Кристмас
Шрифт:
Идол Смерти.
Я лежал, комкая провонявшие мочой одеяла, повторяя про себя как заклинание:
«Легенда. Легенда, которую рассказала Пелагея…»
Утром повалил густой и мокрый снег.
Сергей и Женя еще спали. Макс после разговора с мнимым инвалидом сел на стул возле окна и так просидел всю ночь, неотрывно глядя на улицу, заваленную снегом. К утру стоявшая
Борис, Андрей и Ангелина завтракали. Моченые яблоки, квашеная капуста, маринованный чеснок, копченая свинина – все было хаотично разбросано на столе в комнате бывшего патологоанатома Бориса. Глядя на него, уже никто не смог бы сказать, что пару часов назад этот человек играл роль умирающего инвалида с парализованными ногами и гниющей кожей.
– Как там наши голубки? – спросил он, с аппетитом обгладывая свиное ребрышко.
– Спят. Как иначе, если проворковали всю ночь, – доложил Аникеев-младший. – А этот Максим Фирсов после вашего разговора недельный план по куреву перевыполнил.
– Пускай покурит, на его месте у любого мозги будут пухнуть, – сказал Борис, вытирая руки и рот смятым полотенцем. – Перед ним сейчас дилемма, нравственный выбор. Гениально я придумал, куда там старине Шекспиру с его «Гамлетом». Вот ты, Андрюха, замочил бы своего старшего брательника, если бы приперло? – он посмотрел на бывшего участкового немигающим взглядом.
Тот покряхтел, помялся и ответил:
– Не знаю.
Главарь пришел в совершеннейший восторг. Он обнял Андрея и тихонько боднул его лбом:
– За что я тебя люблю, так это за честность. Ты у нас всегда такой был, в отца. Он был честный и принципиальный, а для прокурора эти качества опаснее саркомы легкого. Вот вам ирония судьбы: папа, заслуженный работник юстиции, – под гранитным памятником. А сынки сгноили не один десяток человек, а в кое-каких делах пользуются и его старыми связями. Сидят, едят копченую свининку, запивают коньячком и наслаждаются жизнью. Как говорил библейский царь Екклесиаст: «Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников».
Младший Аникеев потянулся за бутылкой коньяка, но Борис убрал ее и перешел на деловой тон:
– Хватит! Пить будем потом, как Новый год отметим. Кстати, как там дела с расходным материалом?
– Два жмурика в подвале, один в яме, другой в избе, рука и голова в холодильнике, – отчитался майор в оставке, потом поправился: – Бабу из ямы я вынул. Для сегодняшнего представления, так сказать.
– Заводи «уазик», собирайте все с Бором, и в яму, никаких представлений. Ветками хорошенько замаскируйте, – приказал Борис. – Потом будет представление. Размялись для начала, и хватит! Все раскидано кругом. Хотя и должны свои люди просигналить, если кто из серьезных господ сюда пожалует. Сам знаешь: береженого бог бережет, а дурака конвой стережет. Кстати, как Бор?
– Отходняк, – поморщился бывший участковый. – Сейчас я его приведу в норму.
– Ты смотри не переборщи с нормой, – наставительно произнес
– Наркопритон целый год можно содержать! – усмехнулся Андрей.
– Ладно, иди. С утра, по холодку, сделай дело, – похлопал его по плечу старший брат.
Бывший участковый вышел.
– Выгодно тебя содержать, – обращаясь к лилипутке, заметил Борис, – не ешь, не пьешь. Как Дюймовочка, по зернышку в день, хе-хе.
5
Наркотик (прим. автора).
Девушка загадочно улыбнулась.
– Я не пойму только одного, – Ангелина взяла ломтик яблока, – все вокруг сказки и розыгрыш. Но почему люди побросали дома и ушли отсюда? Не вы же их заставили? Да и случилось это задолго до вас.
У старшего Аникеева сделалось такое лицо, будто вся разложенная перед ним еда внезапно протухла:
– Бор мне тут последние дни постоянно бубнил про какую-то древнюю легенду, но ты же знаешь, что он шизофреник и наркоман. Не хочу даже про эти бредни говорить. Страшилки для детей.
– Ну, все-таки, – не отставала лилипутка. Ее глубокие красивые глаза поблескивали от любопытства, и сейчас она выглядела просто красавицей.
Борис фыркнул и сказал:
– Ну, раз хочешь… сказку… На этом месте когда-то существовало древнее языческое капище – место ритуального жертвоприношения. Согласно преданию, раз в шестьдесят лет в здешнем подземелье просыпается Идол Смерти, которому должны принести жертву. Раньше это делали жрецы.
– А теперь делаем мы, – тихо пробормотала Ангелина, но Борис ее не расслышал.
– Арбузов говорил, что здесь случались исчезновения целых деревень, – добавил он. – Кстати, по его словам, очередной шестой десяток приходится на этот Новый год.
Когда Аникеев вошел к Бору, тот лежал на постели, бледный как смерть, и постанывал.
– На, возьми, – и бывший майор кинул Арбузову пакетик, – приходи в себя, шеф работенку подвалил. В лесную яму надо рейс сделать.
– Почему в яму, а не вниз? – еле выговорил этнограф.
– Ты же знаешь: братец – мозговой центр. С ним если начнешь спорить, он за ружье сразу хватается.
В глубоком ледяном беспросветном мраке находился третий, самый нижний ярус подземелья. Неожиданно темнота пришла в движение.
Тяжелое свистящее дыхание нарушило многолетнюю тишину. Нечто бесформенное, огромное медленно просыпалось от долгого сна, потом поднялось во весь рост и двинулось по подземному лабиринту, ведомое древнейшим чувством – голодом.
Женя проснулась и увидела, что Бакунин лежит с открытыми глазами. Она встала, подошла к зеркалу, зевая, посмотрела на себя и осталась недовольна тем, что увидела: