Криминальный пасьянс
Шрифт:
«Глюк! — мелькнула в сознании мысль. — Мне это только кажется», — подумал раненый и сгоряча потянулся за перстнем.
— Пустое, — красивым сильным голосом произнесла незнакомка, лицо которой закрывали широкие поля шляпы необычного фасона. Почему-то услышав этот голос, Кох почувствовал необъяснимый, почти животный страх.
— Кто ты? — немеющими губами прошептал он.
— Это неважно, хотя я никогда не делала из этого секрета. Скоро ты всё узнаешь, а пока будем считать, что мой визит ставит жирную точку в твоей биографии, — с усмешкой произнесла дама и сделала рукой жест, словно хотела погладить обрубок человеческой плоти. В этот момент на её левой руке, сверкнув в лучах нежаркого весеннего солнца, засиял старинный золотой перстень с неправдоподобно красивым чёрным бриллиантом.
— Почему? — из последних сил выдохнул Кох.
— Потому что ты последний Кох. У тебя нет, да и не могло быть наследников. Твой род исполнил своё предназначение и, повинуясь предсказанию, я должна забрать перстень вместе с его последним владельцем. Твой час пробил, и отныне ты в моей власти.
С этими словами таинственная незнакомка легко стянула с правой руки перчатку из тончайшей кожи и коснулась затылка поверженного «теневого губернатора». Коху стало холодно, так холодно, что снег, в который он бессильно упал лицом, показался ему горячим.
За мгновенье до того, как его поглотило Чёрное Безмолвие, он вдруг увидел себя маленьким мальчиком, уютно сидящим на коленях матери. Было почему-то грустно и одновременно мучительно больно, и захотелось начать всё с начала, но в этот момент в свои права вступила Вечность.
Глава 24
В ожидании времени «Ч», я решил не мотаться по улицам портового города, а внедрится в одну из ячеек заговора, которой, по моим расчётам, в предстоящей пьесе под названием «Переворот», отводилась активная роль. Выбор пал на боевое крыло общественно-политического движения «Сахалин…».
Для того, чтобы проникнуть в подразделение дружинников «Закон и порядок» я через связника заказал себе комплект документов, которые бы привлекли внимание руководителей дружины и обеспечили мне успешное внедрение и легализацию. Через неделю в местной газете я прочитал о продаже персидских котят абрикосового окраса. Это был сигнал о том, что посылка получена и ждёт меня в условленном месте.
Вечером того же дня я выехал за город, где на берегу океана отыскал полуразрушенный домик смотрителя маяка. Сам маяк уже лет пять, как погасил сигнальные огни, а смотритель, оставшись без работы, запил сильнее обычного, заработал цирроз печени и вскоре умер. В домике, из тайника, который был оборудован в вытяжной трубе «голландки», я извлёк пакет из плотной бумаги, который незамедлительно вскрыл, и за кухонным столом при свете фонарика разобрал содержимое.
Центр постарался на славу: теперь я был старший лейтенант запаса, бывший десантник, ветеран двух Чеченских компаний и кавалер ордена Мужества. Имя и фамилию мне оставили прежние, что значительно снижало риск провала. В городе я уже сильно примелькался, и теперь появляться среди дружинников под другой фамилией, мягко говоря, было нежелательно.
На следующий день, чисто выбритый, и подстриженный как новобранец, я заявился в штаб дружинников, где с порога заявил о своём желании влиться в стройные ряды борцов с криминалом.
— Это туда, в конец коридора, — махнув рукой, привычно пояснил мне дневальный. — В последнем кабинете у нас кадровик сидит, вот с ним вопрос и решай!
Несмотря на ранее утро, в штабе дружины было полно народа, и в кабинет кадровика я попал, отсидев в коридоре около получаса. Дождавшись своей очереди, я глубоко вздохнул и принялся играть роль бравого военного. Решительно рванув дверь кабинета на себя, я с порога отчеканил три строевых шага и стал посреди просторного кабинета по стойке «смирно».
— Старший лейтенант запаса Кондратьев! — громко представился я и заметил, как на лице кадровика отразилось неудовольствие.
— Что Вы, старший лейтенант, кричите, как на плацу! — глядя мне в глаза, произнёс кадровик. — Хотите убедить меня в том, что Вы служака до мозга костей?
— Так точно! — сбавив тон, ответил я, не отводя взгляда. — Простите, но по другому не умею. Привычка!
— Документы есть? — перебил меня дружинник.
— Есть, — ещё тише ответил я и достал из кармана прозрачный целлофановый пакет, в котором у меня хранилась солидная пачка различных удостоверений и справок.
— Десантник?
— Десантник.
— Почему из армии ушёл? — перебирая мои справки, поинтересовался кадровик.
— Я не сам ушёл, так в министерстве решили. Я пока по «горячим точкам» катался, мой десантно-штурмовой батальон сократили. Да что там батальон! Весь полк под сокращение, как под нож, пустили.
— И что дальше?
— Да ничего! Предложили должность Ваньки взводного у чёрта на куличках. Я к тому времени навоевался досыта, орден имел, ну и вспылил! А мне штабные крысы прямо сказали: «Не хочешь служить — увольняйся, и нам своим орденом в лицо не тычь! Видали мы таких»! Я сгоряча и подмахнул рапорт. Тогда многие увольнялись, вот я и поддался общему настроению.
— А сейчас жалеешь?
— Не то слово! Если было бы можно, я сейчас бы и взводным пошёл, куда прикажут.
— Так, с армейской службой разобрались, а к нам чего пришёл? У нас не десантно-штурмовая рота, в атаки на прорыв обороны противника не ходим, и в тыл врага никого не забрасываем.
— Надоело заниматься не своим делом. Пытался я из десантника в бизнесмены переквалифицироваться, вот к вам на остров и приехал. Хотел рыбную торговлю организовать, да видно, на роду мне другое написано. Не лежит у меня душа к торговле, переоценил я свои возможности. Наверное, я и есть по жизни Ванька взводный, а не «купи-продай»!
— Орден за что получил?
— Там написано.
— Вижу, не слепой! Ты мне по-русски скажи, а не то, что в наградной книжке штабники написали.
— Это за первую Чеченскую. Толком и сам не знаю, за что. Есть такая в Грозном площадь «Минутка»… в общем, кто выжил — того и наградили.
Врать мне было совестно, но этого требовали обстоятельства, поэтому продолжал играть роль незаслуженно забытого героя.
— Водку пьёшь? — как бы между прочим, спросил хитрый кадровик.
— Когда наливают, пью, а так не особо.