Кронос
Шрифт:
— И что же дальше? Видение? Я смогу списать это на галлюцинацию, вызванную моим состоянием. То же и с голосом. И вообще — чем еще можно удивить меня после того, как я провела почти пять дней внутри этой отвратительной рыбины? И какой в этом смысл? Я нахожусь здесь уже дольше, чем Твой Иона! Как это он ухитрился обойтись всего тремя днями?
«Ты упрямая».
Мысль появилась и тут же исчезла, но Джиона пренебрежительно скривилась. Последние несколько месяцев она регулярно вела подобные мысленные беседы. Они вошли в привычку, когда предстояло принять важное решение. Она знала: другим это покажется странным, но для нее было абсолютно естественным мыслительным процессом. Впрочем, Джиона никогда никому не рассказывала об этих спорах с самой собою из-за боязни, что ее сочтут ненормальной. Джиона — активистка-шизофреничка. Можно представить, как бы на нее посмотрели, когда она в следующий раз станет подавать в сенат штата Нью-Гэмпшир петицию о запрете наркотиков. Да она зашла дальше, скажут они, чем все эти наркоманы, о которых она так печется!
— А как мне не быть упрямой, если Ты так и не сказал, что я должна сделать? Пошли мне ангела или заговори из горящего куста — и я, быть может, переменю свою точку зрения.
«Или чудовище?»
— Да что угодно! От фактов никуда не уйдешь. Меня проглотил заживо настоящий монстр, я сижу здесь как дура в ожидании какого-то откровения, и ни Бог, ни кто-либо другой ни хрена не говорят, что мне надо сделать. Самый настоящий тупизм!
«Может быть, ты просто не слушаешь?»
Джиона начала сердиться. Та часть ее мозга, что исполняла роль адвоката дьявола, могла порой быть действительно невыносимой.
На некоторое время Джиона отрешилась от всего, сосредоточившись на равномерном движении гигантской артерии — вверх-вниз, вверх-вниз. Затем начала систематизировать выводы, полученные в ходе диалога со своим вторым «я».
— Итак, первое: Бога таки не существует. Второе: это просто очень редкое морское животное, из-за которого и возник миф об Ионе. Третье: Бог, которого не существует, ни шиша мне тем самым и не велел.
«Нет, велел».
«Заткнись! Заткнись! Заткнись!»
Случалось, что Джионе было нелегко успокоить внутренний голос, когда он прорывался в ее сознание. Вот и сейчас он предпринимал все, чтобы быть услышанным.
У Джионы перехватило дыхание. В этот раз, кажется, все было несколько по-другому. Хотя за последние месяцы она часто вела с собой дискуссии, никогда внутренний голос не говорил от первого лица.
Может, она и вправду шизофреничка? Джиона решила проверить внутренний голос. Понять: то ли у нее просто глюки из-за нервного перенапряжения или же это действительно случай раздвоения личности.
— Кто ты? — спросила она.
«Свет».
— Это не имеет смысла, — произнесла Джиона. И тотчас же поняла: имеет.
Примерно неделю назад она как раз прочитала статью, в которой говорилось, что помимо молекул, атомов и электронов существует еще свет. В конце концов все обращается в свет. В энергию. В силу.
Джиона понимала, что сходит с ума. Внутренний голос теперь верил, что существо, в котором она оказалась, ни много ни мало, сам Господь Бог. Нет, она определенно свихнулась. Оставалась лишь надежда, что, если ей удастся когда-нибудь выбраться отсюда, наваждение пройдет.
Когда Джиона осознала истину, желудок не выдержал. Она согнулась пополам, и ее обильно вырвало. Во рту появился резкий привкус рыбьих потрохов и блевотины.
Ее вырвало еще раз и еще. В перерывах между приступами она горько рыдала. Память услужливо подбрасывала мельчайшие детали тех споров, которые Джиона вела со своим внутренним голосом, по сути — сама с собой, последние несколько месяцев. Он просил сделать кое-что. Просил снова и снова, но она каждый раз сопротивлялась, боролась, не верила. Это ведь всего лишь ее внутренний монолог, личный адвокат дьявола, разве нет?
«Нет».
Наконец Джиона вновь обрела способность мыслить ясно и четко. Одно из двух: либо у нее капитально съехала крыша, либо на протяжении последних месяцев она получала указания непосредственно от Господа Бога и успешно их игнорировала. Хоть первое предположение казалось более вероятным, Джионе не больно-то улыбалось считать себя сумасшедшей. Поэтому она решила, хоть на мгновение, поверить, что голос, говоривший с ней, принадлежит Богу.
— Ну хорошо, предположим, что я поверила. Поверила, что Ты знаешь будущее. Ты знаешь, что произойдет, и по каким-то причинам хочешь, чтобы или я, или отец сделали то, что Ты мне велишь. Правильно?
Ответа не последовало. Впрочем, Джиона знала его и так. С первого раза, когда она услышала внутренний голос, он настойчиво сводил все к одной теме.
— Хорошо. Теперь все о'кей? Ты удовлетворен? Я скажу папе, что не хочу переезжать, но ведь это ничего не изменит. Да и как скажу, если я торчу здесь! И дом уже продан, Ты не забыл? Мы так и так должны переезжать. Поэтому все это, — она обвела рукой полость, в которой находилась, — несколько чересчур. Несколько запоздало.
Она насупилась.
— Но я ему скажу.
Джиона закрыла глаза и тяжело вздохнула. Она больше не могла. Ей нечего было сказать голосу, и слышать его больше она тоже не хотела. Она просто сидела, прислушиваясь к биению гигантского сердца, которое оказывало почти гипнотическое воздействие, постепенно уводя ее в долину сна.
Пам-пам, пам-пам, пам-пам. БАХ!
Джиона резко выпрямилась, мышцы напряглись. Мозг лихорадочно заработал. На них снова напали. Плоть, окружавшая ее, задрожала. Существу было больно, Джиона прямо-таки ощущала его боль. С внезапностью, неожиданной для нее самой, Джиону посетило совершенно новое чувство — сострадание. Она легла на живот и стала бить ладонями влажную плоть, прикрикивая:
— Вперед! Вперед! Давай же!
Она погоняла гигантское существо, словно лошадь, и было ли то совпадением, или оно и вправду услышало призыв, но оно подчинилось.
Пришли в движение невидимые мышцы, и стены из плоти сомкнулись, а волнообразные движения превратились в учащенное биение, наполняясь энергией. Джиона не сопротивлялась, когда грудь ее сдавило и она лишилась возможности пошевельнуться. Как и в предыдущий раз, дышать стало тяжело, а перед глазами заплясали разноцветные пятна. Она понимала, что скоро потеряет сознание, но знала, что монстр защитит ее.
«Вперед! — мысленно пожелала ему Джиона. — Сражайся!»
51
На борту «Титана»
В кратчайший миг Аттикус увидел все, что вокруг творилось: черный вертолет на фоне синего неба; огромную пушку, готовую к стрельбе; экран сонара, на котором видно было дно океана под «Титаном»; Римуса, стоящего над неподвижными телами Андреа и О'Ши, и посиневшее лицо Тревора, перекошенное от страха.
Но Аттикус ничего не мог сделать. Он отпустил Тревора, и тот кулем повалился на пол, где начал извиваться, жадно глотая воздух. Наконец легкие его наполнились, корчи прекратились, и он некоторое время просто лежал на спине, ровно дыша. Затем поднялся на ноги, оправил рубашку и улыбнулся: