Кризисное обществоведение. Часть первая. Курс лекций
Шрифт:
Значит, совершенно ложное утверждение можно повторять в одном из ведущих университетов страны даже через 15 лет после начала катастрофического кризиса, созданного с опорой на это утверждение.
Иррациональны и рассуждения о потреблении стали. При том соединении категорий производства и потребления, к которому прибегли авторы книги, читателям внушается ложная мысль фундаментального, общего значения — будто потребление стали, скажем, в 1985 году, равно производству стали в этом же году (даже если отвлечься от импорта и экспорта).
Металл — ресурс исключительно долгоживущий, срок его эксплуатации составляет около ста лет: за год теряется всего 0,5% металлического фонда от коррозии и 0,4-0,5% — от истирания. Отслуживший свой срок в изделиях металл возвращается на переплавку, а оттуда — опять в изделия. Поэтому ставить знак равенства между производством стали в таком-то году и ее потреблением — бессмыслица.
В 1985 году мы потребляли сталь, сваренную из всего чугуна, выплавленного в Российской империи и СССР — за вычетом безвозвратных потерь. Чтобы сравнить действительное потребление стали в СССР и США, авторы должны были бы сообщить величину металлического фонда СССР и США — количество стали, «работающей» в зданиях, сооружениях, машинах двух стран. Сказать об СССР, что «мы потребляли стали вдвое больше, чем США» — ложное утверждение, но ни авторы, ни рецензенты, ни большая часть интеллигенции этого не увидела. Вот где главный симптом кризиса обществоведения того времени.
В экономической науке уже с середины XIX века четко различались понятия «поток» ресурсов и «фонд» или «запас» ресурсов (stock). Годовое производство стали — это прирост запаса, часть «потока», а «потребляем» мы весь действующий в хозяйстве металл. Точно так же, как живем мы в домах, построенных за многие десятилетия, а не только за последний год. Может ли экономист не различать две категории — жилищный фонд в 1990 году и ввод в действие жилья в том же 1990 году?
Обратим теперь внимание на меру: «мы производим и потребляем стали в 1,5-2 раза больше, чем США». Число оказывает на читателя магическое воздействие. Но давайте сбросим с себя очарование цифрой и вникнем в суть.
Бросается в глаза широкий диапазон количественного показателя. Почему такой разброс — верхний предел на треть больше нижнего? Что-что, но статистика производства и потребления стали ведется в цивилизованных странах более века, а регулярно проводившаяся в СССР инвентаризация металлического фонда даже удивляет своей дотошностью. Все строчки в переписи металла даются с точностью до сотых долей процента, и это реальная точность. То же и в других странах. В США учет этих показателей ведут несколько независимых друг от друга организаций, да к тому же за металлическим фондом США тщательно следят их партнеры и конкуренты — например, Японская федерация черной металлургии. Изучение металлического фонда промышленных держав — одна из главных задач экономической разведки. Почему же у Н.П. Шмелева такая неопределенность? Только потому, что определенная мера заставляет использовать определенные понятия, а в этом случае вся конструкция мифа сразу обрушилась бы.
Уберем из утверждения Н.П. Шмелева нюансы и напишем суть: «В СССР стали производили вдвое больше, чем в США, а стальных изделий производили вдвое меньше, чем в США». Вывод: советская промышленность была черной дырой, в которой пропадала сталь, поэтому следует сократить производство стали до уровня США. Рассмотрим сначала логику вывода.
Предположим заведомо невозможное: в силу каких-то причин из болванки стали в СССР действительно производили в четыре раза меньше тех же изделий, что из такой же болванки в США. Например, из болванки весом 500 т в США делали четыре танка, а в СССР — один. Можно ли сказать, что раз мы получаем из одной и той же болванки в четыре раза меньше танков, чем в США, следует уменьшить производство стали и давать на наш танковый завод лишь четвертушку той болванки? Нет, это было бы несусветной глупостью. Из четвертушки болванки мы как раз получили бы не танк, а его четвертушку. Чтобы получить из болванки сначала два, а потом и четыре танка, был только один путь — улучшать инструменты и квалификацию работников — и тогда уже, по мере этого улучшения, урезать количество стали, даваемое заводу. Как мы знаем, реформа в СССР и России свелась не к улучшению технологии, а к сокращению производства металла.
Теперь о достоверности суммарной оценки — о том, что потребление стали у нас якобы было вдвое выше, чем в США, а производство изделий из нее — вдвое меньше. Как такое можно сказать? Только нарушив правила логики. Как говорилось, металлический фонд был почти вдвое меньше, чем в США. Это и было наше потребление стали. Что же касается «изделий», то утверждение авторов не имеет смысла, ибо сталь и не может потребляться иначе как в виде изделий — рельсов, балок, листа и т. д. Все утверждение иррационально, независимо от того, какая его часть ошибочна. Две части не стыкуются между собой.
Если же авторы считают, что в СССР много стали превращалось в отходы при изготовлении изделий, то они ошибаются (не будем предполагать здесь сознательной лжи). Вес металлоизделий, полученных из металла, — один из важных показателей, которые обязательно учитываются статистикой, тем более при инвентаризации металлического фонда. Этот показатель приводится даже в обычных статистических ежегодниках. Легко узнать, что выход изделий из единицы металла в СССР был выше, чем в США. Это происходило именно вследствие нехватки металла в СССР, из-за которой у нас металлический лом собирали для нового оборота почти полностью, а в США — только то, что было экономически выгодно.
В 1970-1980 годы в СССР при изготовлении изделий из черных металлов образовывалось отходов объемом в 22% от потребленного металла, а в 1985-1990 годы — 21%. Следовательно, чтобы в США смогли произвести из тонны стали в четыре раза больше металлоизделий, чем в СССР, американские фабриканты должны были бы суметь из одной тонны стали произвести как минимум 3,2 т металлоизделий. Таким образом, искажение реальности в количественной мере, допущенное авторами-экономистами, граничит с абсурдом.
Н. Шмелев впадает в утопию и считает первой по значимости причиной гипотетического перерасхода металла в СССР нехватку пластмасс: «В машиностроении доля неметаллических конструкционных материалов составляет у нас всего 1-2%, тогда как в США — 15-20% (в Японии к 2000 году эта доля должна составить около 50%)». Такое поклонение чудодейственным технологиям и материалам, которое сродни низкопоклонству, иногда охватывает экономистов. Можно ли себе представить, чтобы наполовину из пластмассы были построены самые тяжелые машины — экскаваторы и башенные краны, корабли и турбины? Академик Ю.В. Яременко так говорил об этой иррациональной вере в пластмассы: «Находились люди, которые писали книги о том, что можно делать станки целиком из пластмасс, включая даже станину. Появление безголовых, но агрессивных технократов — это важный и отчасти трагический момент нашей истории».
Далее авторы вводят еще одну абсурдную меру: «На ту же единицу национального дохода у нас уходит в 2,4 раза больше металла, чем в США». Здесь вводится неопределимая категория: что значит «та же единица национального дохода»? Чему равна эта единица в США и СССР? Понятия эти в хозяйстве СССР и США очень различны, они не имеют смысла, если не объясняется, как одно пересчитывается в другое. В 1989 году читатель понимал под национальным доходом продукт реальной экономики — произведенные товары и услуги, а не движение денег и ценных бумаг. Да, расход металла на одну проданную на бирже акцию невелик. И из-за этого в СССР надо было сократить производство стали?
Сами же Н. Шмелев и В. Попов пишут, что объем промышленной продукции СССР составлял 80% от американского, а продукция сельского хозяйства — 85%. Металлический фонд в СССР был намного меньше, чем в США. Каким же образом «на ту же» единицу национального дохода у нас могло уходить в 2,4 раза больше металла? Металлоемкость продукции в СССР была заведомо ниже, чем в США — намного меньше у нас было сооружений и машин, а это главный фактор металлоемкости производства.
Проще сравнить металлоемкость единицы национального дохода в тех отраслях хозяйства, где имеется однозначно понимаемая абсолютная единица измерения продукта. Например, при сравнении единицы услуг, произведенных на транспорте, есть единица измерения — тонно-километр перевозок; она одинакова и в США, и в СССР, и в Африке. В книге Л.Л. Зусмана читаем: «Использование 1/5 металлического фонда США, содержащейся в железнодорожном транспорте, в 3 раза менее интенсивное, чем в СССР, вызывается в большой мере особенностями капиталистической экономики и приводит к избытку массы металлического фонда железнодорожного транспорта США примерно на 120-150 млн т».