Критика криминального разума
Шрифт:
— Ах, значит, вы и есть причина наших сегодняшних злоключений! — произнес он обвиняющим тоном. — Герр Рункен целый день из-за вас провел в состоянии глубочайшего нервного напряжения. Признаюсь, я удивлен. Я ожидал кого-то более… ну, в общем, кого-то на вас совершенно не похожего. Кого-то постарше, скажем. Более… опытного.
— Я его долго не задержу, — прервал я излияния врача.
— Надеюсь! — воскликнул он. — Мне еще предстоит работа.
Грубость врача я отнес на счет переутомления. Я и сам ощутил сильную усталость, когда проследовал за ним в помещение, где лежал больной. Против моих ожиданий поверенный Рункен находился не в постели, а в кожаном откидном
Если доктор Плюкер ожидал увидеть вместо меня кого-то постарше, то и его превосходительство господин поверенный Вольфганг Рункен оказался гораздо моложе, чем я предполагал. Ему вряд ли могло быть больше сорока пяти лет. Я вспомнил характеристику, данную ему горничной: приятный, красивый мужчина… но не нашел в человеке, что находился в кожаном кресле передо мной, и отдаленного намека на упомянутые достоинства. Он не лежал, а почти сидел в кресле, так как за спину ему положили подушки, а на плечи накинули темную шерстяную шаль. Изможденное лицо осунулось от мук, а голые ноги были выставлены на морозный ночной воздух. Приблизившись, я обнаружил, что лицо поверенного уже приобрело страшный цвет, характерный для тяжелобольных, губы почернели и страдальчески поджаты, глаза полузакрыты, как у человека, вглядывающегося в образы иного мира. Крупные капли пота застыли на лбу подобно пару, сконденсировавшемуся на теплом стекле. И несмотря на пронизывающий холод, волосы у него были влажные от пота. Услышав стук моих туфель по каменному полу, он повернул голову на звук, словно слепой.
Я в растерянности взглянул на врача.
— Подойдите ближе, сударь. Подойдите ближе, — сказал тот. — Давайте покончим с вашими делами, и побыстрее!
Приблизившись к больному, я услышал, как врач в коридоре зовет горничную:
— Принеси стул для нового поверенного! И то ведерко!
Глаза Рункена блеснули лихорадочным огнем — он расслышал иронию в голосе врача. Рункен уставился на меня, но молчал. Служанка принесла стул и поставила его рядом с креслом. Больному со сверхчеловеческим усилием удалось поднять дрожащую правую руку, после чего она с глухим стуком упала на сиденье стула.
Я затаил дыхание и сел, а девушка тем временем поставила на пол рядом со своим хозяином дубовую кадку, накрытую куском материи. Резкий смрад, который я поначалу принял за тяжелый дух долго пустовавшей комнаты, усилился. Одуряющая смесь из запаха пота, испражнений, мочи, камфары и других лекарств — все это вместе и составляло гнетущую атмосферу распада бывшего поверенного Рункена.
— Позвольте мне выразить надежду на ваше скорейшее выздоровление, сударь, — начал я, не зная, что полагается говорить в подобной ситуации, и, наверное, гораздо тише, чем следовало бы.
Рот поверенного Рункена открылся, нижняя губа задрожала, левая сторона лица стала дергаться. Он пытался бороться с отказавшими ему в повиновении мышцами, схватил меня за руку, притянул к себе, и я сразу ощутил омерзительную вонь. И тут же, отчаянно хватая воздух ртом, он вновь повалился на подушки, не сумев произнести ни слова. На какое-то короткое мгновение мне даже почудилось, что он вот-вот испустит дух прямо у меня на глазах. Когда же он в следующий раз попытался поднять голову, сильная дрожь сотрясла все его тело.
— Не изнуряйте себя, сударь! — взмолился доктор Плюкер. — У этого господина великолепный юношеский слух и масса терпения. А пока постарайтесь не шевелиться — я буду прикладывать лекарство. Корабль прибыл прошлой ночью из Рио-дель-Плата. Мне пришлось буквально выдержать сражение из-за них с хирургом Францихом из лазарета Крепости. Вы бы меня не похвалили, герр Рункен, если бы узнали, сколько они стоили. Haementaria ghiliani! — провозгласил он, срывая кусок ткани с кадки и поднося ее к своему носу. — Гм-м-м!.. Первобытное благоухание лесов Амазонки! Кажется, будто воочию видишь пропитанные мускусным ароматом болота, которые кишат подобными существами. И они принесут вам огромную пользу, сударь, могу вас заверить. Они в сто раз более эффективны, нежели те пиявки, которых мсье Бруссэ привез из Египта. Ими запасаются военные в предчувствии скорой войны.
С благоговейным ужасом я взирал на то, как врач с помощью пинцета извлек из кадки большого черного червя. Тварь корчилась и извивалась, пытаясь обмотаться вокруг руки доктора. Но стоило ей коснуться кожи больного, как вся сила и энергия будто бы оставила ее. Доктор Плюкер растянул громадную пиявку на икре герра Рункена от колена до лодыжки и предоставил ей возможность утолить свой голод.
— Если вам нужна моя помощь, сударь… — предложил я слабым голосом, не в силах оторвать взор от громадного слизняка с Амазонки. Пиявка достигала по меньшей мере двенадцати дюймов в длину. И по мере того как она отсасывала кровь несчастного, она становилась еще толще и крупнее. — Я…
Вдруг из-под шали показалась желтая рука больного и метнулась в сторону моего лица с такой скоростью, что слова застыли у меня на языке.
— Значит, вы все-таки приехали, — выдохнул Рункен. — Из Берлина, как я полагаю?
— Из Берлина, сударь? — повторил я, не совсем понимая, что он имеет в виду. Я бросил взгляд на врача, но и тот, как видно, ничем не мог мне помочь. Он ни на что не обращал внимания, занятый накладыванием гигантской пиявки на вторую ногу больного. — Я прибыл сегодня из Лотингена, ваше превосходительство.
Герр Рункен нахмурился. Глубокая морщина, напоминавшая расселину, внезапно появилась у него на лбу.
— Откуда?
— Из Лотингена. В западном округе, — ответил я. — Я являюсь там главным судьей.
— Из Лотингена?! — воскликнул Рункен — было больно смотреть на разочарование, отобразившееся у него на физиономии. — И что вы здесь делаете?
Меньше всего мог я ожидать подобных вопросов от человека, меня рекомендовавшего.
— Его величество велел мне принять на себя расследование того дела, которым занимались вы. У меня в кармане лежит и ваша собственная записка.
Рункен покачал головой, на лице его было написано глубочайшее недоверие моим словам.
— Вы же сами и предложили меня, — настаивал я.
Врач приложил к голым ляжкам поверенного еще двух изголодавшихся кровососок.
— Я никого не предлагал, — произнес Рункен злобно. — Это все он! Змей не успокоится, пока не изведет меня окончательно!
Я решил не обращать внимания на странные восклицания поверенного, возможно, обусловленные его болезненным состоянием. Я начинал понимать происходящее. Когда человек нездоров, он не знает, кого винить в своих страданиях, и потому ругает всех подряд, кто чувствует себя хоть немного лучше, чем он.