Криптограммы Востока
Шрифт:
К этой борьбе с темными искушениями, к этому закалу, необходимому для Высшего Общения, в полной мере приобщился и Сергий. Даже таким избранным приходится обуздывать свою природу в борьбе с темными силами, которые тем сильнее нападают, чем ярче горит в подвижнике сила, противоположная им. Несомненно, это было труднейшее время, требовавшее громадного напряжения духовных и телесных сил. Он не имел учителя в своей духовной жизни. Иерей Митрофан, постригший его, вряд ли мог ознакомить его с чуждым ему самому подвигом. Возможно, что до некоторой степени он руководствовался «Наставлением Пустынникам», составленным св. Василием, но вернее предположить, что он сам находил свой путь и мужественно и бестрепетно отражал
«Представим себе, – пишет Рогович в своем очерке «Сергий Радонежский», – обстановку такого ночного одиночества в глухую зимнюю пору; в малой келии полутемно и отовсюду дует пронизывающим зимним холодом, ветер свищет и стонет в трубе и ударяет порывами в окна и стены, издали подвывают волки, подбирающиеся к человеческому жилью, а в окна, из мрака ночи, словно заглядывают какие-то искаженные, страшные, злобные лица; из воя ветра порою выделяются дикие раскаты хохота, угрожающие голоса; кругом мрак и сознание полного одиночества, а молодой инок стоит перед святыми иконами в напряженной молитве, такое умиление души побеждает и страх, и усталость, и ощущение холода. После короткого сна трудный рабочий день, и так однообразно вереницею тянутся короткие зимние дни и бесконечные ночи».
Епифаний передает, как Преподобный сам рассказывал своим ученикам о минувших его видениях. Как однажды он в «церквице» своей стоял на всенощном бдении, и вот раздался треск и стена церковная расступилась, и через расселину вошел сам Сатана, а с ним «полчища бесовские» в остроконечных шапках и с угрозами как бы устремились на него. Они гнали, наступали на него и грозили ему, но он молился и продолжал начатое им бдение, повторяя: «Да воскреснет Бог и да расточатся враги Его». И бесы так же внезапно исчезли, как и появились.
В другой раз Сергий был в келии своей, и вот раздался сильный шум от несущихся сил бесовских, и наполнилась келья его змеями, а полчища бесовские окружили хижину его, и слышен был крик: «Отыди, отыди скорее от места сего! Что хочешь обрести здесь… или не боишься умереть здесь от голода? Вот и звери плотоядные рыщут вокруг тебя, алчущие растерзать тебя, беги немедленно!» Но Сергий и на этот раз остался тверд и мужественно отражал их молитвою. Внезапно проявившийся необычный свет рассеял полчища темных.
Видимо, он более всего подвергался искушению «страхованиями», другие искушения чужды были его чистоте душевной. Но как мы видим, и с этими «страхованиями» он скоро совладал ясностью духа и великою верою в Силы Высшие, хранившие его, об этом свидетельствует вскоре начавший появляться вслед за натиском темных необычайный свет, который и рассеивал полчища бесовские.
Но и в эту пору жутких испытаний и закалений духа были у Сергия и светлые явления, не все они были написаны, но сохранилось предание об одном, весьма характерном и связанном уже с Богоматерью. «Так, однажды Сергий хотел прочесть о житии Богородицы, но порыв ветра потушил лампаду. Тогда Сергий настолько воспылал духом, что книга просияла Светом Небесным, и он мог прочесть и без лампады».
Совладал он и со страхом перед дикими зверьми. Так, по Никоновской летописи, у него был лесной друг. Однажды Сергий увидел у порога келии своей огромного медведя, ослабевшего от голода. Пожалел его и принес из келии краюшку хлеба. Мохнатый пришелец мирно съел и потом часто стал навещать его. Сергий делился с ним скудным запасом своим, и медведь стал ручным; так закалялся Дух Преподобного к предстоящему ему подвигу Воспитателя духа народного и Строителя Земли Русской. «Какие тайны подвигов скрыла непроходимая чаща соснового бора, вскарабкавшегося по тому холму, на котором поселился чудный отшельник? – вопрошает в своем очерке В. Никаноров. – Сколько было невыразимой
Самая высшая из молитв – это непрестанное удивление Творцу – больше всего наполняла душу Преподобного Сергия. Но была у него еще одна молитва.
«Бог и Родина» – вот то, что двигало жизнью и судьбою Преподобного Сергия… и эта любовь дала ему возможность так совершенно, до конца, исполнить заповедь Господню о любви к людям.
По-видимому, не долго пробыл Сергий в полном одиночестве, ибо тот же Епифаний повествует: «пребывшу ему в пустыни единому единствовавшу или две лете или боле, или меньши неведь, Бог весть». Слухи о его подвижническом житии скоро разнеслись по окрестности, и стали навещать его люди, прося назидания и совета во всех делах своих; и никого не отпускал юный подвижник без утешения, без слова ободрения и вразумления.
Наконец пришли к нему и желавшие подражать ему в подвиге жизни и просили принять их в число учеников его. Сергий проницательно разбирался в их побуждении и душевном складе. Никогда не отказывал искренно искавшим подвига, лишь предупреждал их о трудности пустынного жития и о страхах, оборевавших новичков; он говорил им: «Приемлю вас, но да будет известно каждому из вас, что если пришли работать Богу и хотите здесь со мною безмолвствовать, то уготовайте себе претерпеть беды, и печали, и нужды, и недостаток; ибо многими скорбями подобает нам внити в Царствие Небесное… Но не бойся же, мало стадо, я верю, веруйте и вы, что Господь не предаст вас до конца искушенными быть против ваших сил. Ныне печалью исполнены будем, а завтра печаль наша радостью будет и преизбудет, и никто не может взять радости нашей. Дерзайте, дерзайте, люди Божии!»
Замечательно, как часто мы встречаем в его словах, обращенных к ученикам и приходящим к нему, слово «радость». Оно звучит и в наставлении к труду, и в молитве, исполненной радости духа, и в радости несения подвига. Не этот ли призыв к радости, не эта ли радость, полагаемая им в основание всякого действия, и привлекала к нему столько сердец и впоследствии сделала его Обитель средоточием духовной культуры, опорою и прибежищем во все тяжкие минуты земли Русской?
На первых порах пустынножители не руководствовались никакими правилами или уставами, но имели перед собою лишь живой пример истинного подвижничества в лице своего основоположника. Когда собралось к Сергию до двенадцати учеников и было построено двенадцать отдельных келий, то вокруг всего застроенного пространства поставили высокий деревянный тын с вратами для безопасности от диких зверей, и тихо потекла жизнь отшельников в новоустроенной Обители.
Из первых учеников Преподобного известны – Сильвестр (Обнорский), Дионисий, Мефодий (Песнощекий), Симон экклезиарх и Исаакий Молчальник, Макарий, Андроник, Феодор, Михей и другие. Как сказано, образцом всевозможного труженичества и подвигов для вновь прибывших был сам Преподобный: носил воду с двумя водоносами для братии, молол ручными жерновами, пек просфоры, варил квас, катал церковные свечи, кроил и шил одежду, обувь и работал на братию, по выражению Епифания, «как раб купленный». Летом и зимою ходил в той же одежде, ни мороз его не брал, ни зной, и, несмотря на скудную пищу, был очень крепок, «имел силу против двух человек» и ростом был высок. Был и на службах первым. В промежутках между службами была введена им молитва в келиях, работа в огородах, шитье одежды, переписывание книг и даже иконописание. Для совершения литургии в дни праздничные приглашали из ближайшего села священника.