Криминальный отдел
Шрифт:
— Намного превышает. И телефон, кстати, тоже.
— А разве телефон может излучать?
— Телефон в первую очередь. Но вы не беспокойтесь. Теперь не беспокойтесь.
Человек в спецовке вытаскивал отвертку, зачем-то раскручивал телефон, подносил его к аппарату и снова закручивал.
— Пока я его подрегулировал, но потом будем менять на экранированную модель. Здоровье персонала прежде всего.
— Извините, а вы бы не могли…
— Что не мог?
— Не могли бы у меня дома проверить. У меня дома тоже компьютер.
— Посмотреть? Посмотреть можно. Когда здесь закончим. Вы оставьте мне телефончик. Я позвоню… А пока напомните — какой у вас кабинет?
— Двадцать третий. Но вы позвоните? Не забудете?
— Двадцать третий? Значит, двадцать третий закончен…
— Тебя понял. Двадцать третий закончен. Слышимость хорошая, — отвечал голос в наушниках, — работай двадцать пятый.
— Ну тогда здесь все. Я пошел. В двадцать пятый.
— Давай…
— Но вы не забудете? Насчет спальни…
— Не забуду. Будьте спокойны.
Человек в спецовке выходил в коридор и, не снимая наушников, шел в двадцать пятый кабинет. На предмет «замерения влияющего на мужскую потенцию СВЧ-излучения».
— Ты там не переигрывай, в рамках держись, — ворчал в плейерные наушники голос. — Они люди образованные. Могут что-нибудь заподозрить…
— Они в финансах образованные. А в этом деле полные дубы. И похоже, неврастеники, — отвечал прибору измеритель СВЧ-излучения. — Погоди-ка…
Навстречу человеку в спецовке по коридору двигалась девушка из отдела кассового обслуживания. Очень симпатичная во всех отношениях девушка. Особенно в близких отношениях. Она шла по коридору и слегка пританцовывала и покачивала из стороны в сторону юбкой, как видно, в такт звучащей в нацепленных на уши плейерных наушниках музыке. У девушки было очень хорошее настроение. И очень хорошая фигура.
Глядя на нее, человек в спецовке тоже стал подтанцовывать. Хотя в его наушниках никакой музыки слышно не было. Кроме недовольно отчитывающего его голоса.
— Что слушаем? — спросил измеритель СВЧ-излучения, поравнявшись с девушкой.
— Вы меня? — переспросила она, приподнимая наушники.
— Вас. Что слушаем, спрашиваю?
— Майкла Джексона. А вы?
— А я муру всякую. Безголосую фанеру.
— Не повезло.
— Это точно, что не повезло. Может, махнем?
— Куда? — игриво спросила девушка, оценивая внешность и новую, с иголочки спецовку встреченного ею неудачливого меломана.
— Наушниками махнем. Мне Джексона. А вам муру.
— Я не люблю муру.
— Я тоже…
— Эй, — возмутился голос в наушниках, — кончай шуры-муры разводить. Тебе в двадцать пятый кабинет!
— У меня перекур, — сказал человек в спецовке.
— Что? — переспросила девушка.
— Я говорю, что, согласно одной из статей Конституции, граждане России имеют право на отдых. По причине
— А я уже курила.
— Но не мои. И не со мной…
Сидящий у центрального пульта Грибов стянул с головы наушники. И досадливо бросил их на стол. Работы по установке в помещениях банка микрофонов откладывались на неопределенное время. По причинам, связанным с закрепленным Конституцией правом граждан России на отдых.
Глава 7
Дом банкира выглядел на удивление скромно. И даже унитаз был обыкновенный, мраморный. А не золотой, как поговаривают не вхожие в дома «новых русских» недоброжелатели. И мебель из неокрашенной березы. Карельской.
Следователи сидели за стареньким, шестнадцатого века столом. На неновых, того же века, стульях. И, говоря казенным языком, снимали показания с потерпевшей. А если не казенным — то выслушивали всхлипы, жалобы и проклятия потерявшей дочь матери. По второму кругу выслушивали. Потому что до того она только плакала и не могла сказать ни одного вразумительного слова. Все матери, у которых вдруг пропадает единственный ребенок, ведут себя одинаково. Вне зависимости от интерьера, в котором проживают.
— И все-таки, как это случилось?
— Она… она вышла из школы, перешла дорогу… Там дорога. От самого порога школы до остановки… Она вышла… А тут автомобиль. Прямо к самому тротуару. Где большая лужа. Она… она отпрыгнула, но все равно попала под брызги. Из машины выскочил мужчина, извинился и предложил подвезти. Чтобы она не простыла. Они и сели. А потом… А потом…
— Успокойтесь, — сказал Грибов. И пододвинул к женщине уже почти пустой стакан с водой. Третий за всю их недолгую беседу.
— Да-да. Простите.
— А откуда вы знаете про машину? И про брызги? — задал свой вопрос второй следователь.
— Ее подруги видели. С которыми она в одном классе учится.
— А номера? Номера машины они не запомнили?
— Нет.
— А марку автомобиля?
— Тоже нет. Самая обыкновенная машина. Вроде «Мерседеса».
— А самого водителя? Рост, внешний вид, особые приметы?
— И водитель обыкновенный.
«Безнадежно, — покачал головой Грибов. — Ничего она сейчас не скажет. Надо говорить с девочками». И задал вопрос на совсем другую тему:
— Скажите, подобных происшествий раньше не случалось? Дочь ничего вам не говорила? Никто ее никуда не приглашал? Не провожал? Не подвозил? Ни о чем не спрашивал?
— Нет-нет. Ничего. Она бы сказала. Она обо всем говорит. То есть говорила. То есть…
— Выпейте. Выпейте воды.
— Спасибо.
— А вы не замечали в последнее время каких-нибудь изменений в ее характере? Подавленности. Или, наоборот, чрезмерного оживления. Или вдруг неизвестно откуда появившихся свободных денег. Или незнакомых нарядов.