Крокодилова свадьба

Лукьянов Денис Геннадьевич

– Кстати, я знаю, что к тебе любит заглядывать господин Восск. У меня просто совсем нет времени за ним бегать, нужно столько всего сделать. Так вот, передай ему, как зайдет, что я попросил его быть готовым к большому заказу на ароматические свечи.

– А не проще использовать магические фонари?..

– Бальзаме, ну ты-то! А как же аромат и дым

– Ладно-ладно! Насколько большой будет заказ?

– Ну… думаю, штук триста нам хватит. С запасом.

– Триста свечек?! – кутюрье так ошалел, что аж встал. Через секунду он сам не

понял, зачем это сделал, и в недоумении сел обратно. – Триста?! Это же много-премного!

– Ну, с разным ароматом. Апельсиновым и… остальные решим потом. Передай ему, что мы еще уточняем, какие конкретно ароматы. Ладно, время не ждет, Бальзаме! До встречи.

И Честер Чернокниг скрылся в дверном проеме.

А потом вернулся.

– О, и разложи эти люминки как-нибудь аккуратнее, а то какой-то бардак.

Он снова скрылся.

Бальзаме поднялся и вновь подошел к столу, чтобы еще разок в деталях разглядеть чудесные карточки с изображениями.

– И еще, – Честер вернулся, ткнув пальцем в шторы. – Поправь их, а то как-то ассиметрично весят. Будет идеально!

Церемониймейстер послал воздушный поцелуй в сторону штор и снова исчез, оставив брата наедине с нарядами и их изображениями.

Шляпс щелкнул пальцами, и в комнате желтым светом зажглись магические лампы. Первым делом люминограф снял сумку, потом скинул верхнюю одежду и бросил на столик газету. Диафрагм аккуратно вытащил свой светопарат из сумки, отставил в сторону и разложил оставшиеся стеклянные карточки по ящичкам небольшого комода.

Шляпс зашаркал на небольшую кухоньку и, словно бы выполняя все действия машинально, поставил на огонь чайник – красное пламя, которое мужчина зажег спичкой, заискрилось синим. Потоки магии, притягиваемые конфоркой, усилили огонек.

Диафрагм вернулся в гостиную, уселся за стол и развернул газету.

Как же все-таки приятно было жить в собственном доме, а не снимать комнаты у какой-нибудь сумасшедшей старухи, или платить за гостиницу с помешанным хозяином. Пускай комнатки узкие и какие-то кукольные – все равно, свои.

Такая ситуация была, в принципе, во всех домах – узкие фасады не способствуют широким комнатам, этот не тот случай, когда внутри что-то больше, чем снаружи. Зато домишки Хрусталии с лихвой компенсировали это своей высотой —комнаты маленькие и узкие, зато у каждого жителя есть два-три своих этажа, где ютятся такие же крохотные спальни, чердаки, лаборатории ну и все остальное.

Но, опять же, никаких жутких домомучительниц с огромными рыжими котами.

Шляпс развернул городскую газету «Сны наяву» и принялся скользить по статьям. Не то чтобы люминограф старался быстрее прочитать текст и не тратить на это много времени – проблема заключалась в том, что для того, чтобы узнать новости, нужно было именно плавно скользить по тексту, от угла к углу. Иначе можно было утонуть в болоте слов, которые рисовали искрящиеся, парящие образы, но путали до потери пульса. Точнее, до потери мысли.

Главный редактор «Снов наяву» не могла написать даже самую маленькую заметку, не добавив в текст слов, через которые надо пробиваться, имея в руках саблю, а лучше – две. А еще для создания газеты явно пожалели точек. Запятые, превращающие текст в слоеный, но черствый, хоть и ажурный, пирог, захватили предложения окончательно и бесповоротно, даже не обсуждая возможную капитуляцию.

Шляпс прочитал новость про открытие какой-то забегаловки, про новую коллекцию одежды, благо, не от Бальзаме, про выставку какого-то художника с длиннющими усищами и уже дошел до следующей статьи.

Нет, чайник не закипел, как это должно было бы случится. Просто Диафрагм внезапно вспомнил, что уже пару дней не проверял почту. Поэтому мужчина отложил газету на заголовке: «Бархатная свадьба в объятиях ночных оттенков» и вышел на крыльцо.

Выпотрошив почтовый ящик, Шляпс вернулся к столику и распаковал письма. Пара оказалась приглашениями на выставки, концерты и показы, одно – признанием в любви, написанным с кучей грамматических ошибок, а вот третье…

– Так, вот это хоть что-то полезное, – пробубнил себе под нос люминограф, распаковывая письмо.

Внутри конверта оказалось приглашение на съемку премьеры в главном театре Хрусталии, за которую предлагали очень даже неплохие деньги. Шляпс вовсе не был жадиной и не думал только о заработке – но от выгодных предложений никто не отказывается.

Диафрагм посмотрел на дату отправления – два дня назад. А потом на дату и время самой премьеры.

И тут же подскочил.

– Ну конечно же! – взвыл он, хватая светопарат и запихивая в кожаную сумку. – Премьера обязательно должна быть сегодня и обязательно через какие-то там полчаса!

С грохотом вытащив из ящика стеклянные карточки и баночки с порошком, Шляпс набросил на себя верхнюю одежду, накинул головной убор и выбежал вон.

Потом с громким и неразборчивым ругательством вернулся, снял чайник с конфорки, погасил огонь, щелчком пальцев выключил свет и ринулся прочь.

Перспектива очередной пробежки, которые он так ненавидел, Диафрагма Шляпса ни разу не радовала.

День, как люминограф догадался, точно не задался. Но то ли еще будет.

По блестящим серебряным тарелочкам прыгали солнечные зайчики, которые, в отличие от обычных зайцев, цели этих плясок не знали. Блики скакали от одного блюдца к другому, совершенно непонятно зачем, и веселой каруселью отражались на стенах обеденного зала.

Эти ненормальные недо-зайцы из солнечных лучей падали на щеки Крокодилы, задумчиво сидевшей за столом.

– Маааам, я дома! – в дверях показалась молодая девушка со светлыми кудряшками чуть выше плеч.

– Ох, Октава, дорогая! – хозяйка дома оторвалась от точки в пространстве, которую почему-то до этого считала невероятно интересной, и повернулась к дочери. – Как твои дела? Как погуляла со своим…

– Мама, прекрати! – отрезала Октава Крокодила, с удивлением разглядывая аккуратно расставленный сервиз. – Ты что, решила сама расставить тарелки к еде? У нас что, будут гости?