Кристмас
Шрифт:
Небольшие окна бани были изготовлены из стеклоблоков, и Александр точно знал, куда будут сейчас бить. Он не ошибся. Толстая стеклянная ячейка в самом центре окна лопнула с оглушительным звоном, пропустив через себя широкое лезвие топора. Неизвестный методично бил колуном по окну, и прозрачные тяжелые брызги шрапнелью разлетались по всему предбаннику. Севастьянов ощутил, что по его щеке течет что-то теплое, и понял, что его зацепило стекло. Один из крупных осколков разбил тусклую лампочку, болтающуюся на проводе. Женя сидела на корточках, вжавшись в угол, и судорожно постанывала, обхватив голову
Еще один мощный удар, и последний кусок стекла вместе с обломком застывшего цементного раствора с глухим стуком покатился по дощатому полу. Окутанная клубами пара, валившего из бани, в оконном проеме возникла уродливая голова. Самое невероятное и ужасное было то, что из глазницы торчал короткий ломик. Был еще один момент, не менее страшный и совершенно немыслимый: несмотря на темноту, Александр разглядел, что изуродованное лицо принадлежало их директору.
То, что было когда-то Бояриновым Виктором, просунуло руку с топором в проем и попыталось залезть в предбанник. Александр со всей силы ударил кочергой по этой руке, и топор упал на пол. Царапая об осколки руки, он нашарил колун и принял устойчивое положение, широко расставив ноги.
Сизые руки трупа с вздувшимися жилами беспорядочно елозили по подоконнику как щупальца, и Александр, дико вскрикнув, взмахнул топором. Кисть Бояринова, загребая воздух, отлетела в угол и упала Евгении на колено. Девушка истошно взвизгнула и отшвырнула от себя «ампутированную» конечность. Директор глухо засмеялся и вдруг исчез из оконного проема. Александр тяжело дышал, чувствуя, как лоб заливает горячий пот вперемешку с кровью из рассеченной осколком кожи. Куда он направился? Неужели ушел? Или попытается зайти внутрь, за своей «граблей»?
В это же мгновение послышался оглушительный треск, и засов, не выдержав удара, полетел на пол. Женя визжала, не переставая, зажмурив глаза. Ужасное существо ввалилось в предбанник. Александр шагнул назад и, споткнувшись о перевернутую табуретку, упал. На него, хрипя и рыча, навалился бывший директор. Александр успел заметить, что позади мелькнула какая-то тень. Значит, Бояринов не один. Тогда им точно крышка.
Он вопил от охватившего его ужаса и, катаясь по полу, пытался освободиться от монстра.
Урча и причмокивая, мертвец нащупал ногу Александра и вцепился зубами в оголенную кожу. Севастьянов, находясь на грани умопомешательства, пинал свободной ногой чудовище, чувствуя, как под зубами мертвеца трещит его кожа. Издавая всасывающие звуки, директор начал трясти головой, как собака, словно пытался вырвать клок мяса из ноги парня. Извернувшись, Александр нанес еще один удар ногой, попав в нос Бояринову, и тот на мгновение разжал челюсти. Севастьянов быстро отполз в сторону. Сзади доносилось мерзкое кудахтанье.
К его безмерному счастью, пальцы наконец нащупали прохладное лезвие топора. Закусив губу, Александр развернулся, держа оружие перед собой. Нога пульсировала острой болью, но сейчас было не до нее. Он смотрел вперед. Фигура Бояринова неожиданно замерла, притихнув, и парень слышал только сиплое клокочущее дыхание. Он шагнул вперед и, гаркнув, по косой линии опустил топор на шею существа. Что-то хлюпнуло, Александр ударил снова, подбадривая себя нечленораздельными воплями. Наконец
Александр, хромая, поковылял к Жене. Она тихонько скулила, как побитая дворняжка.
– Женя, пойдем, – пробормотал он, дотрагиваясь до ее руки. – Все кончено. Только не смотри туда.
Девушка подняла на него залитое слезами лицо. Севастьянов наклонился, чтобы помочь ей подняться на ноги, как вдруг за спиной послышались какие-то звуки, и он дернулся, как ошпаренный, – звуки доносились от поверженного тела. Вновь раздалось хриплое дыхание, что-то зашевелилось в сумерках, и, к всеобъемлющему ужасу Александра, тело Бояринова стало медленно подниматься на ноги. Шатаясь, как пьяный, труп поднял отрубленную голову и потащился к выходу. Лежавшая на полу рука как-то странно подпрыгнула и быстро-быстро устремилась за своим хозяином, который уже вышел наружу.
Женя тяжело вздохнула и обмякла в глубоком обмороке.
Когда Бакунин вошел в конюшню, то его встретила непривычная тишина. Обычно фыркающая лошадь молчала. Он щелкнул выключателем, но свет не зажегся. Пахло навозом и сырой древесиной. Сергей крутанул колесико зажигалки, и огонек, прежде чем погаснуть, высветил лежащую на боку кобылу. Гулко хлопнули ворота, и в конюшне воцарился полный мрак. Зажигалка отказывалась загораться, высекая из себя лишь крохотные искры. Бакунин почувствовал, что здесь кто-то есть. Он сделал шаг в сторону и попытался осмотреться. Густая, почти осязаемая темнота подступала со всех сторон, завораживая могильным холодом. В дальнем конце двора послышался какой-то шум, но он скорее обрадовал, чем испугал. Какая-то жизнь существовала рядом с ним, искусственно замурованным в этом грязном стойле.
«Ружье», – шепнул ему внутренний голос.
Сергей немного оживился: действительно, где-то здесь должно быть ружье! Они занесли его с Сашкой с повозки сюда, чтобы на него не падал снег. Он присмотрелся и крадучись пошел вдоль стенки к воротам. Наконец ладонь легла на приятно холодящую сталь. Лишь бы были патроны! Бакунин передернул затвор, и громкий щелчок прозвучал вызовом тому, кто попытался бы с ним разделаться.
– Ау, – внезапно раздалось сзади, и Сергей мгновенно крутанулся на месте (сказывались долгие и упорные занятия карате).
Однако за спиной никого не было. Намереваясь проверить исправность ружья, Бакунин нажал на курок. Темнота взорвалась яркой вспышкой, с потолка полетела какая-то труха. Так, по крайней мере здесь все в порядке. Он вновь дослал патрон в ствол и стал ждать.
– Сережа! – нежно прозвенело в липкой темноте.
Молодой человек закрутил головой, но вновь никого не увидел.
– Успокойся, – выдохнула ночь.
Странный голос засмеялся и добавил ласково:
– Ты ведешь себя, как мальчик.