Кристальный пик
Шрифт:
Мидир — матерый воин, на счету которого было столько поверженных берсерков, сколько не набралось бы сокровищ во всем Фергусе. Отправленный мною подавлять восстание, он браво справлялся со своей задачей, согласно донесениям воронов Гвидиону. Но неужто годы взяли свое настолько, что Мидир уступил шахтерам и золотарям? В это верилось с таким же трудом, как и в то, что Селен сказал дальше:
— Ну-ну, не хмурься, госпожа. Я позаботился о твоем советнике. Он целехонький уже движется на Запад. — Мой ужас сменился облегчением… А затем вновь ужасом: — Я съел всех-всех фергусцев, которые посмели напасть на него у форта Ульвика исподтишка и завалить его армию камнями. Знал же, чем тебя порадовать. Уже лучше
Его ладонь действительно истекала ею, прокушенная им самим насквозь. Темно-бордовая кровь закапала мелким дождем Селену под ноги, и под блеск его острой улыбки вмиг покрыла собой каменные плиты.
Лесов и озер в Медб было мало, зато не счесть тех самых ховов, бурных рек, впадающих в Кипящее море, и крутых склонов. Именно за последними пролегал туат Дану, где эти склоны превращались в холмы, покрытые лесами, среди которых вполне могли скрываться врата в Надлунный мир.
Я невольно высматривала их внизу, свесившись со спины Соляриса, сменившего Сильтана к последнему дню пути. Тому, несущему нас пятерых почти с неделю, тоже требовался отдых. Он лежал на загривке Мелихор, безмятежный, и мирно спал, убаюканный ветром. Золотые чешуйки покрывали тонкие руки с перламутровыми когтями, свисающие над пропастью. Если бы не Тесея и Кочевник, которых Мелихор в этот раз тоже несла на себе, она наверняка попробовала бы сбросить Сильтана вниз, раздраженная его слюной, капающей ей на шею.
— Мы почти на месте, — наконец-то произнесла я, завидев впереди знакомый город средь вязовых деревьев и прибрежных скал, размазанный по горизонту. То было аккурат к утру седьмого дня — утру последнего дня летнего Эсбата.
Кипящее море пенилось, как кружка с элем, навевая приятные и неприятные воспоминания одновременно. Где-то там, за ним, дрейфовали на волнах обломки старых кораблей и кипел жизнью прекрасный драконий остров. Несмотря на все, случившееся на нем, я непременно мечтала однажды побывать там снова и повидать те места, где пережила столько судьбоносных и переломных моментов.
«Ма’рьят, берегись!»
Луг, будучи центром туата Дану, поклоняющегося драконам, кишел ими после восхождения Дайре на престол. Вопреки недовольству соседей, тот разрешил драконам строить дома везде, где они пожелают — что в самом Луге, что за ним. Потому не было ничего удивительного в очертаниях острых хвостов и крыльев, мелькающих вдали над городом сквозь облака. Нам предстояло преодолеть по меньшей мере с лигу, прежде чем мы бы достигли первых сторожевых башен города и встретились с его жителями лицом к лицу…
Но один из драконов решил встретиться с нами раньше. Поднявшись выше, чем летели мы, и выше, чем заканчивались витки клубнично-розовых облаков, этот дракон, покрытый фиалковой чешуей, спикировал на Соляриса сверху и вонзился когтями ему в бок.
6. Колодец без воды и дна
Когда мне довелось побывать в Луге впервые, я завороженно глядела на замок ярла Дану издалека и тайно мечтала о том, чтобы прогуляться вдоль его стен. Построенный из молочно-белого камня, он напоминал драконий клык, и во всем Круге не нашлось бы другого такого жилища, которое можно было бы описать одним словом — «воздушное». Зефирные башни, похожие на колосья, большие окна из розовых витражей и беседки в окружении мелодичных фонтанов. Замок занимал почти треть города Луга, располагаясь в черте его крепостных стен на холме, и был отделен от жилых улиц еще одним рубежом из саманного кирпича. Дорогу к нему, вымощенную ярким камнем, заметал песок, принесенный ветром с морского побережья. Вместе с этим песком он нес запах водорослей и шум пенных волн, раскачивающих рыбацкие лодки. Я пересчитывала их с балкона, куда нас сопроводили хускарлы в пурпурных таблионах, и снова удивлялась, при каких же неприятных обстоятельствах вечно сбываются мои желания.
— Кошелка чешуйчатая! Топор ей надо было меж глаз засадить, чтоб знала, как на людей набрасываться! Недаром говорят, от худого семени не жди доброго племени. Откуда ж Дайре вырасти нормальным мужиком, когда мать его умом тронутая?!
Сыпля ругательствами, из-за которых Мелихор приходилось зажимать Тесее уши, Кочевник расхаживал перед сундуками со свежей одеждой взад-вперед и попинывал их со злости. Его не смогла задобрить ни душистая ванна, ни мягкая перина, но немного усмирила тарелка со свиной рулькой и баклажка пива, принесенные советником Дану вместе с извинениями за случившееся. Извинения эти Кочевник начисто проигнорировал — только выхватил весь поднос и утащил его в другой конец комнаты, не желая ни с кем делиться.
Впрочем, принимать их должен был и не он.
— Передайте ярлу Дайре, что ничего страшного не произошло. Это всего лишь недоразумение. Я в порядке, — ответил Солярис вежливым тоном, совершенно ему несвойственным. Уже тогда я поняла, что он врет прямо в лицо и советнику, и мне. — Закон гостеприимства нарушен не был, потому нет нужды прерывать наш визит и зачинать разбирательства. Как и положено, королева Рубин скоро прибудет в тронный зал в сопровождении королевского зверя. Пусть ярл Дайре ожидает.
Советник — один из старших братьев Дайре, кажется, тот самый, что когда-то был ярлом вместо него и пытался вернуть меня домой, — почтительно кивнул и удалился без лишних слов. За ним последовали две лекарки, которые все это время хлопотали вокруг Сола, но в итоге не закончили ни одной перевязки — до того угрожающе он рычал и клацал на них зубами за любое неосторожное прикосновение к ранам на боку. Сдавшись, они обе плюнули на него, послав «ящера скверного к Дикому», всучили ему чистых тканей и оставили все, как есть. Благо, я заметила это прежде, чем Солярис успел натянуть рубаху и снова притвориться, что чувствует себя нормально.
— Ну-ка, дай я сама посмотрю. Меня своими ужимками ты не напугаешь! Просто посиди спокойно одну минуту, будь хорошим мальчиком.
От последних слов уши у Соляриса резко порозовели, а сам он застыл, не зная, куда деваться. Воспользовавшись его оцепенением, я схватила со стола брошенную лекарками припарку, смоченную в отваре из красной рябины, и тут же принялась за дело. Броня из чешуи, перепачканная в крови, лежала на постели сложенная. Льняная рубаха, накинутая Солом вместо нее, снималась гораздо проще, но упрямо липла к мокнущим ранам, когда я взялась за ее край и потянула.
— Волчья Госпожа! — вырвалось у меня невольно. — Что за кулемы прислуживают ярлу?! Они вообще ничего полезного не сделали! Ты же еще кровоточишь даже!
Солярис промолчал. Левый бок его выглядел скверно: длинные полосы рассекали ребра от самой груди до уголка таза, проходя через весь живот; такие глубокие, что, по-хорошему, их штопать было нужно, а не просто лоскутами зажимать. Хотя кровь, темно-бордовая, уже не бежала ручьем, как тогда в небе над Лугом, когда мы с Солярисом едва не разбились, но все еще выступала капля за каплей. Я стерла ее отрезом чистого хлопка и, накрыв рану припаркой, принялась неумело бинтовать Соляриса тем, что нашлось под рукой. После длительного полета рельеф его торса казался каменным на ощупь, и если бы на кону сейчас не стояло здоровье Сола, я бы вряд ли посмела держать пальцы так близко к его бедрам и приспущенному поясу штанов.