Крошка Черити
Шрифт:
Черри подняла свои большие глаза, полные благодарных слез, и прошептала:
– Благодарю вас. Мне так… неловко!..
Виконт, с удовлетворением наблюдавший за этой сценой, переключил свое внимание на брата и требовательно поинтересовался:
– Бога ради, Саймон, что это ты на себя нацепил?
Генриетта смеющимся тоном бросила через плечо:
– Я же говорила, Саймон, Дес содрогнется при виде тебя!
Юный мистер Каррингтон, большой франт и любитель порисоваться, обладавший фигурой и ростом, которые позволяли следовать самой экстравагантной моде и при этом не выглядеть гротескно, видимо, на этот раз решил перещеголять своего старшего брата, известного своей элегантностью. Саймон
– Это, Дес, последний писк моды, как следовало бы тебе знать, не будь ты таким отсталым! – Он выставил ногу вперед, давая возможность полюбоваться пышными складками, украшавшими его нижние конечности. – Стиль Питершема, мой мальчик!
– Это-то я понял! – пробормотал виконт. С помощью монокля он пристально оглядел брата от каблуков до исключительно высоко вздернутых уголков воротничка, стоявшего торчком сзади. Рукава, присобранные и основательно подбитые в плечах, застегивались на бесчисленное количество пуговиц, но ближайшие к запястью оставались небрежно расстегнутыми; на шее красовался очень широкий полосатый галстук. Виконт, изучив все это великолепие, пожал плечами и, опустив монокль, поинтересовался:
– И у тебя хватило наглости усесться за стол леди Силвердейл в таком виде, каналья?
– Но, Дес, она меня пригласила! – воскликнул Саймон, глубоко задетый. – Ей понравился мой великолепный костюм, правда, Хетта?
– По-моему, она просто утратила дар речи, – отозвалась Генриетта. – А когда оправилась от потрясения, ты обрушил на нее столько лести – больше, чем я удостоилась за целый год! – что ей пришлось пригласить тебя обедать.
– Не может быть! – возразил Саймон. – Целый год – неужели мы так долго не виделись!
Она рассмеялась и отвернулась от него, глядя на Черри, прислушивавшуюся к этой перепалке с понимающим выражением, лица и огоньком в глазах. Мисс Силвердейл признала в душе, что Дес нисколько не преувеличил, назвав эту девушку трогательной малышкой, и ее сердце невольно дрогнуло, когда она спросила себя, не увлекся ли он больше, чем ему самому кажется? Распознав в этом недобрый знак ревности со стороны той, которую никогда не находили ни малышкой, ни трогательной – не считая ранней юности, ни хорошенькой, она подавила в себе неправедные чувства и, улыбаясь, взяла Черри за руку:
– Я должна представить вас моей матери, но вы наверняка хотели бы сперва снять шляпку и плащ, поэтому я забираю вас в свою комнату, а Десфорд тем временем отправится к леди Силвердейл и объяснит ей, как вышло, что вы попали в наш дом и теперь доставите нам удовольствие, немного погостив в Инглхерсте. Ты зайдешь матушку в гостиной, Дес!
Он кивнул и последовал бы сразу же за ней к выходу из салона, если б Саймон не задержал его, спросив, намерен ли брат ночевать в Вулвершеме.
– Нет, я вернусь в Лондон, – ответил виконт. – Но я хочу поговорить с тобой перед отъездом, поэтому не уезжай, пока я не вернусь!
– Уверен, что хочешь! – проницательно ухмыльнулся Саймон. – Я подожду.
Виконт метнул в него убийственный взгляд и отправился испытывать силу своего обаяния на леди Силвердейл.
Десфорд застал миледи за вышиванием алтарного покрова, но когда он вошел, она сразу же отложила пяльцы и, протягивая ему свою пухлую руку, сладким голосом произнесла:
– Дорогой Эшли!
Он поцеловал ее руку, немного задержав в своей, и решительно приступил к осуществлению своего замысла.
– Дорогая леди Силвердейл! – начал он. – Не сочтите меня отвратительно назойливым, но как вам удается выглядеть все моложе и очаровательней с каждой
Если б миледи хоть немного тревожилась о том, чтобы не выглядеть смешно, ей следовало бы рассердиться, но она только легонько шлепнула Десфорда по руке с игривым возгласом:
– Льстец!
– О нет! – возразил он. – Я никогда не льщу!
– Ах, что за плут! – вздохнула миледи.
Он отверг и это обвинение, и возражение было принято благосклонно – действительно, в девичестве миледи была необыкновенно хороша. Время и праздный образ жизни губительно отразились на ее фигуре, но она сохранила остатки былой красоты, особенно когда сообразила, что высокие слоеные воротники превосходно скрывают округлость второго подбородка. За время своего вдовства леди Силвердейл достигла габаритов, которые неприятно поразили бы покойного сэра Джона и вряд ли вдохновили другого искателя счастья. Вдове нечем себя занять, и большую часть привязанности, на которую была способна леди Силвердейл, она обрушила на своего единственного сына. Со стороны могло бы показаться, что она радостно обожает обоих своих детей, но тот, кто имел возможность наблюдать миледи близко, знал, что, при искренней любви к Чарли, она питает лишь некоторую привязанность к Генриетте.
Виконт относился к числу близких вдове людей, поэтому, не теряя времени, приступил к сочувственным расспросам о здоровье Чарли и терпеливо выслушал описание увечий, от которых страдал достойный молодой человек, и нервного потрясения, вызванного несчастным случаем. Конечно, такие раны могли бы повлечь за собой самые страшные последствия, не будь он усмирен и помещен в кровать до тех пор, когда доктор Фостон разрешит ему встать. Так как среди немногих тем, вызывавших интерес миледи, кроме болезней, был также разлад между теми, кто страдает от физических и моральных напастей, и всеми прочими, виконту пришлось выслушать также перечисление спазмов и приступов, перенесенных миледи, с той минуты, как на ее глазах израненное тело сына внесли в дом на носилках.
– Я немедленно упала в обморок, потому что подумала, что он мертв! – выразительно произнесла она. – Правда, все решили, что это я умерла, потому что страшно долго не могли привести меня в чувство, и потом, знаете ли, я была так взволнована, что не могла поверить, когда Хетта убеждала меня, что Чарли жив, только сильно изранен. Я очень слаба с того самого момента, и доктору Фостону пришлось назначить мне сердечные капли, кроме валерианы для моих истерзанных нервов.
Виконт пространно похвалил силу духа, проявленную миледи в этом страшном испытании, и наконец счел возможным переключиться на свое дело. Он сделал это очень ловко, но склонить леди Силвердейл к его просьбе оказалось нелегко. Дело затруднилось еще больше, когда он сказал, что Черри – внучка лорда Неттлкумба. Миледи воскликнула, что решительно не желает иметь дела ни с одним представителем этого семейства. Он искренне осветил:
– Трудно винить вас в этом, мэм, а кто бы хотел иметь с ними дело? Но ваше доброе сердце не может не отозваться на несчастье бедного ребенка! Если ее отец не умер, то просто позабыл о ней – и оставил ее без гроша! Последние годы она жила у родственников матери, которые скверно обращались с ней. Так скверно, по правде говоря, что она решилась просить убежища у деда до того времени, когда сумеет найти место в приличном доме. Ну, а так как я тогда был в Хэйзелфилде, тетушка захотела, чтобы она поехала в Лондон со мной и была передана под опеку старого Неттлкумба. Вы можете представить мое положение, когда мы приехали на Албемарл-стрит и нашли дом запертым и никто из соседей не смог подсказать, где сейчас его светлость! Я не знал, что мне делать с бедной девочкой, пока не вспомнил о вас, мэм!