Криминальная история
Шрифт:
Старший следователь, прижимая одной рукой скоросшиватель к груди, словно дитя родное, а другой, обнимая писателя за плечи, с благодарной слезой говорил:
«Братуха! Ты меня от позора и следствия спас! Век помнить буду!», - и обильно обслюнявил мужским поцелуем ухо прозаика, не попав, по видимости, в щеку.
Эпизод, конечно, колоритный, но непригодный для будущего произведения, ибо нарушает всю концепцию. Итак, в корзину безжалостной рукой!
Далее сюжеты посыпались из памяти писателя, вышедшей из состояния анабиоза-полудремы, как из рога
Вот его друг уже начальник следственного отделения городского отдела милиции. Встречаются приятели гораздо реже из-за крайней загруженности обоих: один погружен в творческие дерзания, другой, не жалея живота своего, повышает процент раскрываемости преступлений, вследствие чего начинает страдать профессиональным заболеванием руководящего состава – избыточным весом. В одну из редких встреч разговор зашел о взятках. Писатель осудил это отвратительное явление, на что друг-милиционер заявил:
«Разоряются о взятках, как правило, те, кому их не предлагают и не дают!».
Н. подумал тогда:
«Может быть, он в чем-то прав! Легко бичевать и клеймить лихоимство, не испытав искушения!».
Однажды вечером, без всяких предупреждений, начальник СО в состоянии некоторого возбуждения появился на пороге квартиры литератора. Обменявшись приветствиями, бравый милиционер сразу взял быка за рога, даже от рюмки отказался, хотя несло от него спиртным изрядно:
«Друган! У меня проблемы, а ты, как ни странно, можешь их разрешить!».
«Ты же знаешь, что я всегда готов разделить с тобой и радость, и горе! Так, что же случилось?», - вопросил писатель Н.
«Видишь ли, какое дело. Вызвал я сегодня к вечеру на доклад одного своего подчиненного, разгильдяя, какого днем с огнем не найдешь! А он вместо четкого отчета о проделанной работе начал мне какую-то околесицу плести. Я его призываю к порядку, прошу прекратить словесные уловки, а в ответ он дерзить мне стал. Ну, не удержался я, каюсь, врезал ему в глаз. Для его же пользы, в науку. Так, что ты думаешь? Этот бездельник, сукин сын, заявил, что завтра напишет рапорт начальнику ГОВД и обратится в судебно-медицинскую экспертизу! Какая сутяжная личность!».
«Да, ситуация неприятная! Но, я-то чем могу быть тебе полезным?».
«Так этот следователь - родственник твой ближайший. Племянник. Я думаю, что ты можешь повлиять на него. Негоже выносить мусор из избы. Уж больно наш шеф крут на расправу! А, я, так и быть, закрою глаза на его низкие показатели в работе».
Писатель вспомнил своего родного племянника, скромного паренька, окончившего после армии милицейскую школу и начавшего служить в должности следователя под началом друга детства дяди, уже известного в республике прозаика. Племянник отличался каким-то врожденным идеализмом и патологической верой в победу добра над злом.
Но, делать нечего, друга надо выручать! Это – кредо жизни.
На служебной машине приятеля - дебошира они отправились к племяннику литератора, по пути прихватив бутылку дорогого коньяка для скрепления акта о перемирии и торт для его жены.
Затянувшееся тягостное молчание прервал писатель Н. Он наполнил коньяком рюмки, прокашлялся и произнес:
«Ну, выпьем, что ли, для начала?».
Чтобы не образовалась ненужная пауза, он сразу продолжил:
«Баатр, дорогой! Мне известно, что произошло. Поверь, твой командир очень сожалеет о случившемся инциденте, что не сдержался. Но и ты должен его понять. Служба нервная, вышестоящее начальство постоянно прессует, газетчики только и ждут какого-нибудь жареного факта, чтобы слететься вороньем на падаль. А тут начнется служебное расследование, и у хорошего человека появятся неприятности!».
«Да, я погорячился, неправ оказался», - вставил начальник, - «Ну, мы это уладим, я думаю? Завтра я позвоню в нашу медслужбу, скажу, чтобы тебе открыли больничный. Не появляться же официальному лицу в рабочем кабинете с фингалом!».
Тихо, но твердо молодой следователь ответил:
«Теперь я все равно не смогу работать под Вашим руководством».
С досады начальник отдела даже крякнул: «Несговорчив подчиненный, строптив не по чину!». Но виду не подал, только лоб наморщил в раздумье.
«Есть одна идея! В отделе по борьбе с хищениями социалистической собственности имеется вакантная должность. Я похлопочу перед руководством, не сомневаюсь, что оно пойдет мне на встречу. Заметь, место ведь хлебное, в этот отдел только по блату берут. А для тебя, Баатр, и для твоей семьи это получше повышения в звании будет! Согласен?».
Племянник писателя не выразил восторга по поводу такого компромисса, унизительного для его правдолюбивой натуры, но и отказываться не стал. Ведь, дядя родной просит, а не уважить старшего родственника – не в народных обычаях.
Придя к консенсусу, хлопнули еще по рюмашке ароматного.
По дороге из общежития друг писателя выплеснул все, что накопилось на душе:
«Хорош у тебя племянничек! К нему не самые последние люди с поклоном явились, а он нос воротит. И откуда такая молодежь берется? Вроде, в армии отслужил, понятия должен иметь. Я тебе, братан, скажу: это перестройка все вверх дном перевернула! Чует мое сердце, дальше еще хуже будет! Хлебнем мы горюшка с этой демократизацией и гласностью! Наш народ ведь только кнут и пряник понимает».