Криминальный отдел

Ильин Андрей

Банкир сел и инстинктивным движением поправил галстук.

— Григорьев, — представился один.

— Грибов, — представился второй.

— Очень приятно. Львов Михаил… Постойте, а как же вы попали в машину? У меня же американская суперсигнализация установлена…

— Вы дверцу забыли закрыть, — объяснил Григорьев, — эту.

— И эту тоже.

— Дверцу? Ах ну да. Конечно, — понятливо кивнул банкир.

— Мы вас слушаем.

— Дело в том, что несколько дней назад пропала моя дочь. Моя единственная дочь…

— Это мы уже знаем, — сказал Григорьев.

Банкир осекся.

— Он

имеет в виду, потому мы и здесь, — попытался замять бестактность напарника Грибов, — чтобы попытаться вам помочь в вашей беде.

— Да нет, я понимаю, — сказал банкир, — вас интересуют факты, а не мои переживания. Я все понимаю. И готов ответить на ваши вопросы. Если смогу — без эмоций.

— Тогда поезжайте, — предложил Грибов.

— Куда?

— Куда угодно. Только не стойте на месте. Стоящая машина с пассажирами привлекает внимание.

Иномарка тронулась с места, вырулила на ближайшую улицу и слилась с потоком машин.

— Когда вы узнали о… о пропаже дочери?

— Позавчера. Поздним вечером. Когда пришло это письмо.

— Какое письмо?

— От похитителей. С требованиями. И с угрозами.

— Пришло по почте?

— Нет. Письмо, точнее, записка была подсунута под «дворник» на моей машине. Я спустился, чтобы ехать искать дочь, и увидел ее. Вот здесь. И прочитал.

— Где письмо находится сейчас?

— Дома.

— Нам необходимо будет его взять.

— Конечно. Я понимаю.

— Что вы сделали, когда прочли записку?

— Поднялся в квартиру. И показал жене.

— Почему вы не обратились в соответствующие органы? Почему отказались от официальной помощи?

— Потому что в письме было сказано, что если я сообщу о происшествии в милицию, то мне… то мне на тот же «дворник» насадят ее голову… — ответил банкир, и голос его завибрировал.

— Что еще было написано в письме? Постарайтесь вспомнить дословно, — попросил Грибов. Не столько ради того, чтобы узнать о содержании послания, с которым скоро можно будет познакомиться в первоисточнике, сколько для того, чтобы отвлечь потерпевшего от кошмарных фантазий.

— Что еще? Ну чтобы я приготовил деньги. Если хочу увидеть дочь живой.

— Много приготовить?

— Много. Гораздо больше, чем у меня есть.

— Сколько?

— Миллион долларов.

— Солидно! — присвистнул Григорьев. И подумал, что дети банкиров, похоже, нынче в цене. И что если похитители назначают ее родителям в качестве выкупа такую сумму, то, вполне вероятно, они в курсе их материального положения. Неужели он располагает миллионом долларов?

— Не знаю, почему они решили требовать миллион, — словно прочитав его мысли, сказал банкир. — Если бы речь шла о десятках тысяч или даже сотне тысяч долларов, я бы, наверное, их нашел. Продал бы машину, квартиру, обстановку. Но миллиона у меня не будет, даже если распродать носильные вещи. Миллиона у меня не будет…

— На что же они рассчитывали?

— Не знаю. Наверное, на заем в банке. Где я работаю.

— А в банке миллион найдется?

— Для банка миллион долларов не сумма. По крайней мере для нашего банка.

— В последующее после получения письма время вас никто больше не тревожил?

— Нет. Кроме обычных

знакомых, никто. А кто меня должен потревожить?

— Например, тот, кто написал письмо.

Банкир покачал головой.

— Нет. Никто.

— А писем больше не было?

— Нет. Ни писем, ни звонков. Больше никаких сообщений. Поэтому мы… поэтому мы и обратились за помощью. К Семену Петровичу. К генералу. И к вам.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— В смысле?

— Вы подозреваете кого-нибудь из сослуживцев, родственников, друзей, соседей? — повторил вопрос Григорьев.

— В чем?

— В соучастии в преступлении.

— Я не понимаю вас.

— Он имеет в виду, что в подобного рода преступлениях похитители редко выбирают жертву произвольно. Обычно на нее выводят люди из его ближнего окружения. Те, кто знает финансовые возможности, образ жизни потерпевшего…

— Нет. Я не могу никого подозревать.

— Ну, может быть, дальние родственники жены, вхожие в дом друзья, подруги дочери. Которые вам завидовали. Или испытывали к вам неприязнь. Или рассказали какому-нибудь третьему лицу о вашем материальном благополучии и о вашей любви к дочери, чем, сами того не желая, натолкнули это лицо на мысль…

— Я уже сказал — я никого не могу подозревать! У меня прекрасные родственники и друзья и абсолютно порядочные коллеги по работе! Вы ищете не там…

— Мы ищем везде. Чтобы найти.

— Хорошо. Извините. Чем я еще могу вам помочь? — спросил банкир, обращаясь к Грибову. Подчеркнуто обращаясь. Второго, чересчур настырного и плохо воспитанного, следователя он игнорировал. В принципе это было не страшно. И в чем-то даже на руку сыщикам. Если работать в паре. И если работать не с уголовниками, а с относительно интеллигентной публикой, для которой форма зачастую важнее содержания. И которая неприязнь к одному следователю подчеркивает доверительностью, демонстрируемой другому. В результате чего можно узнать гораздо больше, чем если работать и тому и другому в одном и том же амплуа.

— Средствами связи. Нам необходима пара мобильных телефонов.

— Это не проблема. Что еще?

— Кое-какая специальная техника. Для обеспечения охраны и слежения.

— У меня нет специальной техники.

— У меня есть. Вернее, есть где взять ее напрокат.

— Подготовьте список и смету. Все?

— Нет, не все. Есть еще одна просьба нематериального характера. Заранее прошу прощения, но еще нам необходимо побывать в вашем доме. И еще в банке. В интересах дела, — извиняющимся тоном произнес Грибов. — Такая служба.

— Хорошо. Я распоряжусь, — мгновение посомневавшись, согласился банкир.

— Нет. Вы не так поняли. Нам нужно побывать там так, чтобы никто не догадался, кто мы и с какой целью прибыли. По крайней мере, рядовые работники не догадались.

— Вы думаете, что это мог сделать кто-то из работников банка?

— Мы ничего не думаем. Но предполагаем, что выкуп может требовать только тот, кто осведомлен о финансовом положении потерпевшей стороны. Или о его богатых, способных раскошелиться родственниках. Или месте, где он работает. Тот, кто уверен, что может названную сумму получить. Потому что она есть.