Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии
Шрифт:
Гадсден, Алабама 35904
Дорогой брат Френц:
Как совет старейшин, мы рассмотрели твое письмо и отвечаем на него. Во — первых, мы хотели бы сообщить тебе, что совету старейшин было известно о твоем письме в Общество Сторожевой башни, и мы решили провести слушание правового комитета. Во — вторых, ввиду того, что Дэн Грегерсон выступил в роли обвинителя, совет старейшин решил, что в правовом комитете его заменит Лэрри Джонсон.
В — третьих, есть и другие люди, помимо Дэна, которые будут свидетелями по данному вопросу; однако нам кажется, что нет необходимости указывать их имена, потому что ты признаешь, что общался с людьми, вышедшими из собрания.
В — четвертых, совет старейшин решил,
Наконец, брат Френц, назначенный правовой комитет просил бы тебя встретиться с нами в субботу, 21 ноября, в 16 часов в Зале Царства. Если ты не сможешь встретиться в это время, мы просим тебя сообщить одному из нижеподписавшихся братьев, чтобы назначить более подходящий срок.
Твои братья,
Лэрри Джонсон
Эдгар Брайант
Теотис Френч
Письмо это было не просто официальным. Оно вполне могло придти от какого — нибудь гражданского суда, поскольку, хотя и было подписано «Твои братья», в нем не было и следа теплоты христианского братства. В его тоне преобладала холодная официальность. Если бы меня уже предварительно осуждали (они уверяли в письме, что это не так), там, конечно, был бы выражен братский дух, проявление сочувственной заботы о жизненных интересах того, кому они писали. Даже принимая во внимание мое служение среди Свидетелей Иеговы на протяжении всей взрослой жизни, мою деятельность в Руководящем совете, мой возраст или текущие обстоятельства, — даже отбросив все это в сторону, они все — таки должны были проявить какую — то меру доброго интереса, хотя, может быть, и считали меня «одним из меньших братьев Христа» (Смотрите Матфея 25:40). Я не думаю, что такое равнодушие началось с этих людей. У него был другой источник. Письмо было вполне типичным.
Моя жена уже сообщила по телефону старейшине Френчу, что в субботу мы ждем гостей из другого штата, и у нас не будет возможности с ними связаться или изменить наши планы.
В следующий понедельник, 23 ноября, я вновь написал, выражая свое огорчение по поводу того, как поспешно и неосмотрительно действовал правовой комитет.
В тот же день позвонил старейшина Френч, сообщив, что правовой комитет соберется через два дня, в среду вечером (25 ноября) и вынесет свое решение, даже если я не буду присутствовать. Я подумал, что нет смысла отправлять им письмо, которое я написал раньше. Казалось, они были в ужасной спешке, «спешили судить». Я лично не думал, что это была их собственная инициатива. Как впоследствии признал председатель комитета, они поддерживали связь с представителем Общества, районным надзирателем Уэсли Беннером. Многие их выражения и настроения удивительно повторяли те, которые он проявил у меня дома. Он, в свою очередь, почти наверняка поддерживал связь с отделом служения бруклинской штаб — квартиры, а этот отдел — вне всякого сомнения — общался с Руководящим советом. Это не является чем — то необычным; как правило, все так и происходит. Применяемые методы не удивляли, они просто приводили меня в подавленное состояние.
Когда наступила среда (25 ноября), я решил пойти на это заседание (которое, по словам старейшины Френча, должно было состояться «в среду вечером»), чтобы меня не судили в мое отсутствие. Днем я позвонил домой одному из членов комитета, чтобы уточнить время. Его жена сказала, что он уже уехал в Зал Царства. Я позвонил туда и узнал, что встреча должна состояться днем — очевидно, «вечером» означало для комиссии любое время после трех часов дня. Я сказал им, что не понял их, что мне не сообщили определенного времени, и спросил, нельзя ли отложить заседание на 6 часов вечера. Они согласились.
Еще
После того, как он ушел, комиссия открыла заседание и вызвала свидетелей. Их было двое: Дэн Грегерсон и миссис Роберт Дэли.
Дэн говорил первым. Он сказал, что видел меня в ресторане Вестерн Стейк Хаус вместе с Питером Грегерсоном (и нашими женами). Это было основное содержание его свидетельства. Когда я спросил его, когда это было, он признал, что это было летом, а значит, до выхода в свет «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года, где появились новые правила, гласящие о том, что к вышедшим из организации нужно относиться так же, как к лишенным общения. Я сказал комиссии, что, если только они не верят, что законы имеют обратную силу, свидетельство Дэна является недействительным.
Затем попросили свидетельницу представить ее данные. Она рассказала, в основном, о том же, что и Дэн, за исключением того, что это произошло уже после выхода Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года.
Я с готовностью признал, что действительно обедал с Питером в указанное ею время. Я также спросил, обедали ли они с мужем (старейшиной Ист — Гадсденского собрания) с Питером (однажды Питер зашел в кафетерий Моррисона и оказался в очереди прямо за старейшиной Дэли и его женой. Поскольку раньше Дэли был отчимом Питера, женившись на матери Питера после смерти его отца, Питер заговорил с ним. Дэли пригласил Питера сесть вместе с ними, и они втроем беседовали в течение всего обеда. Это тоже произошло после опубликования «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года).
Услышав это, свидетельница разволновалась и сказала, что это так, но впоследствии она сказала некоторым «сестрам», что знает, как это нехорошо и что больше этого не повторится (позднее, после слушания я рассказал об этом Питеру, и он заметил: «Но они дважды со мной обедали! Я еще как — то зашел в кафетерий Моррисона, они уже сидели за столиком, увидели меня, помахали и пригласили подсесть к ним». Свидетельница ничего не рассказала об этой второй встрече, о которой мне во время слушания не было известно).
Это и было сущностью «показаний» против меня. Свидетели ушли.
Тогда правовой комитет начал спрашивать меня о моем отношении к материалу «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года. Я спросил, почему они не хотели дождаться, пока я получу ответ на свой запрос в Руководящий совет, написанный 5 ноября. Председатель Теотис Френч положил руку на номер «Сторожевой башни» за 15 сентября и сказал: «Вот весь авторитет, который нам нужен».
Я спросил, неужели они не чувствовали бы себя более уверенно, если бы их точка зрения была подтверждена Руководящим советом. Он повторил, что «им приходилось руководствоваться тем, что опубликовано и что «в любом случае, они позвонили в Бруклин по этому вопросу». О подобном звонке я слышал впервые. Очевидно, поэтому два дня назад, когда я говорил с председателем комиссии старейшиной Френчем по телефону, он сказал, что совет старейшин «не считает необходимым» ждать, пока Руководящий совет ответит на мое письмо! Они следовали тому же секретному образу действий, которого ранее придерживался Председательский комитет, и, по — видимому, вообще не считали нужным сообщать мне о том, что уже позвонили в бруклинскую штаб — квартиру.