Крокодилыч
Шрифт:
– Мне кажется, - Почечут заговорил официальнее, - бросить практическую работу и заняться преподаванием вас заставляют какие-то обстоятельства.
– Здоровье, - честно признался я.
– А что с вами?
– спросил он текстом, но
– Я сорвался с опоры в реку. Минус сорок два… в тени.
– Не пойму: это было летом или зимой?
– Конечно, зимой - минус же.
– А при чем здесь тень?
– На солнце было минус сорок, потеплее.
– Ну и как же?
– Меня Гремяко спас, бросился в поток.
– Кто такой Гремяко?
– Прораб. Но он без степени.
Кожа на лбу опять дрогнула. Но теперь она сдвинулась вниз, к глазам. Его полиметаллическая фигура стала чуть напряженнее. Он увидел перед собой не только человека без степени, но и человека, который не ценил ее у других. Я был для него агентом оттуда, из жизни, где он никогда не был и не собирался быть. Моя педагогическая судьба была решена, ибо самодовольные люди иронии не прощают.
– У меня есть две книги, - запоздало и сердито сообщил я.
Одна очерковая - о Сибири и сибиряках, о милых моему сердцу жарках и кедрах. Вторая по специальности - о милых
– Знаю, - почти ласково сказал Почечут, - но по новым правилам к защите принимаются только диссертации.
– Умные правила, - тоже ласково восхитился я.
А ведь нужно было сказать не это. «Борис Михалыч - мы одногодки - вы уже доктор - я простой инженер - как вам удалось - буду тянуться - помогите - вы уже доктор - мы одногодки - Борис Михалыч - о!»
Но я молчал, как затвердевший бетон. А его ждал кофе. Он закрыл мое личное дело и сожалеюще вздохнул. Вопрос, тот главный вопрос, который мне так хотелось ему задать, никак не шел в голову. Почечут, видимо, заметил мое напряжение и ждал. Но того вопроса не было. Тогда я вспомнил другой, отодвинулся и посмотрел на его ботинки. Заведующий кафедрой быстренько убрал ноги под стул…
– А, правда, что вы носите платформы?
– спросил я и добродушно добавил: - Для авторитета?