Кровь Асахейма
Шрифт:
Колдун направил глефу на Гуннлаугура, и Волчий Гвардеец почувствовал, как в оружии врага накапливается темная энергия.
Но было уже слишком поздно. Гуннлаугур прыгнул, высоко занеся искрящий плазменными дугами молот. Его огромное тело, с которого все еще стекали потоки кислоты после взрыва цистерны, пролетело по воздуху, и ничто не могло его остановить.
Гуннлаугур обрушил Скулбротсйор на шлем чумного десантника, разбивая зараженный керамит и то, что скрывалось под ним. Колдун пошатнулся от этой атаки. Он попытался размахнуться своей глефой,
Затем в бой вступил Ольгейр, нанося яростные и тяжелые удары обеими закованными в латные перчатки руками, колотя врага в приступе слепого гнева. Он выкрикивал смертные проклятия. Когда великан впадал в такую ярость, его было практически невозможно остановить.
Гуннлаугур снова размахнулся и изо всех сил, как будто забивая сваю, вбил окутанный сполохами энергии боек Скулбротсйора в горло предателя. От этого удара колдун повалился на спину.
Чумной десантник оказался невероятно живучим. Даже после такой атаки он каким-то образом продолжал сражаться. Колдун протянул оставшуюся руку к глефе и, несмотря на град ударов, заскреб пальцами, пытаясь достать оружие.
Вальтир действовал так же четко, как и всегда, перехватывал клинок из одной руки в другую и сближался с врагом, словно танцуя. Он опустил клинок на руку вражеского космодесантника, с легкостью разрубая сухожилия и останавливая отчаянную попытку дотянуться до глефы. Ольгейр схватил колдуна за сломанные ноги и швырнул в сторону Гуннлаугура. Чумной десантник упал перед ним лицом вверх.
Волчьему Гвардейцу осталось нанести последний удар. Он размахнулся молотом в последний раз, с отвращением рассматривая кровавое месиво, которое когда-то было головой его врага. На него смотрела сморщенная масса покрытой бородавками кожи, бледной, как молоко, с кровавыми потеками. Гуннлаугур видел единственный мутный глаз и бессильно болтающиеся остатки челюсти. Кровь, пузырясь, стекала в разбитый горжет из-под рваных клочьев покрытой струпьями кожи.
Предатель попытался заговорить:
— Ты не знаешь…
Гуннлаугур опустил молот, и Скулбротсйор размозжил череп колдуна, разрядившись с громоподобным хлопком. Языки бледного пламени вспыхнули и окутали трех воинов, а затем исчезли с громким звуком и чем-то похожим на порыв штормового ветра.
Тело чумного десантника задрожало, скорчилось в спазме и наконец замерло. Трое Волков отступили от трупа, тяжело дыша и подняв оружие, ожидая какого-нибудь подвоха.
Ничего не произошло. Искалеченное тело предателя лежало на земле, его дыхание угасло, жуткое свечение исчезло.
Гуннлаугур развернулся и подбежал к распростертому телу Бальдра. Он опустился на землю, баюкая голову Охотника.
— Брат, — прошептал он. — Фьольнир. Ответь.
Вальтир присел на корточки рядом с ними. Мечник снял с пояса портативный ауспик и просканировал безвольно лежащего Бальдра.
— Живой, — произнес он, — но в отключке. Красный Сон поглотил его.
Ольгейр, хромая, подошел ближе. Он все еще тяжело дышал, а одна из перчаток раскололась и искрила.
— Что это такое у него на броне? — спросил великан.
Нагрудник и шлем Бальдра покрывала пленка светящейся слизи. Она мерцала в ночной темноте отголоском колдовской бури, выпущенной на волю колдуном. Ольгейр протянул руку, чтобы стереть ее.
— Нет. — Гуннлаугур остановил его, перехватив запястье. Слабое сердцебиение Бальдра было едва различимым. Моркаи кружил поблизости. — Еще рано.
Волчий Гвардеец оглянулся в поисках щенка и увидел, как тот ползет в их сторону. Доспехи Кровавого Когтя обгорели до белизны, и на них не осталось ни шкур, ни талисманов.
Вальтир подошел к нему и, подхватив рукой, помог подняться на ноги.
— Что тут произошло? — поинтересовался он.
Хафлои попытался ответить, но из его рта донеслось только невнятное карканье. Его голова бессильно болталась на шее, а ботинки, волочась, загребали пыль.
Ольгейр двинулся дальше по ущелью, разминая пальцы и ощетинившись в ожидании новой волны насилия.
— Осталось четыре, — пробормотал он мрачно, наблюдая за тем, как уцелевшие цистерны медленно отползают обратно по ущелью, стараясь максимально увеличить дистанцию между собой и Волками.
Их мутировавшая свита отступала вместе с ними, осторожно водя оружием, нервно разглядывая сцену резни, которая перед ними предстала.
— Позволь мне уйти, веранги. Позволь мне уйти и разобраться с ними.
Гуннлаугур проследил за его взглядом. Его инстинкты требовали того же. Холодная злоба окутала его разум, побуждая снова взяться за молот. Они убили колдуна, остались только его слуги, готовые к бойне.
Волчий Гвардеец взглянул на Вальтира, и мечник медленно покачал головой.
Гуннлаугур глубоко и неохотно вздохнул. Вальтир был прав. Бальдр завис между жизнью и смертью, щенок был выведен из строя. Охота закончилась.
— Нет, Тяжелая Рука, — сказал он. В голосе проскакивали нотки разочарования. — Не сейчас.
Он положил голову Бальдра на землю и поднялся на ноги.
В ущелье вокруг них царил полнейший хаос. Множество тел грудами лежали на камнях, разрубленные и истекающие кровью после нападения Волков. Две цистерны с химикатами были уничтожены. То, что осталось от войска врага, торопилось убраться восвояси.
Взгляд Гуннлаугура задержался на трупе чумного десантника. Его останки воняли даже хуже, чем раньше, когда его еще наполняла жизнь. Копошащиеся личинки вывалились из открытой раны на раздробленной грудной клетке. Колдовское пламя погасло, испарившись со смертью хозяина.
— Мы сожжем его геносемя, — холодно произнес Волчий Гвардеец, протягивая руку за своим громовым молотом, — и вернемся. Ольгейр, мы с тобой несем Бальдра. Вальтир возьмет щенка.
Ольгейр начал возражать, но Гуннлаугур проигнорировал его. Он вытащил длинный кинжал из ножен на бедре и подошел к трупу колдуна. Он слышал треск огня и чувствовал запах кипящих химикатов.