Кривич
Шрифт:
– Ох, нравится, боярин, мне у тебя гостить. Давно так не отрывался, как Саня говорит, - заявил леший прямо с порога, показывая в улыбке свои белые зубы, с ярко выраженными клыками во рту.
– Я рад, - привстал Монзырев, рукой показывая на свободные места.
– Присаживайтесь.
Леший заметил, как Воист с опаской глянул на него.
– Да ты не боись меня, боярин. Родня моих друзей в лесах может гулять без опаски. Даже поможем, ежели что.
– Николаич, представляешь, Леха сегодня пытался со столба зипун с поршнями стянуть. Ха-ха!
– Закатился
– Еле уговорили, не светиться так.
– А чё? Я б их снял. Не веришь?
– Да верю я, верю.
– Не расстраивайся, Леша, я знаю, тебе Николаич в подарок полностью всю обнову приготовил. Правда ж, командир?
– Правда.
Встал со своего места Вестимир с кружкой меда в руках.
– Однако, предлагаю выпить! С праздником вас, мои дорогие. И хоть сегодня день Велеса, хочу выпить за вас. Без вас нам всем тяжко было. С вашим приходом в весь пришло счастье и радость в дома родовичей. Да что там, вон за столом с нами леший сидит, как так и должно быть. Могло ли такое случиться без вас? Нет. Вот за вас и выпьем!
Из-за стола поднялся и Монзырев.
– За нас, Вестимир, за нас за всех здесь сидящих за этим столом. За сватов. Спасибо, что откликнулись и приехали. За бабку Павлу, мы ее все считаем родным человеком, даже непонятно, толи мы ее в семью приняли, толи она нас взяла. За хозяина лесного, спасибо, что почтил приездом, хороших друзей мы рады видеть всегда. Выпьем!
Обстановка становилась все непринужденнее и теплее, народ вкусивший блюд и выпивший медов, от полноты чувств затянул песню:
– За туманом ничего не видно,
За туманом ничего не видно,
Только видно дуба зеленого
Только видно,
Под тем дубом криница стояла
Под тем дубом,
В той кринице дивка воду брала
В той кринице,
Обронила золото колечко
Обронила...
Любимые песни для души, ложились в атмосферу застолья живою водою. Леший, затихнув, сидел слушая, не отвлекаясь более ни на что.
– Хоть и считают меня нежитью, а все ж душа у меня есть, - тихо поведал Сашке о сокровенном.
– Я б песни такие всю жизнь слушал, Саня. Может я какой-то неправильный леший, а?
– Леха, успокойся. Ты самый правильный. Просто ты к нам попал, а кто к нам попадает, я заметил, меняется. В лес вернешься, восстановишься. Ты главное нас не забывай.
– Не забуду.
Уже поздно вечером, перед тем как разойтись на отдых, из-за стола снова поднялся Вестимир:
– Друзья мои, хочу напомнить, что впереди шесть дней Велесовых святок, в течение которых с теми, кто почтил Велеса, случаются удивительные вещи. Так что, удивляйтесь на здоровье, не боясь ничего.
– Принято! А теперь, спать.
– Подытожил Монзырев.
Расходились ко сну.
– Николаич, ты давай одевайся, ночевать сегодня у меня в избенке будешь.
– Э-э нет, Вестимирушка, мне одного раза хватило. Меня теперь туда калачом спать не заманишь!
– А придется. Причем одному. Там натоплено, об этом позаботились. Так что, иди.
– Что так-то?
–
– Ладно. Гала! Лебедушка моя, ты сегодня без меня отдыхаешь. Дела, понимаешь ли.
– Какие дела? Ты же сегодня выпил.
– Мне что, за руль садиться?
– Хорошо, поступай, как знаешь. Устала, выжата словно лимон.
– Спокойной ночи, любимая, - поцеловал Галку Монзырев.
Прошел по улицам ночного городка. Отметил, что народ еще во всю гулеванит. Побеспокоил наряд, дежуривший на воротах. От ворот по дороге, потом по заветной тропе в дубраве, по морозцу со звездным небом, добрался до капища. Прогулялся вдоль чуров богов, поздоровавшись с ними, молчаливыми деревянными истуканами, вернулся к избенке. Войдя в натопленное жилье с горящим светильником на столе, уселся на лавку. В одиночестве хорошо думалось и вспоминалось. Вспомнилась прежняя жизнь, как оказалось, такая простая и понятная раньше. Неурядицы в первой семье, уход жены. Дураки генералы, бросившие армию на произвол судьбы. Продажные депутаты, гребущие все под себя, как пираньи, неспособные насытиться. Чиновники гражданской администрации, забывшие, для чего они вообще живут и работают в государстве, фильтрующие законы к своему достатку. Простые люди, которых средства массовой информации, с постепенным скатыванием страны в пропасть, превращали в серую массу, неспособную постоять за себя, за свой род, за свою нацию, с каждым годом рожающую все меньше и меньше детей.
За мыслями не заметил скрипа двери, сквозняка и появления незнакомого человека.
– Думы беспокоят?
Подняв глаза на вошедшего, увидел перед собой крепкого, здоровенного седого мужика с бородой, одетого в тяжелый полушубок из медвежьего меха. Лицо его было серьезным, но вместе с тем открытым для общения, в глазах искорки улыбки.
– Да вот задумался, - не став удивляться приходу неизвестного, ответил Монзырев.
– Ну, здравствуй, боярин.
– Здрав будь и ты, добрый человек.
– Вижу, не догадываешься, кто перед тобою.
– Нет.
– Ну, познакомимся, что ли? Велес я. Один из главных богов славянского пантеона.
– Рад видеть. Присядешь?
– Не откажусь, шубейку вот только сброшу.
– Чем обязан вниманием к своей скромной персоне?
Они уже сидели друг напротив друга.
– Да вот, интересен ты мне, Анатолий Николаевич. Решил лично, так сказать, познакомиться и пообщаться.
– Чем же я тебя так заинтересовал, Велес Корович?
– Да вот, живет себе человек в среде привычной, потом берут его, да не самого, а с грузом в виде полутора десятков душ, и бросают на тысячу лет назад. Словно щенка с камнем на шее. А он, не то, что тонуть не думает, а еще и род кривичей за собой из омута темного на берег вытаскивает. Князька Черниговского окучивает, из всех перипетий жизненных, сухим выходит. Разве не интересно с таким словом перекинуться, меда хмельного испить?
Монзырев потянувшись к кувшину, разлил по глиняным кружкам стоялого меда.