Кризисное обществоведение. Часть первая. Курс лекций
Шрифт:
Евроцентризм утверждает существование лишь одной «правильной» формы демократии — парламентской. Она основана на представительстве главных социальных групп общества через партии, которые конкурируют на выборах («политическом рынке»). Парламент есть форум, на котором партийные фракции ведут торг, согласовывая интересы представленных ими групп и классов. Равновесие политической системы обеспечивается созданием «сдержек и противовесов» — разделением властей и наличием сильной оппозиции. В зрелом виде эта равновесная система приходит к двум партиям примерно равной силы и весьма близким по своим социальным и политическим программам. Эта система процедурно сложна, так что возникает слой профессиональных политиков («политический класс»), представляющих интересы разных классов и групп в парламенте.
В Советах выразился иной тип демократии, они формировались как органы не классово-партийные, а общинно-сословные, в которых многопартийность постепенно вообще исчезла. На уровне государства Советы были новым типом для России, но на уровне самоуправления это был традиционный тип, характерный для аграрной цивилизации, — тип военной, ремесленной и крестьянской демократии доиндустриального общества. Либералы-западники видели в этом архаизацию, даже «азиатизацию» России, возрождение древних форм, лишь прикрытых позднефеодальными и буржуазными наслоениями. В этом нет ничего необычного.
Советы несли в себе идеал прямой, а не представительной демократии. В первое время создаваемые на заводах Советы включали в себя всех рабочих завода, а в деревне Советом считали сельский сход. Советы депутатов, представляющих низовые Советы, для различения называли совдепами.
Впоследствии постепенно и с трудом Советы превращались в представительный орган, но при этом они сохранили соборный принцип формирования. Депутатами Советов становились не профессиональные политики, а люди из «гущи жизни» (в идеале — представители всех социальных групп, областей, национальностей). С точки зрения парламентаризма, такой «подбор» состава Советов выглядит нелепостью; но когда корпус депутатов состоит из тех, кто знает все стороны жизни на личном опыте, риск катастрофических решений гораздо меньше.
В отличие от парламента, где победитель в конфликте интересов выявляется быстро, Совет, озабоченный поиском единства (консенсуса), подходит к вопросу с разных сторон. Это производит впечатление расплывчатости и медлительности («говорильня»). Для тех, кто после 1989 года мог наблюдать параллельно дебаты в Верховном Совете СССР (или РСФСР) и в каком-нибудь западном парламенте, разница казалась ошеломляющей. Дело в том, что парламент ищет решение, как на конкурентном рынке при купле-продаже. Совет же «ищет правду» — лучший баланс всех интересов. Когда «правда найдена», это подтверждается единогласно. Конкретные же решения вырабатывает орган Совета — исполнительный комитет.
В Советской России поначалу выборы в Советы проводились в коллективах предприятий или в общинах деревень, так что голос члена коллектива «весил» больше, чем голос изолированного гражданина. В дальнейшем возник «коллективный голос» народов и национальностей. Народы получили представительство в государстве не как совокупность индивидов, но как целостность (Совет национальностей), а каждый гражданин имел «голос» и как представитель своей национальности, что было даже зафиксировано в личном документе (паспорте).
Риторика Совета с точки зрения парламента кажется абсурдной. Парламентарий, получив мандат от избирателей, далее опирается лишь на свое мнение. Депутат Совета, напротив, подчеркивает, что он — лишь выразитель воли народа. Поэтому часто повторяется фраза: «Наши избиратели ждут…» (этот пережиток сохранился в Госдуме даже через много лет после ликвидации Советской власти). В Советах имелась ритуальная, невыполнимая норма — «наказы избирателей». Депутат не имел права ставить их под сомнение (хотя ясно, что наказы могли быть взаимно несовместимыми).
Советы были порождены политической культурой народов России и выражали эту культуру. Судить их принципы, процедуры и ритуалы по меркам западного парламента нельзя. На практике Советы выработали систему приемов, которые в условиях советского общества были устойчивой и эффективной формой государственности. Как только само это общество дало трещину и стало разрушаться, недееспособными стали и Советы, что в полной мере проявилось уже в 1989-1990 годы.
Каждый инструмент государства эффективен лишь в контексте всей системы в целом. Партия заняла в политической системе особое место, без учета которого не может быть понят и тип Советского государства. Необходимость в независящем от Советов «скелете» государства диктовалась типом общества. В традиционном обществе государство сакрализовано, оно обладает святостью, которая возникает не из сложения голосов граждан, а из благодати («идеи»). В крайнем случае теократического государства эта благодать исходит из божественного откровения. Царская Россия не была теократическим государством, но роль Церкви в легитимации власти была велика. Кризис Церкви, религиозные искания в обществе конца XIX века — начала XX века были важным фактором подрыва легитимности монархии.
Наиболее распространенным вариантом государства традиционного общества является государство идеократическое. В нем источником благодати является набор идеалов, признаваемых за общепринятые и не подвергаемых проверке через выборы. Советская власть была идеократическим государством; идеалы, придающие власти легитимность, выражались на языке «мечты о правде и справедливости». Авторитет государства опирался на небольшое число священных идей.
Н.А. Бердяев даже писал: «Социалистическое государство не есть секулярное государство, это — сакральное государство… Оно походит на авторитарное теократическое государство… Хранителями мессианской "идеи" пролетариата является особенная иерархия — коммунистическая партия, крайне централизованная и обладающая диктаторской властью».
Эта партия имела иной тип, нежели партии гражданского общества, конкурирующие на «политическом рынке». КПСС была особым «постоянно действующим» собором, представляющим все социальные группы и сословия, все национальности и все территориальные единицы. Здесь и происходили согласования интересов, нахождение компромиссов и разрешение или подавление конфликтов — координация всех частей государственной системы. Понятно, что в такой партии не допускалась фракционность, естественная для «классовых» партий.
Советскому государству требовалась авторитетная сила, которая была бы включена во все органы власти и управления и в то же время следовала не местным, а общегосударственным установкам и критериям. Такой силой и была партия, игравшая роль высшего арбитра. Партия, членами которой в разные годы были от 40 до 70% депутатов, соединила Советы в единую государственную систему, связанную как иерархически, так и «по горизонтали». Значение этой связующей роли партии наглядно выявилось в 1990 году, когда эта роль была законодательно изъята из полномочий КПСС.