина, я нахожусь как бы внутри рамки, в самом центре событий. Это можно условно сравнить с голограммой, только куда более совершенной и правдоподобной. Даже возникает ощущение, что мне уже доводилось есть мясо бронтозавров, и я помню его характерный вкус.
Или другая «картина». Примерно тот же ландшафт, вдали видны силуэты мамонтов и шерстистых носорогов. Кожу обволакивает теплый ветерок, напоенный незнакомыми запахами прели и неизвестных растений. На равнине, поближе к скалам, в которых имеются пещеры, копошатся омерзительные причудливые животные, отдаленно напоминающие людей, но обросшие длинной шерстью, с глубоко сидящими глазами под нависшими надбровьями, ужасно смердящие. Разумеется, это не люди, и даже не пращуры людей.
Я очень начитан, но в моей обширной библиотеке вы не найдете пустопорожнего чтива; в книжных шкафах старинной ручной работы, за толщиной стекла сдержанно поблескивают корешками фолианты, в которых собрана квинтэссенция человеческой мысли и духа: сочинения философов, богословов, историков и социологов. С таким же успехом это можно назвать историей человеческих заблуждений, редких неожиданных прозрений, ошибок и лжи. Со многими авторами я знаком лично.
Так, Диоген, скорчившись в тесной бочке, раздраженно провещал оттуда, что очень сожалеет о том, что в свое время забрался в эту проклятую тару. Но, теперь дороги назад нет; самолюбие философа и мыслителя не позволяют ему изменить свое «историческое» решение, будь оно неладно!
Плутарх смущенно признался, что многое приврал, где приукрасил, где сгустил краски в своем «Жизнеописании Римских цезарей». Над ним довлели политическая ситуация и неуемное желание создать «читабельный» шедевр на века. Слава слепца Гомера не давала ему покоя и лишала сна. Безусловно, сейчас он все написал бы иначе.
Уильям Шекспир под напором неотразимых аргументов вынужден был покаяться, что совершил уголовное преступление: украл чемодан с рукописями малоизвестного провинциального поэта и драматурга, который с горя повесился в овечьем хлеву, предварительно накачав себя пивом в деревенском пабе. До сих пор Уильяма мучают укоры совести, но поделать уже ничего нельзя. Да, и какая разница, чье имя стоит под названием той или иной пьесы, или сонета! Это уже принадлежит не конкретному автору, а всему человечеству. Что же касается самоубийства незадачливого провинциала, то все люди когда-нибудь умирают!
Жан-Жак Руссо даже не стал отпираться, что в своем последнем произведении «Исповедь» он сознательно сфальсифицировал многие факты своей биографии, чтобы оставить потомкам ясный, незамутненный образ великого мудреца и гуманиста. Его простодушный вопрос:
«А, что, по-вашему, я должен был написать правду?», - поставил меня в тупик.
Чарльз Дарвин в споре об эволюции человека настаивал на том, что промежуточное звено между человекообразными приматами и собственно человеком все равно, рано или поздно, найдется. Просто плохо и не там ищут. А противники его теории умышленно и бессовестно прячут неопровержимые находки от научной общественности. Правда, во взгляде его я не уловил непоколебимой уверенности в своей правоте и энтузиазма. Мне было, по-человечески, жаль его!
Фридрих Ницше удрученно констатировал, что, похоже, дал промашку в своей теории о превосходстве белой расы над остальными. Его «белокурая бестия» явно начала агонировать перед лицом «желтой» и «черной» экспансии. Отрадно, что человек не стал упорствовать в своей ошибке, а, хоть, и с оговорками, но признал, что шел по ложному пути. Насколько трудно далось ему это признание, можно только догадываться; ведь крест был поставлен над трудом всей жизни. Ницше не меньше огорчился тем обстоятельством, что его теоретические, чисто кабинетные выкладки, впоследствии использовали «практики», как прямое руководство к действию, создав ему сомнительную известность предтечи расизма и фашизма.
С Геноном Рене мы оказались солидарными в понимании того факта, что сотворение человека Всевышним является далеко не самым удачным его опытом. Можно даже сказать, простите за богохульство, ошибкой. Если у лучших представителей человечества обнаруживались серьезные изъяны, то, что уж говорить об остальных. Серая, осклизлая плесень, к тому же, бурно размножающаяся на теле планеты, оставляющая обильные следы своей бессмысленной жизнедеятельности в виде язв - шахт и скважин; незаживающих эрозий – пустынь на месте вырубленных лесов, разлившихся нефтяных озер, свалок радиоактивных отходов и простого мусора; псориатических бляшек – огромных мегаполисов, совершенно непригодных для нормальной жизни. Натуральная плесень, источающая вонь и миазмы, отринувшая Бога или возомнившая себя равной Богу!
Маркиз де Сад собственное заключение в дом для умопомешанных воспринял как высшую награду за свои нетрадиционные для того времени взгляды; значит, просто еще не пришла пора! Вот, когда люди почувствуют себя по-настоящему свободными, то они оценят его по достоинству! Главное, чтобы не было принуждения, вовлечения и растления малолетних, а взрослые, раскрепощенные люди сами вправе решать, какой способ удовлетворения потребностей для них более приемлем. Сегодня – это страшный порок, завтра – норма. Он, правда, умолчал, что подобные воззрения были навеяны ему Люцифером. Но, я-то, знаю наверняка, что он имел многочасовую встречу с существом, смердящим серой, с рогами на голове, копытами на ногах и с хвостом, спрятанным в штанине цивильных панталон.
Зигмунд Фрейд доверительно поделился со мной, что в течение многих лет для стимуляции умственной деятельности и повышения общей работоспособности организма регулярно впрыскивал себе вытяжку кокаина, правда, в мизерной, им самим выработанной дозировке. Вот откуда, подумалось мне тогда, его бзик на сексуальном, как доминирующем начале в натуре человека. Можете представить себе, что способен создать ученый, ежедневно находящийся, пусть под небольшим, но наркотическим кайфом?
Тем не менее, общение с этими и другими незаурядными людьми, несмотря на их изъяны, заблуждения и несовершенства, было увлекательным и полезным. Сама природа их заблуждений имела нетривиальный характер, и поэтому являлась поучительной и любопытной.
Формально я не получил высшее образование. Но общение с лучшими мировыми умами подняло мой интеллект на значительный уровень. Кроме того, я прослушал гуманитарные курсы в Сорбонне и Кембридже, поэтому с полным основанием могу считать себя культурным и энциклопедически образованным человеком. Да, и ум, которым меня наделила природа, куда денешь!
Единственное, что не трогает мое сердце – это музыка, сочиненная людьми. Семь нот, искусственно втиснутые в различных сочетаниях в жесткий каркас, конечно, успешно действуют на подкорку, и способны манипулировать человеческим подсознанием. Но мне эта стимуляция совершенно не нужна, с утра в моих ушах звучит подлинная музыка: музыка степи, леса, моря, ветра и Космоса. Я исхожу из того, что в старые времена русский мужик в стоптанных лаптях, сидящий по окончании работы на завалинке избы и беззаботно тренькающий на балалайке, или калмык, пощипывающий у вечернего костра струны домбры, получали от этого такое же эстетическое удовольствие, как нынешняя «просвещенная» публика на концерте симфонического оркестра.
Время от времени я устраиваю индивидуальные спиритические сеансы, вызывая души давно умерших людей, которые интересны мне по другим причинам. Они были разрушителями и строителями одновременно, но главное, что их объединяло, это тонкое понимание архитектуры власти, умение использовать эту власть для личного преуспеяния (у одних) или во имя более грандиозных целей (у других).
Так, за круглым дубовым столом в темной комнате меня в разные периоды посетили тени Калигулы, Александра Македонского, Аттилы, Чингисхана, Тамерлана, графа Дракулы, Наполеона, Бенито Муссолини, Адольфа Гитлера, Иосифа Сталина, председателя Мао, Аль Капоне, Пол Пота, Джека Потрошителя и Чикатило. Последние два, естественно, не входили в категорию архитекторов власти. Меня занимала патология их личностей. Лишь Сатана, он же Люцифер, уклонился от встречи; полагаю, из-за боязни позорно проиграть диспут со мной.