Кривая усмешка Фортуны
Шрифт:
Хватило всем, гномы после третьей порции спирта, запитого пивом, окосели окончательно и понимать, что они говорят, парни перестали.
— Первачок, — Леха жмурился от удовольствия, — градусов шестьдесят-семьдесят, наверное.
— Угу, — Колян жевал сало, — нормально, теперь жить можно.
— Еще по одной? — Алексей взялся за бутылку.
— Давай, только поменьше, чтобы на один глоток. — Тоха решительно пододвинул свою кружку и кивнул на гномов. Дмалин спал, а Гнади увлеченно спорил толи сам с собой толи со Свини, который рассматривал свою пятерню и озадачено ворча, пытался ухватить что-то рядом, видимо
— И то верно. — спирт разлился по кружкам.
— Ну будем.
Некоторое время друзья самозабвенно выпивали. В бутылке еще оставалось, когда силы иссякли окончательно. И Алексей довольно улыбаясь предложил.
— Может сп… спп… тьфу блин споем?
— Давай…
И дружно завыли, на русском:
На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого….
Песня пошла по кругу раза два, а затем, видимо осознав необъективность ситуации, начались эксперименты по переводу ее на гномий. Получилось приблизительно следующее:
На поле гномы бушевали,
И войны шли в победный бой,
А молодого…
На этом творчество несколько затормозилось, подобрать подходящее по смыслу и в рифму слова не получалось, поэтому было принято радикальное решение:
— А слитный за-а-алп, арбале-е-тов — выл Алексей.
— Скосил косою орчий строй — подвывал Тоха.
Потом Колян предложил еще по одной, потом еще…
Проснулись все вокруг стола, кто лежал на полу, кто на столе, впрочем головной боли почти не было, поэтому сало, с вечера лежавшее на столе, из ужина превратилось в завтрак.
Это у людей, а на гномов смотреть было страшно: опухшие лица, красные глаза, судорожные движения и трясущиеся руки, свидетельствовали о жутком похмелье.
— Подходи по одному, — Колян уже разливал по стопкам самогонку, — Лечится будете.
Гномы недоверчево взялись за кружки, с опаской выпили.
— Теперь перекусите вот сальцем.
Через пол часа Свини отпустило и он помчался по каким-то срочным делам в трактир.
Дмалин и Гнади пропустили еще по одной, и пошатываясь побрели за ним, горланя песню:
— На поле гномы бушева-а-ли…
— Услышали бестии, — констатировал Тоха, — Я так полагаю сегодня у всех выходной.
Долго отдыхать не получилось, примчался Свини, и предложил на корню скупать весь произведенный самогон.
Колян, почувствовав поживу, долго торговался, размахивая руками и на пальцах подсчитывая какую прибыль получит Свини и как не хорошо обманывать товарищей, предлагая сущие копейки.
В итоге договорились, что трактир Свини поставляет сырье совершенно бесплатно, а покупает самогонку по пятнадцать золотых за бутылку (как самое дорогое вино), для всех остальных бутылка будет стоить двадцать золотых, все это при условии возвращения использованной тары или компенсации за ее потерю. При этом Колян умудрился вытребовать у прижимистого гнома аванс за первые десять бутылок.
Работа закипела, купили еще три котла для перегонки и пять деревянных чанов для браги, заказали сто глиняных бутылок, привезли запас угля.
В итоге подготовки, комната оказалась полностью заставленной котлами и тарой, так что жить в ней не представлялось ни какой возможности.
С новым помещением вопрос решился на удивление легко, возле
За разрешением их занять, нужно было собирать совет.
Совет собрался на удивление быстро и без какого-либо запроса, просто пришел гонец и сказал что ребят ждут. Дмалин посоветовал прихватить пару "пузырей" с собой, дабы наглядно продемонстрировать эффект нового напитка.
Старейшины, бутылки забрали (видать уже попробовали, не иначе как у Свини) и разрешили безвозмездно занимать хоть все пять комнат, правда за каждую из них следовало принести "в дар" минимум по "литру".
На том и порешили.
Производство наладилось меньше чем за неделю. Правда объемы были несколько ограничены, но спрос удовлетворить удалось.
Глава 4
Колян прохаживался с довольным видом по рыночной площади (если в пещерах бывают площади, — то это была именно она). На голове красная шапочка, больше похожая на тафью, на плечах плащ непонятного цвета, но очень дорогой, судя по золотому шитью. Красная атласная рубаха и синие шелковые шаровары с наборным поясом подчеркивали его значимость.
— Толстый! — Колян поморщился, вот прилипло к нему с детства это прозвище и все тут.
— Иди, блин сюда!
Леха махал рукой от ближайшей лавки.
Колян поморщился, но последовал на призыв.
— Чего надо?
— Смотри какая секира, — Алексей протянул здоровенный боевой топор.
Колян принял ее, задумчиво взвесил в руках, помахал и протянул обратно.
— Тяжеловата…
— Вот и я говорю…
— Что говоришь?
— Тяжеловата, и все остальное, тоже тяжелое, даже мечи. — Алексей перебирал товар на лотке, — Ничего подходящего, сабельку бы какую-нибудь…
— Зачем тебе сабля? Можно подумать, ты фехтовать умеешь.
— Не умею, это точно.
— Может, научиться хочешь?
Алексей усмехнулся, в последний месяц, когда спиртовое производство пошло на поток, а работы стали выполнять молодые гномы (впрочем, за довольно-таки высокую плату), все начали маяться от безделья, каждый по своему.
Первую неделю все балдели от ничегонеделанья, зато потом, тоска, как говорится, заела: пробовали пить, — не помогло, здоровье подкачало. В итоге, Тошик бегал по молодым гномихам (Алексей у них пользовался не особой популярностью, не в пример Коляну, — природное сходство вместе с привычкой мыться превратили его прямо в секс-символа, но оба держались, лелея мечту о встрече человеческой особи противоположного пола), Колян заделался под купца и с умным видом целыми днями бродил по рынку, всячески хая разнообразные товары, а Алексей задумался о вопросе самозащиты…
Попытка освоить что-либо из холодного оружия (исключая разве что ножа для нарезки сала), с оглушительным треском провалилась…
— Да не получится у меня, я кроме лопаты, в руках ничего крупного колюще-режущего никогда не держал…
— А чего так?
— А ты, типа держал?
— Да нет, конечно же… но с лопатой знаком не понаслышке.
Оба ненадолго примолкли. Память услужливо подсовывала, райское наслаждение на картофельных "плантациях", удобно раскинувшихся под какой-нибудь высоковольтной линией. Согнутые спины людей и полное ощущение себя, ну если не кротом, — то землеройкой точно…