Кристмас
Шрифт:
– Если только в этом году конец света не наступит, – закончил за девушку Макс и хохотнул.
– Слушай! – гневно сказал Бакунин. – Мы хоть вроде и поняли друг друга, но сейчас не тот момент, чтобы ухмыляться и дурака валять. Нашел время шутить.
– А мне кажется, самый раз, – ответил Фирсов холодно. – Все наше пребывание здесь – сплошная шуточка. Жаль, что вы этого еще не поняли. Ты ножом Севастьянову ногу режешь, директорская голова в холодильнике лежит, скалится, сумасшедшие инвалиды и участковые… Мало вам? Ладно, – Макс обвел уставшим взглядом
– Ты же сам предлагал вместе держаться, – сказала Алексеева.
– Держаться, но не спать, – заметил Фирсов. – Спокойной ночи!
Бакунин плюнул вслед Максу и, уловив умоляющий взгляд Евгении, предложил:
– Пошли ко мне. Поодиночке и вправду можно с ума сойти.
С головой опять началось что-то невообразимое. Скоро опять не буду отличать сон от реальности. Я уже знаю, что девочка здесь. Я чувствую ее сердцем, и я не ошибаюсь. ЕЕ запах преследует меня повсюду. Точно как в океане акула улавливает каплю крови за километр своими чувствительными рецепторами.
Ложусь на кровать, обреченно закрываю глаза и жду. Что сейчас будет: легкое прикосновение или удар ножом?
Медленно, заунывно скрипит дверца старого шкафа. Удары моего сердца звучат как колокол, разносясь по всему телу. Лицом я ощущаю легкое прикосновение волос, но глаза открыть не решаюсь, мне страшно. Не хочу увидеть перед собой сморщенное лицо безобразной старухи. Волосы щекочут, прямо над ухом кто-то тихо смеется, и я наконец резко распахиваю веки. Передо мной огромные и пустые черные глаза на мертвенно-бледном лице.
– Спокойной ночи! Кажется, именно это ты пожелал своим друзьям? – говорит ведьма и улыбается. Странно, но ее улыбка мне кажется… соблазнительной. И вообще, она больше похожа на маленькую женщину, чем на девочку…
– Ты слышала, как мы разговаривали? – шепчу я пересохшим ртом.
Она игриво поводит хрупкими плечиками, затем неожиданно встает и стягивает с себя платье. В комнате стоит полумрак, но мне хорошо видны ее маленькие возбуждающие грудки, плоский живот и безволосый лобок. Ведьма закидывает волосы назад и забирает в пучок, крутится передо мной и вновь распускает волосы.
– Как мне лучше идет, Макс? – Она хохочет, прыгает на кровать и ползет ко мне. Я невольно отодвигаюсь к стенке.
– Я не укушу тебя, мой дорогой, обещаю! – Адское создание рвет на мне ворот рубашки и проводит по груди своей ледяной рукой. Потом она берет мою ладонь и начинает водить по своему соску. Он становится таким острым, что царапает мне кожу. Наигравшись одной своей грудью, она переходит на вторую, затем проводит моими пальцами себе по животу, опускает ниже и начинает ими гладить себя между ног.
Сердце
– Кто из нас мертвый, Максим, я или ты? – прерывисто дыша, говорит ведьма и целует меня в шею.
Как ни удивительно, но прикосновение ледяных губ действует на меня возбуждающе. Она чувствует это и, целуя, начинает играть своим язычком.
– Давай сидя, Макс, я же такая легкая.
Словно во сне, я сажаю крошечную чертовку на себя, и нас обволакивает сладострастная истома…
Когда все закончилось, ведьма встала, ловко нырнула в платье и вновь подошла ко мне.
– Делу время, а потехе – час. – Она улыбнулась и погладила меня по волосам. – Идем, нас ждут.
– Кто ждет? – Я еще не мог прийти в себя и дрожащими руками застегивал ширинку.
– Слишком много вопросов! – погрозила она мне пальчиком, и нечто, мне не подвластное, резко подняло меня с кровати и повело за ней.
Мы идем по коридору, и в высоких окнах на фоне сереющего неба виден плавно падающий снег. В комнате за кабинетом горит свет, узкой полоской проникая в щель под дверью. Мы входим, и нас встречает инвалид. Я почему-то не удивляюсь, когда его вижу.
– Здравствуй, Макс! Рад тебя видеть! – Борис радушно улыбается и приглашает меня к сервировочному столику на колесиках. Там на одноразовых тарелках лежит семга, лимон и какое-то мясо. Инвалид открывает бутылку коньяка и наливает его в пластиковые стаканчики. Вся эта картина смотрится довольно диковато и, по меньшей мере, странно. Можно же было переложить все это на обычный стол. Хотя, может, ему приятна сама ассоциация: он – на колесах, столик тоже. И эта пластиковая посуда…
Колясочник ловит мой недоумевающий взгляд и улыбается:
– С одноразовой посудой очень удобно. Поел – и сжег! Отпечатки пальцев вытирать не надо. Хотя у меня пальцы и забинтованы.
Он предлагает выпить, что мы и делаем. После чего его глаза становятся похожими на две колючие льдинки. Он с трудом цепляет пластмассовой вилочкой ускользающий от него кусочек рыбы, отправляет в рот, вытирается бумажной салфеткой и говорит:
– Пришло время расставить все точки над «i», Максим. Я тебе сейчас вкратце обрисую ситуацию, а потом ты будешь задавать вопросы, если они у тебя, конечно, возникнут.
Я согласно киваю, взгляд непроизвольно падает на неизменное ружье, покоящееся на коленях инвалида. Разве у меня есть выбор?
– Если ты помнишь, то меня зовут Борис. Несмотря на разницу в возрасте, я не против, чтобы меня так называли. Условности только все осложняют. Прежде всего, я благодарен тебе за то, что ты передал мое приглашение насчет отдыха в Чертовке своему директору. Бояринов неплохой парень, хоть немного и заносчивый. Ну, да ладно, сейчас речь не о нем. Сначала о тебе.
Тут я наконец понимаю, что никакой это не сон. Инвалид был абсолютно реальный.