Кровь Асахейма
Шрифт:
Ингвар ощутил, как начинают слабеть руки. Космический Волк сжал зубы и отступил, глядя, как клинок его меча вибрирует от напряжения. Ему пришлось опуститься на колени, руки онемели, все тело дрожало от усилия.
Бальдр сделал нетвердый шаг навстречу боевому брату, затем еще. Из его глаз стекало серебристое пламя и бежало по оплывшим щекам, словно слезы. Взгляд космодесантника был совершенно безумным, изо рта свисали нити слюны.
Силы оставляли Ингвара. Он уже с трудом удерживал рукоять Даусвьера. Бальдр подошел почти вплотную, остановившись в какой-то паре метров. Его перчатки
Ингвар опустился еще ниже. Ранцевый блок брони уперся в камень. Рукоять меча выскальзывала из пальцев под действием смертоносной силы колдовского пламени, давившей на клинок.
— Брат, — снова прошипел космодесантник сквозь сжатые зубы.
На лице Бальдра не отражалось ни намека на узнавание. Он нисколько не походил на того спокойного и приветливого воина, которого Ингвар так рад был увидеть снова, когда вернулся на Фенрис.
«Мы всегда были братьями по оружию, ты и я. И мы снова ими будем».
Внезапно Ингвар вспомнил разговор в комнате с драккаром. Он пронесся перед его внутренним взором, как запись с вид-пиктера.
«На нем есть вюрд. Он защищал меня, и какая-то моя часть теперь живет в нем».
Он отнял одну руку от меча и схватил талисман. В тот же момент, когда поток энергии прорвал защиту клинка, Волк вскинул руку с тотемом перед собой, сунув вороний череп прямо в измученное лицо Бальдра.
Эффект последовал незамедлительно. Поток варп-молний резко иссяк, и комната снова погрузилась во тьму. Запах озона исчез. Клинок Ингвара выпал из разжавшейся руки и бессильно зазвенел на камнях, почерневший и обгоревший.
Космический Волк держал сальскъордур на весу, прямо перед глазами Бальдра. Тот наблюдал за тем, как амулет покачивается и вращается, и на его лице отразилось что-то похожее на узнавание.
— Ну, хоть что-то ты помнишь, — выдавил Ингвар, тяжело дыша.
«Страж духа, фрагмент, остаток чего-то, за что можно зацепиться, защищаясь от прихода Моркаи».
— Он был частью тебя, — сказал он. — Защищал тебя, оберегал от малефикарума. Твоя душа раскалывается без него.
Руна сфорья, вырезанная глубоко в кости тотема, поблескивала в слабом свете. Пустые глазницы вращались и ловили на своей поверхности тусклые красные отблески от полыхавших снаружи пожаров. Бальдр смотрел, не двигаясь. Голова опускалась все ниже. Серебристое пламя угасало, стекая по обезображенной коже и мерцая.
То, что осталось от Бальдра-противника, было нелепо. Кожа, когда-то подтянутая и загорелая, свисала мешками. Глубокие тени залегли под воспаленными глазами. Скопления язв и вскрывшихся нарывов гнездились в каждой складке плоти. Дыхание было слабым и зловонным.
Он пытался что-то сказать. Слезящиеся глаза на секунду встретились со взглядом Ингвара и сразу же метнулись обратно к талисману. Слепая ярость на лице уступила место чему-то еще: замешательству, сосредоточенности, боли.
— Дурные… сны, — прохрипел он дребезжащим голосом.
Космодесантник пошатнулся, потеряв равновесие, и рухнул на колени. Ингвар подхватил его и помог удержаться. Бальдр взглянул на него с трогательной благодарностью. Его лицо, покрытое потеками крови, гноя и слюны, слабо напоминало о том благородном воине, которым он был совсем недавно. Тем не менее это был он, хотя в это и трудно было поверить.
— У меня был ужасный сон, — снова пробормотал он.
Затем его глаза закрылись, а тело обмякло. Ингвар, поддерживая брата, аккуратно опустил его на пол, внимательно наблюдая за Бальдром. Затем Волк отступил и поднял свой меч. Клинок Даусвьера был покрыт толстым слоем копоти, скрывшей защитные руны, выгравированные по всей его длине.
Ингвар привалился к стене, полностью обессиленный. Когда он посмотрел на изуродованное лицо боевого брата, то почувствовал подступающую дурноту. Он снова поднял меч в боевую позицию. Один быстрый удар сделал бы дело. Клинок прошел бы между челюстью и горжетом, рассек яремную вену и вонзился в хребет.
Космодесантник долго неподвижно стоял, тщательно обдумывая ситуацию. Он был измотан и устал от бойни. Устал от того, что не знал, как поступить правильно.
Наконец Ингвар опустил клинок. Бальдр лежал перед ним без сознания. Пожелтевшие и обвисшие щеки колыхались при выдохе.
— Это был не сон, брат, — шепнул Ингвар, надевая оберег на шею Бальдра. Стоило вороньему черепу коснуться брони лежащего космодесантника, как на больном лице появилась слабая улыбка. — К сожалению.
Ингвар снова поднялся на ноги. Его мутило, но он дошел до одного из узких окон. Стекло было давно разбито. Космодесантник облокотился на раму и прислонился головой к каменной стене.
Ему открылся вид на значительный участок нижнего города. Повсюду по-прежнему горели пожары, но звуки битвы теперь, казалось, приблизились. Ингвар видел, как зараженные мутанты бегут по улицам. Но они больше не атаковали: чумное воинство обратилось в бегство.
Космический Волк сощурился, всматриваясь в направлении Врат Игхала, но даже его улучшенные глаза не видели ничего за клубящейся дымкой.
Однако он смог услышать все, что нужно. Он разобрал рев огнеметов и боевые кличи целестинок, крики гвардейцев, пытающихся поддержать боевой дух при виде окружающих их порождений ужаса. Но громче всего звучали проклятия из уст его боевых братьев, перекрывавшие основной шум. Ингвар узнал утробный рев Ольгейра, гиканье Хафлои, скрипучие и яростные возгласы Ёрундура и дикие боевые кличи Гуннлаугура. Не было только голоса Вальтира, но мечник всегда сражался молча.
Звуки, которые издавала охотящаяся стая, пробудили в нем смешанные чувства. С одной стороны, это значило, что враг отступает, — заслуга командующего Волками Гуннлаугура. С другой — его собственный вклад в эту победу был невелик из-за того, что веранги оставил его за бортом и что пришлось отвлечься на охоту другого рода.
Страшнее всего было то, что для Бальдра вскоре настанет время расплаты. Скрывать его состояние больше не получится. Его ждала смерть или нечто похуже.
Ингвар взглянул на неподвижное тело боевого брата. Его дыхание снова стало ровным и более глубоким, чем раньше. Зеленоватый налет вокруг рта и глаз побледнел. Что бы ни завладело телом космодесантника, оно отступило, по крайней мере, на время.