Крокодилыч
Шрифт:
Досмотрев бокс, Асик подумал, что в школе за такое мордобитие вызвали бы милицию. И без всякой задней мысли поинтересовался у бабушки, которая лепила на завтра пельмени:
– Ты боксом когда-нибудь занималась?
– С твоим отцом, что ли?
– начала уточнять она.
В субботу Асик уходил в школу, а папа с другими охотниками был уже в лесу. Вернулся он вечером, обветренный, возбужденный и радостный. Поставил в угол ружье, скинул громадный, тяжелый рюкзак, вернулся на лестницу и внес разлапистый куст, который занял полпередней. Присмотревшись,
– Лось был красавец, - сообщил папа.
– Я свалил его одним выстрелом.
– Красавца-то жалко, - заметил Асик.
– Так ведь зверь, - улыбнулся папа.
– Он на тебя напал?
– понял Асик, почему папа был вынужден стрелять в красавца.
– Да нет, я сам на него напал.
– Тогда ты зверь, - насупился сын. Папа рассмеялся и показал на рюкзак:
– Мясо-то нужно.
– Колбасой бы обошлись, - все-таки не согласился Асик и пошел на кухню, потому что в передней запахло мясом, порохом и кровью.
Бабушка чистила рыбу. Асик молча посидел рядом и неохотно сообщил:
– Папа с охоты вернулся.
– Зайчишку хоть застрелил?
– Он любит стрелять лосей, - объяснил Асик.
– Он не лосей любит стрелять, - оживилась бабушка.
– Он меня бы с удовольствием застрелил.
Асик посмотрел ей в лицо: не шутит? Но он еще не был психологом, поэтому ничего, кроме рыбьей чешуи, на ее щеках не увидел. Асик вздохнул и логично возразил:
– Он же в тебя не стреляет.
– А знаешь почему?
– Бабушка бросила рыбу и подбоченилась.
– Патрон жалеет?
– предположил Асик.
– Потому что ему не дают на отстрел меня лицензию!
В воскресенье второй класс ходил в ТЮЗ - смотрели про Волка и Красную Шапочку. Когда Волк стал подкрадываться к Красной Шапочке, учительница ребятам зашептала:
– Сейчас он ее съест. Не пугайтесв, не бледнейте и не вскрикивайте…
Волк зарычал, заворочал глазами, защелкал зубами и облизнулся перед прыжком…
– Боже, какой наивняк!
– сказал Асик и расхохотался на весь зал.
КОФЕ
Когда утром мне не хочется вставать, жена прибегает, по ее мнению, к магическим словам:
– Вставай, кофе уже сварен.
Я встаю, изображая плотоядную улыбку. И пью эту черную, горькую и чуть кисловатую жидкость, шумно отдуваясь, - это якобы вдыхаю аромат. Чашечки маленькие, кукольные, а зубы у меня металлические, поэтому пью осторожно, в одно касание, и не дай бог, клацнуть по старинному фарфору.
– Божественно, - сообщаю я жене и для подтверждения глажу себя по желудку, в котором сразу начинается изжога.
– Вечером сварю еще, - обнадеживает жена, закрывая за мной дверь.
– Погуще
В мастерской изжога разыгрывается сильней, и я думаю, что зря нет моды кофе закусывать. Например, селедкой или огурчиком.
Без четверти два ко мне подходит Валентина и сообщает:
– Сегодня ваша очередь варить кофе.
– О!
– восклицаю я, загораясь якобы радостью: кофеварение в нашей мастерской считается торжественным обрядом.
Почему, интересно, чай кипятят, а кофе варят? Это же не суп и не сталь.
Хотя нас всего четыре человека, кофе кипятится, то есть варится, в пузатом полуведерном чайнике. Причем по-арабски. Это значит, что чайник дважды ставится на огонь. Всыпав кофе в бурлящий кипяток и оглядевшись, я опускаю в чайник небольшой кусок сухого клея. Безвредный, сделан из копыт.
Кстати, почему кофе «он»? Какао же «оно». Интересно, как это объясняют филологи?
Мы садимся за маленький столик, и каждый наливает себе по громадной чашке.
– Натуральный, - говорит Валентина: она это каждый день говорит.
– Свежепромолотый, - поддерживает Севка, прикидываясь гурманом, хотя однажды на моих глазах после ананаса слопал целую селедку.
– Потому что и без молока и без сахара, - добавляет Клавдия Ивановна, хлебая импортный напиток, как суп.
– Его бы через соломинку, - замечаю я, потому что наступила и моя очередь сказать.
– Сейчас все пьют кофе, - пошла по второму кругу Валентина.
– Сегодня особенно густой, - восхищается Севка и бегает пальцами по чашке, пытаясь их отлепить.
– Какой аромат!
– Клавдия Ивановна дергает носом, потому что кофе сильно пахнет студнем из копыт.
– А вы знаете, что собираются выпускать растворимый чай?
– сообщает Валентина именно мне, как самому немодному.
– Не хватает только растворимого мяса, - нелюбезно бурчу я.
– Растворимое мясо есть, - без тени улыбки разъясняет Клавдия Ивановна.
– Оно называется «бульонные кубики».
Мы заканчиваем кофепитие. Валентина начинает мыть чашки, недоуменно рассматривая их на свет: кофе вступил в реакцию с клеем, образовав что-то вроде коричневого полиэтилена, который намертво осел на фаянс. Валентина еще долго скоблит чашки ножом.
После работы я иду к приятелю. Его жена усаживает меня в кресло и задушевно радует:
– Сейчас угощу вас кофе.
– Молотым?
– как можно заинтересованнее спрашиваю я.
– Неужели зернами?
– удивляется жена приятеля.
– Я хотел спросить: свежеобмолоченным?
– Неужели прошлогодним?
– теперь удивляется сам приятель.
– Вернее натуральным?
– пытаюсь уточнить я.
– В смысле без гущи или без осадка?… В общем, с молоком или без сахара? Точнее, угостите кофе, а не каким-нибудь там киселем?